Разница поколений

      Мокрый город впустил топчущихся на остановке людей в подъехавший автобус. Полупустой транспорт тронулся, забирая очередную кучку замерзших людей, и унёс гудящую толпу прочь от Данькиного дома.       Невысокий худощавый парнишка присел на заднее сиденье и, повернув голову в сторону окна, следил за мелькающими за ним коробками домов. Сколько человек живет в этих муравейниках? Даня не раз протискивался сквозь заставленную иномарками парковку, прежде чем свернуть в свой двор. Но люди все продолжали приезжать, ходили по головам, но не высовывались. Они топтались на своем клочке земли, не высказывали протестов, а лишь продолжали проглатывать все свое недовольство, запивая его очередным крепким напитком. Лучше уж жить так, дерьмово. Ведь своя шкура всегда дороже каких-то непонятных убеждений. Вот все и молчали. Как молчал и сам Даня.       Возможно, если бы ему показали как надо, указали правильное направление, он бы безоговорочно стал активистом и в первых рядах боролся за такие непонятные для юноши вещи как свобода. Но направить было некому, а сам Даня был далек от этого. Его больше заботило как найти работу, когда тебе нет восемнадцати, да как заклеить кроссовки, которые вот уже второй сезон пора было менять. А разглагольствования про эту свободу с правами человека он не понимал.       Его мать умерла при родах. А отец пил до тех пор, пока не спалил старую комнату в загаженном общежитии, да и помер там же, угорев. Но Даня не сильно расстроился. Тётка оформила опекунство, но пускать к себе отказалась. Мол своих девать некуда, ты уже большой, как-нибудь сам справишься.       Вот Даня и справлялся, и даже, как ему казалось, весьма неплохо. На еду тратил мало, питался макаронами, которые научился готовить давно. Только вот на сигареты денег много уходило, так что не оставалось на новую обувь. Данька мечтал когда-нибудь её всё же сменить, глядя в маршрутке на парня в беленьких модных кроссах, но в итоге только прятал свои ноги под сиденье и дальше отворачивался на проплывающие мимо многоэтажки. И пусть парень был на редкость самостоятельный, но от этого еще более не приспособленный к жизни.       Очередная остановка, и пустое место рядом с Даней занял высокий мужчина.       Его черные волосы начала окроплять седина, но она не портила его вид, а придавала статусности и уверенности. У отца Дани, в своё время, волосы тоже начинали седеть, но всегда были грязными и патлами торчали в разные стороны. И сейчас парню вдруг стало стыдно за свою грязную голову, так что он посильнее натянул на себя шапку и для надёжности прикрыл все капюшоном. Но подсевший к нему мужчина продолжал интересовать Даню, и парень, опустив голову, искоса поглядывал на него. Может виной тому было то, что редко кто вообще подсаживался к Дане в маршрутках, и он привык, что люди, взглянув на него, морщили нос и вставали подальше.       Темное пальто было распахнуто, из-под которого выглядывал дорогой костюм. Дане захотелось дотронуться до такой красивой и притягательной ткани. Ведь он вряд ли сможет позволить себе в своей жизни носить такие вещи, но от этого и хотелось прикоснуться к ним ещё сильнее.       Глубокий взгляд мужчины, прямой нос с едва удлиненным кончиком, узкие сухие губы и резко очерченный подбородок не давали парню отвести взгляд. Даня смотрел на эти завораживающие черты лица, и парня наполняло обидой. Ведь его отец тоже мог так выглядеть! Так почему ему достался спившийся алкоголик, на которого без тошноты смотреть было невозможно? И который бросил парня одного. Будь этот незнакомец его отцом, тогда у Дани была бы совсем другая жизнь. Но ему досталась эта. И он никак не мог понять почему.       Голубые глаза незнакомца уже начали терять свою яркость, но взгляд продолжал оставаться ясным. Парень слишком глубоко погрузился в свои обиды и даже не заметил как начал уже рассматривать маленькие морщинки в уголках этих самых притягательных глаз.       Электронный голос сообщил о следующей остановке, и Даня едва слышно выдохнул, успокаиваясь от того, что мужчина все еще сидит рядом.       