Жарим хлебушек

Цзян Чэн до сих пор не понимал, как его втянули в эти отношения. Ещë недавно они обсуждали Вэй Ина и Лань Чжаня, в упор не видящих чувств друг друга, а сейчас его страстно целовали в цзинши Лань Хуаня, развязав дай и распахнув всю его одежду. И это — благородный первый господин Лань? Не похоже. Ох, да, ещё раз так! Откуда тот знает, как ласкать? У Цзян Чэна только что от того, как по его шее широко прошлись языком дернулись колени и его под них подхватили, закинув на талию Лань Хуаня. Нефрит словно слыша его мысли повторил жест с другой стороны, одной рукой сжимая его плоть сквозь ку. Чан, кажется, валялся на полу. Хотя плевать на него, только бы с ним продолжали делать это. Укус слегка отрезвил, но одновременно с этим нагнал возбуждения вниз и Цзян Чэн всхлипнул, толкаясь в чужой пах своим. Кажется, там тоже было твердо… — Лань Хуань, и не стыдно тебе? — Цзян Чэн пока был больше сосредоточен на том, как бы не стонать, нежели на том, что это в целом на него не похоже. — Разве ваши правила допускают подобное обращение с приглашенными учениками? — какого гуя он говорит, как Вэй Ин, он понятия не имел. Как-то не до того было, пока его грудь мяли, а он сам сжимал одной ногой чужую талию. Что ж так хорошо-то? Ему точно никто ничего не подсыпал? Вместо ответа от него отстранились, от чего Цзян Чэн хотел было возмутиться. Но молодой господин Лань развязывал свою лобную ленту, а потом повязал ее ошарашенному наследнику Юньмэна на руку. И пока тот пытался осознать, что произошло, его подтолкнули к кровати, на ходу стягивая одежду слой за слоем, пока не осталось ничего кроме штанов и обуви. — Ты не просто приглашенный ученик. Поэтому допускают. — Лань Хуань впился в сладкие губы партнёра поцелуем, кладя ладонь Цзян Чена на свой пояс, чтобы тот развязал его. Что, разумеется, и было сделано непослушными пальцами. Потому что непорядок — какого гуя он только в ку, а на Нефрите полное облачение, не считая лобной ленты? В поцелуе это возмущение проявилось через укусы, а после с Лань Хуаня скинули халаты и чан, обхватывая руками чужую шею и сердито смотря в чужие глаза. Первый господин Лань улыбался какой-то хищной улыбкой, от которой тело бросало в дрожь. Цзян Чэн сглотнул и не сопротивлялся, когда его повалили на кровать, отодвигая в сторону каменную подушку. По телу пробежались горячие от ци пальцы, напоминая расплавленный воск. Тело было готово предать хозяина, если бы он не был солидарен с ним — этого человека хотелось. Всего. — Ты же понимаешь, что мы не можем жениться? — отдать кому-то ленту — фактически сделать предложение, но Цзян Чэн, как и Лань Хуань, — наследник Ордена и ему нужен наследник. Такой брак не даст детей. В их случае он возможен только если бы они были вдовцами с детьми и в годах — траур по жене не стоило забывать. — Это так важно? Главное, что ты — мой. И теперь знаешь об этом. — почему Цзян Чэн только сейчас узнает о том, что этот оплот благодетели так эгоистичен? — Твой брат любит моего. Больше наследников нет. — нахмурился Ваньинь, но ему запретили развивать эту тему, снова поцеловав и начав массировать плоть сквозь ткань. Все мысли вымело из головы, Цзян Чэн наедине с понимающим и ласкающим его Лань Хуанем превратился в податливый сгусток желания, абсолютно лишенный стыда. Впрочем, его партнёра все устраивало и он стянул с себя и приглашенного ученика обувь, снимая и ку. С обоих. Скоро отбой, а после него Нефрита неимоверно тянуло в сон — привычку не искоренить. Цзян Чэн смотрелся трогательно с распущенными волосами и полностью обнаженным телом. Но стоило посмотреть на его возбуждение в глазах или ниже, как просыпалось желание как следует взять этого человека. И Лань Хуань не собирался отказывать себе в этом удовольствии. Рядом с кроватью стояли две масляные лампы. Одну хозяин комнаты зажёг, а другую открыл и налил на руки прохладную субстанцию, почти сразу прижимая ладонь к чужой груди и размазывая растекающееся масло по телу. Цзян Ваньинь хотел возмутиться таким отношением, но холодное масло на груди только больше распаляло, а нагретые ци пальцы с поражающей ловкостью находили чувствительные места на теле наследника Юньмэна и тот застонал, падая на локти. Сидеть дальше не получалось. А