Одно целое

Авторская задумка целиком и полностью принадлежит AmaMozart, я только адаптировала сценарий под фанфик, Mon ami, вы гений!

21 век, концерт новой звезды в мире музыки. Высокий блондин в яркой одежде, освещён сотнями прожекторов. Хрупкая фигура, улыбающееся лицо на всех экранах, толпа ликует, но даже крики, аплодисменты и восторг не способны перебить звуки чарующей музыки, которая льется из под пальцев гения. Глубоко за полночь, но отпускать звезду не хочет никто. –Еще, еще, еще!!! –раздаются крики, и свет меняется, из ярко-желтого переходя в пурпурные и синии оттенки. Сцену заволакивает дымом. Полуулыбка на лице, и гений прикрыв глаза опускает пальцы на клавиши... 18 век, Вена Приоткрытая дверь открывала путь в темную комнату, пропитанную, казалось, запахом воска, огня и бумаги. Слабый свет дает лишь несколько свечей, стоящих на столе. Свет вырывает из мрака сотни листов, залитых чернилами. На них причудливым узором чередуются строки, ноты, кляксы и полосы. В центре этого хаоса сидел блондин, своим видом дополняющий общую картину. Высокий, хрупкий, с растрепанными волосами и горящим на щеках румянцем, он напоминал божество, властвующее в своих чертогах. Вот только от парня веяло отчаяньем и болью. –Не то.....–нервный вскрик, и три изящьные полосы яростно перечеркивают все, что было написано. Вздох, и он вновь склоняется над бумагой, и снова линии закрывают узор из нот. –Не могу...не могу....НЕ МОГУ!!! –бумаги отлетают в сторону, а блондин сжимается в комок, держась за голову руками, и вздрагивая всем телом, а после вскидывается и мгновенно оказывается на ногах. Длинные, тонкие пальцы касаются свечи, заставляя пламя испуганно затрепетать. Тихие, осторожные почти неслышные шаги, и вот он уже стоит напротив предмета, который, казалось бы, свет обходил стороной, хотя и не так ярко было в комнате. Пальцы касаются черного бархата, слегка поглаживают, а после одним движением срывают, заставляя взметнуться клубы пыли. Зеркало....огромное, в полтора человеческих роста, единственное во всем доме. Оно выделялось среди всего интерьера своей рамой, выполненной невероятно искусным мастером, и покрытым позолотой. Такому зеркалу, место было в покоях королевы, если бы не то, что зеркало ничего не отражало. Мутное, будто покрытое темной пленкой стекло, казалось отторгало лучи огня, источая ледяной холод, чувствовавшийся даже через одежду. Мужчина ставит свечу на пол, и нежно касается подушечками пальцев стекла, слегка оглаживая, ведет в начале вверх, потом вниз. –Komm zu mir ... bitte ... ich brauche dich, –срывается с губ тихий шёпот, и взгляд опускается в пол, и блондин прижимается лбом к мертвой поверхности, не в силах выносить ожидание. Резкий, холодный, совершенно не живой порыв ветра проносится по комнате, которую наполняет шелест слетевшей со стола бумаги, взметнувшиеся, всего на мгновенье, шторы открывют небо, лишь в далеке которого еще тлеет закатное зарево. Все свечи мгновенно гаснут, без шипения, или хлопка, просто будто они никогда и не горели, даже дым не поднимается вверх, а стекает вниз, будто стараясь скрыться. Зеркало на мгновенье, будто изнутри, покрывается изморозью, а потом..... Говорят, что в свете пламени свечи, находясь в одиночестве, можно увидеть в зеркале совершенно другого человека. Это может быть родственник, друг, и совершенно незнакомый человек. Но того, кто отразился в темном стекле, ни прикаких обстоятельствах нельзя было спутать с Моцартом, там стоял высокий, мужчина лет тридцати пяти – сорока. Черная одежда, прямая, гордая осанка, в руке листы, с написанными на них нотами. Он выглядел, как вполне обычный человек...кроме глаз! Темные, пустые...казалось собирающие в себе весь холод зеркала, такие глаза не могли принадлежать не только человеку, но и просто живому существу. – Sie haben mich wieder angerufen, Herr Mozart?–властный голос, доносившийся отовсюду и неоткуда, в нем смешивалась жестокость, лед, и странный хрип, будто говорили через разорванное горло. - Maestro Salieri! - пальцы парня сжали раму, вцепляясь до боли в пальцах, совершенно не обращая внимания на могильный холод, источаемый ей. Он медленно поднял невидящий взгляд на зеркало, и хрипло прошептал - это конец... –Щенок, я давно говорил, ты бесталанный....