Вообще Дане захотелось побыть так подольше. Пофантазировать, будто он знает этого незнакомца. И на очередной остановке они выйдут вместе и пойдут покупать парнишке новые кроссовки. А потом мужчина его обнимет и тихо шепнет на ухо, что теперь все будет хорошо. Ему казалось это невероятным, ведь по возрасту незнакомец был близок к его умершему отцу. Но, несмотря на это, его подтянутое тело выглядело мужественно и сметало прочь все сомнения.       Худые пальцы самого Дани, покрытые мозолями, сминали старенькую ветровку. Словно извиняясь, что он так выглядит. Ведь парень на самом деле был очень аккуратным. Просто вчера слишком устал, вот и не принял душ. И джинсы с дырками — это рабочие, у него есть лучше. Застиранные и давно потерявшие свой первоначальный цвет, но зато целые.       Даня снова перевёл свой взгляд на проплывающий город, боясь быть замеченным и показаться мужчине бескультурным быдлом. Но неожиданно в парне начал зарождаться страх, что его таинственный незнакомец выйдет на следующей остановке и исчезнет из его жизни. И тогда ему не останется ничего, кроме как вернуться в свою реальность и окончательно отпустить такие теплые мечты.       Мысль о том, чтобы попросить номер телефона под любым, самым глупым предлогом, не переставала терзать юный разум. Голос мужчины наверняка низкий и бархатный, таким читают сказки на ночь детям, чтобы они поскорее уснули. Дане не читали сказки, но он был уверен в своих домыслах и хотел лишь убедиться.        Всё же достав старенький телефон из кармана, парень сжал его до белых пятен на выпирающих суставах пальцев. Но какие могут быть предлоги у такого как он к этому взрослому мужчине? И как назло, незнакомец его абсолютно не замечал, не поворачивал головы, не скользил взглядом. Вообще ничего. Дане даже хотелось крикнуть на всю маршрутку, что вот он, тут! Одного мимолётного взгляда ему бы хватило, чтобы понять, что это все реально. Посмотри на него незнакомец, и Данька бы набрался смелости. Наплел бы ему всякой ерунды. Но парень терялся до тех пор, пока мужчина не встал со своего места и не вышел из маршрутки.       Секунды хватило, чтобы Данька смог выбежать сквозь закрывающиеся двери на чужой остановке. Он медленно поплелся следом за мужчиной, боясь подойти, произнести хоть слово. Если бы парня сейчас спросили: «зачем он преследует его?», он бы не смог ответить.        Даня тревожно переминался с ноги на ногу посреди тротуара, пока мужчина останавливался у киоска с сигаретами. А после снова продолжил путь, едва не потеряв свою цель из вида.        Но, тем не менее, долго преследовать у него не вышло. Мужчина резко развернувшись остановился и посмотрел своим ясным взглядом прямо в смущенное лицо и мечущиеся глаза. Несколько неуверенных шагов назад и Данька упёрся спиной в железную ограду. Замешкался, надеясь убежать, но не успел, т.к. рука, обтянутая кожаными перчатками, впилась в локоть. — Ну ладно, что ты хочешь? — голос у мужчины и правда бархатный, гортанный. Он вибрировал где-то на самых низких частотах и долетал до Дани, подтверждая его теорию. — На грабителя Вы, молодой человек, не смахиваете, но и среди моих учеников я Вас не видел, — продолжил незнакомец, не услышав ответа.       Даня растерялся и боялся поднять глаза. Но все же, найдя в себе силы, ответил. — Простите. — и все мысли исчезли из головы.       Он столько всего напридумывал, пока сидел рядом, но разве парень может сказать хоть что-то из этого? — Не за что пока тебе извиняться. И все же мне интересно, почему ты пошел за мной? — мужчина разжал пальцы, а Дане показалось, что он что-то потерял в эту секунду. Если не сейчас, то когда? — Я…я учусь в художественном колледже. Мне понравились ваши черты лица, и я хотел запомнить, чтобы нарисовать. — Даня соврал, особо не надеясь на то, что мужчина поверит. Может хотя бы просто не станет считать свихнувшимся сталкером. — Вот как? Так ты начинающий художник? — голос стал мягче, словно мужчина попытался успокоить парня. И это сработало. — Да. — Даня снова смутился, но уже от собственной лжи, и упёрся взглядом в свои потрепанные кроссовки. — Что ж, в таком случае я не против. Надо помогать молодежи в ее начинаниях. Но у меня сейчас пары начнутся. Может мы обменяемся номерами, а в выходные встретимся, и ты нарисуешь меня?       