Лань Сичэнь продолжал, пока маслом не было покрыто все тело партнёра, за исключением ложбинки между ягодицами и члена. Их он оставил на сладкое. Собственное возбуждение усиливалось с каждой минутой, потому что Цзян Чэн уже поскуливал от желания. Молодые тела жаждали прикосновений, но самоконтроль не давал обкончаться от одних только ласк. — Делай уже что-нибудь! — потребовал приглашённый ученик, заставляя Сичэня закусить губу и достать еще один флакон масла. Не очень большой, меньше кулака. В нем было лавандовое масло для сна, его не нужно было много. Пальцы окунулись в ёмкость с маслом у лампы и покрыли им флакон, а после стали растягивать Цзян Чэна изнутри. Тот, что удивительно, не возмущался. Напротив, лег грудью на постель и поднял бёдра. Передал власть над собой, не сопротивлялся расслаблению стенок с помощью духовной энергии и постанывал, когда пальцы касались комка нервов. Когда холодный флакон занял место внутри, Цзян Чэн начал возмущаться. Это его не устраивало. Он попробовал встать, но ткань липла к нему, было неудобно вставать, а потом его попытки быстро пресекли, хлестнув ладонью по ягодице. С губ Ваньиня сорвался стон, который стал музыкой для ушей Лань Хуаня. И он продолжил, пока зад не покраснел, не начал гореть сам. Цзян Чэн почти кричал под этими шлепками, попытки дёргаться и поменять место удара пресекали, даже руки зачем-то лентой связали за спиной, дав в нее Лебин. Зачем? Юньмэновец так и не понял, но упорно держался за флейту, дёргаясь и сжимаясь вокруг гуева флакона с маслом лаванды, который так и норовил войти глубже, пока Лань Хуань не связал горлышко и ствол Цзян Чэна. Кончить хотелось безумно. Кричать было уже нечем, но пытка поркой не думала прекращаться, а флакон давил на пучок нервов изнутри, делая тело еще более чувствительным. А потом все резко пропало, заставив приглашённого ученика недовольно заерзать — без флакона стало очень пусто, без порки — неприятно одиноко. — Хуань-гэгэ? — хрипло отозвался Цзян Чэн, желая узнать что происходит. Тело затекло в такой позе, повернуться будет трудно… А потом в него вошёл чужой член, приятно заполняя изнутри, растягивая… Стон Лань Хуаня оказался неожиданностью. Еще большей неожиданностью были вылитые на спину мизерные остатки масла и ласка члена, пока он не излился, сжимаясь вокруг плоти партнёра. Цзян Чэн начал обмякать, но его стали снова возбуждать. Ласкали грудь, соски, искусали все плечи и вылизали грудь с ушками, мяли яички и головку. Как тут не возбудиться снова? Внутри было горячо, заполнено, ягодицы по прежнему горели, их продолжали шлёпать. Лань Хуань активно вбивался в партнёра, не прекращая ласк, от этого и стоны не прекращали раздаваться в комнате. Оба юноши были распалены до невозможности, и от того весь тот час, что следовал до отбоя они провели именно в таком положении. Всë их семя Лань Сичэнь собирал в ёмкость для масла от лампы. К концу его набралось не мало, и Нефриту было приятно видеть последствия их страсти. А особенно то, что их было очень много. Поэтому, когда на него начала резко накатывать усталость, он показал уставшему не меньше Ваньину вещицу, заставляя его покраснеть от стыда. — Вылей, спрячь! — потребовал он, пытаясь лечь удобнее. Само собой, его не послушались, более того, снова шлепнули и поставили на колени, вылили на ягодицы все свидетельство их порока и растерли его по ним, по чужому органу, по бёдрам и животу со спиной. — Ты прекрасен. — первый молодой господин Лань сел на кровати и постарался запечатлеть надолго восхитительный вид усталого, отшлёпанного и как следует взятого Цзян Чэна, покрытого их общим следом порока. Ради такого стоило нарушить запрет ордена и напиться для храбрости. Гневный взгляд направленный на него заставил поторопиться смочить тряпку и вымыть все тело избранника и от невпитавшегося масла, и от семени. И только после этого они смогли лечь рядом. — Ты дурак, Хуань-гэ. — сказал недовольно Цзян Чэн, не чувствующий половины тела. Но на самом деле довольный. И только поэтому он ткнулся носом в его грудь, спокойно засыпая даже раньше, чем Лань Сичэнь. А тот довольно прижал его к себе и, укрыв одним на двоих одеялом, тоже закрыл глаза. Теперь он был уверен в том, что сделал правильный выбор.