совершенно пустой! Когда ты был ребёнком, я твердил тебе каждый день, брось музыку, ты не сможешь прожить на этом. Бездарность! - губы отражения кривятся в презрительной, жестокой улыбке, в ней был сосредоточен целый океан ярости, и не было ни одной капли веселья, казалось, это существо упивалось страданиями молодого Моцарта, впитывая каждую его эмоцию. Вольфганг стоял перед зеркалом неподвижно, глядя мертвым, пустым взглядом, чудилось, что зеркало выпивало из него саму жизнь, оставляя лишь пустоту и мрак. В темной, мрачной комнате, единственным источником света в которой являлось лишь это зеркало, слабо фосфорицирующие холодным светом, с разбросанными по полу бумагами и темными пятнами чернил, напоминающими засохшую кровь, юный композитор казался причудливой статуэткой, выполненной руками умелого, но бузумного автора. Легкий ветерок слегка покачивал шторы, но это лишь добавляло обреченности и понимания: ничего уже не спасти. - Моцарт - хрипло протянул мужчина, но блондин стоял неподвижно и смотрел сквозь композитора, в его пустых глазах отражалась тьма, холодная и жестокая. - Моцарт! - яростный рык, и сильный удар, заставивший зеркало покрыться сетью ветвистых трещин. Моцарт непроизвольно сделал шаг назад, и вскинул голову всматриваясь в стекло. Но оно показывало лишь молодого, усталого блондина, в светлой одежде, и с растрепанными волосами. - Сальери? - отчаянный вопрос, взгляд парня метался по углам зеркала, пытаясь найти хотя бы намек на присутствие Антонио. Но стекло было совершенно безжизненным, только след удара, на внутренней стороне доказывал, что все произошедшее не бред. На глаза музыканта навернулись отчаянные слезы, горло будто сжало глухой болью. Но он лишь стиснул зубы, не позволяя соленым дорожкам стекать по щекам, разворот на каблуках, и опустившись на корточки Амадей собирает ноты, сброшенные на пол. Во только выкинуть из головы произошедшее никак не получалось. Сердце будто сжимали ледяные пальцы, обладатель которых жестоко шептал "пустой", "бездарный" , "глупый". Руки непроизвольно стискивают бумагу, а из приоткрытых губ вырывается:–Сальери прав.... - конечно я прав! - парень вздрагивает, и медленно оборачивается. Маэстро стоял в зеркале, тонкие пальцы держали угольно чёрную свечу, в отблесках которой стекающий воск казался подтеками крови....хотя казался ли? - я всегда прав, мальчик мой! - темные глаза горели безумным огнем, но в этот раз в нем мешались мрачное торжество и предвкущение. –Иди ко мне!–голос...мягкий, совершенно не похожий на ледяной тон Сальери... Моцарт сделал шаг вперед, повинуясь этому чарующему баритону. Последние лучи солнца скрылись за горизонтом и Зальцбург накрыла тьма. Где-то завыл одинокий волк, трава шелестела, круглая луна вышла из-за леса, осветив ночной город белым сиянием. В комнате было душно и жарко, перед зеркалом на коленях стоял молодой музыкант, а над ним в отражении, склонив голову стоял мужчина и слегка улыбался кончиком рта. - нет! - неожиданный крик будто лезвием прошелся по тишине комнаты, безвозвратно уничтожая ее. А парень вскакивает с колен, осматривая зеркало. - ты все врешь! - глаза, полные боли, горели яростным огнем, так не мог смотреть человек, только дикий зверь, загнаный в угол, но отчаянно не желающий сдаваться. Безумный хохот пронзил комнату. Этот хохот оскорблял все живое лишь одним своим существованием, но никто не смог бы сказать, что же именно вызывает такой панический страх. –ахахахаха, нет! Ты бездарность, ничтожество!!! - полуулыбка превратилась в звериный оскал. Но Моцарт даже не шелохнулся. Кипящая в нем ярость требовала выхода, горло будто сдавливал шипастый ошейник, перекрывая доступ кислорода, в глазах темнело и плыли цветные пятна, но блондин держался, силой воли заставляя себя стоять... Композитор вскинул голову, в попытке схватить глоток воздуха, и замер...изображение вновь изменилось. За спиной Маэстро стояла чуть расплывчатая фигура, в белоснежных одеждах. Лицо размывалось не давая возможности разобрать даже то, мужчина это или женщина. Руки Сальери странно вытянуты вперед, и присмотревшись можно разобрать серую, чуть искрящуюся веревку, оплетающую кисти, стягивая их до пурпурных кровоподтеков, на бледной коже. Дрожащие пальцы окрашены алым. Легкий разворот руки, и становится понятно, что в тонких пальцах он сжимает длинный, острый осколок, покрытый паутинкой темно алых подтеков. Вниз срываются кровавые капли, на манжетах тоже проступает кровь, а губы так и кривятся в безумной усмешке. Моцарт опускает взгляд, уже зная, что там увидит...бледная кожа, сейчас напоминала тончайшую бумагу, под кистью неумелого художника, использующего лишь один цвет...алый! Запястья испещрены глубокими порезами, на полу лужи крови, которая причудливым узором оплетает пальцы срываясь вниз. Не в силах стоять блондин сползает по зеркалу, опираясь о него ладонями и прижимаясь лбом. И тут холод сменяется теплом. Сальери сидит в точно такой же позе, сомкнув их руки через зеркало, глядя прямо в глаза юному музыканту. Последнее, что помнил блондин, это непонятное слово, сказанное на рычащем языке. После его поглотила тьма. 21 век Гений открывает глаза, один из которых стремительно чернеет, губы кривятся в ухмылке, а из под пальцев льется не легкая мелодия, а тяжелая, гнетущая музыка, толпа затихает, в шоке от такой перемены, но звезде на это совершенно наплевать, эти звуки выражают все то, что он сейчас чувствует. Одно целое!.... Пальцы не бегают, летают! Кажется, что мелодия идет из души. Звучный, жесткий аккорд завершает произведение, а губы шепчут: –Вечность...так вот, что ты тогда сказал...мы тогда сказали!