Даня не мог поверить в то, что его маленькая ложь сработала. Он дрожащими руками протянул мужчине свой телефон. Тоже потрепанный, с разбитым экраном и совершенно пустой внутри. Камера на нём плохая, да и нечего было Дане фотографировать. Наушники сломались месяц назад, на новые он еще не накопил, поэтому и музыку не послушать. Так болтался, необходимый только если позвонят насчет работы. Но прямо сейчас парень был благодарен этой ненужной железяке. Если бы не она, он бы так и не услышал вновь голос незнакомца, а теперь может и увидит его еще хоть раз. — Меня зовут Виктор Васильевич. — Я Данила… Даня. — голос дрожал, но он мысленно списал всё на холод и моросящий по тротуару дождь. — Очень приятно. Надеюсь Вы позволите откланяться, а то боюсь мои студенты сбегут с пары. — Да, конечно! Спасибо! — парень забрал своими замерзшими руками телефон, в очередной раз стыдясь того, что у него даже перчаток нет. Нет, у него в кармане валялась парочка строительных, но он не достанет их. Лучше уж так.       Мужчина улыбнулся и наконец ушёл, оставив Даню одного на безлюдной дороге. Но теперь парень уже не боялся. Сейчас произошло чудо, будто ангел-хранитель, который давно его покинул, наконец вернулся.        Хотя вместе с радостью парню стало ужасно стыдно. Какой из него художник? Он кисточки-то ни разу в руках не держал. Разве что малярной, и ту когда подрабатывал на стройке. А что если Виктор и правда позвонит? Как же он тогда портрет собрался рисовать?       Но всё же отогнав от себя пугающие мысли, парень развернулся и забежал в следующую маршрутку, продолжив свой путь к очередному месту подработки. Очередная стройка, на которой он проведёт пару дней и будет ждать нового звонка, чтобы сорвавшись побежать помогать взрослым мужикам возводить очередной муравейник. Денег за это платят мало, но выбора у Дани нет. Еще несколько недель и он станет совершеннолетним, и тогда уже устроится в ближайшую строительную контору постоянным работником. Парень хотел бы найти что-то другое, но куда ему без образования? Да и нужен он кому-то в этой стране, таких как он здесь миллионы. Ничего. Выкрутится, сделает ремонт в своей комнатушке и будет жить как все, не высовываясь и запивая каждую смену алкоголем. А может даже повезет, и лет в тридцать возьмет ипотеку и променяет пропахшую гарью комнату на новенькую квартиру, на строительстве которой и сломает свой позвоночник.       Страх проявился в карих глазах, только когда парень вернулся домой. Он сжимал в руках телефон и повторял шепотом ровный ряд цифр, пока они не отпечатались в памяти. Мысли не хотели успокаиваться, и Даня заметил слишком сильно долбящееся в груди сердце.       Зачем он вообще поплелся за Виктором? И что он ему скажет? Что соврал, что он никакой не художник, а прозябающий на стройке сопляк? Разве он не понял еще там, в маршрутке, что они из разных миров? Понял конечно. Но купился на свои глупые мечты, надуманные за такую короткую поездку. А сейчас, осматривая свои черные стены, пропитанные сажей так, что не одна щетка не смоет ее, вдруг осознал, что все было зря.       Как бы ему не хотелось, он никто. Просто прохожий. А у мужчины наверняка есть семья, может даже сын, который очень похож на него. Они наверно сейчас собрались за большим столом и все вместе ужинают. А Виктор рассказывает, как встретил сегодня странного парня, и они смеются над несмышленым юношей.       От этих мыслей вчерашние остатки макарон застряли у Дани в горле. И, запив встрявший ком холодным чаем, парень сорвался. Слезы от обиды и несправедливости вырывались из глаз, но парень терпел. Терпел, пока продолжал жевать остывшие макароны. Терпел, пока споласкивался едва теплой водой. И ведь хорошо, что не ледяная, а то было бы совсем грустно. Это летом хорошо, «контрастный» душ. А осенью, когда на улице и без того промозгло, а в душевую врывается потоком холодный ветер из разбитого окна, и приходится наспех окатывать себя ледяной водой, то кажется, что в этот момент замерзает и душа. Даня бы хотел мыться теплой водой, он бы даже отложил на ремонт, да вот только никому из жильцов этого старого общежития это не надо. Им бы бутылку купить в подвале этого же здания, да и ладно. Выживать можно и так, дышат же пока и не запрещено вроде.       Обернувшись наконец одеялом, Даня клянется себе, что если этот мужчина позвонит, то он извинится, скажет правду и забудет эту глупую историю. Вот он — его мир, и нечего высовываться.