Не особенная

Интересно, который час? Наверняка уже за полночь, не меньше. Покрасневшие от напряжения глаза сверлят экран телевизора раздражённым взглядом; тонкие женские пальцы со злостью сжимают джостик «плойки», а тишину пустой квартиры с завидной регулярностью нарушает отборный, совсем не присущий приличным дамам мат. — Сука! — шипит она, скрипит зубами от злости и швыряет джостик на диван. — Скотина блядская! Викарий Амелия — очередной босс из игры для мазохистов «Bloodborne» — уже третий день не даёт ей продвинуться дальше по сюжету. Перебрав все возможные виды оружия и ровно столько же видов тактик, она уже совсем отчаялась пройти эту сволочь. — Да что ты за тварь-то?! — буквально рычит девушка после того, как уже в сотый раз ловит фатальную атаку от длиннющих лап чудовища. На экране ярнамский охотник, созданный ею неделю назад, дёргается, издаёт протяжный вопль, а затем тонет в искрящемся сиянии, чтобы через пару мгновений вновь возродиться у фонаря Соборного округа.  — Козёл безрукий, — она недовольно хмурится, разглядывая своего персонажа. — Я бы и то быстрее её сделала бы. Последняя попытка — провальная, разумеется, — и тишину пустой квартиры вновь нарушают ругательства. — Да бей ты ровно, в рот тебе ноги! — сквозь зубы шипит девушка, машинально придвигаясь ближе к экрану. — Бесполезный кусок мудака! Ну вот теперь точно последняя попытка и… — В задницу, короче, — с досадой ворчит она, ставит джостик на зарядку и плетётся в спальню. Свет в квартире гаснет спустя несколько мгновений, и девушка наконец откидывается на подушки, устало прикрывает напряжённые глаза. Внутри у неё всё ещё клокочет злость на босса и колючее неудовлетворение от того, что она уже третий день не может сдвинуть игру с мертвой точки. Вот уж действительно «игра, которая трахает игрока». Перед тем как провалиться в сон окончательно, она всё еще прокручивает в голове сцены сражения с Амелией, прикидывает как лучше сделать, чтобы завтра уж точно завалить эту гадину. Наверное, секира всё же слишком медленная, да и выносливости она убавляет будь здоров. Лучше взять пилу. Но сначала стоит наведаться в Центральный Ярнам — там пузырьков с кровью набрать быстрее всего… — Вставай. Девушка хмурит лоб, пытается понять, откуда идёт звук. Сколько времени вообще? Она открывает глаза и упирается взглядом в потолок собственной комнаты: сквозь штору на окне свет не просачивается — значит, ещё ночь. Почудится же дичь какая-то спросонья… Внезапно на другом конце комнаты раздаётся звук падающего на пол тяжелого предмета. Девушка вздрагивает, ощущая мимолётный приступ панического испуга, а затем ровно выдыхает. Наверное, котяра опять что-то со стола сбросил… Она слышит, как упавшая вещь катится к её кровати и с лёгким «дзиньк» ударяется о ножку. — Гаденыш усатый, — она недовольно бубнит себе под нос, а затем нащупывает рукой мобильник на тумбочке и светит экраном вниз на пол. Она хмурится в попытке разглядеть непонятный предмет и вспомнить, что именно могло упасть с тумбочки с таким грохотом, да ещё и по полу прокатиться. Света от экрана недостаточно — приходится включать фонарик на задней камере. Как только яркий луч освещает предмет на полу, девушка застывает подобно статуе, бестолково уставившись на находку. — Блядь, — единственное подходящее в данной ситуации слово разрывает ночную тишину. Она спит, скорее всего. Да, точно спит. А как ещё объяснить, что на полу лежит большой пузырёк, наполненный вязкой красной жидкостью — точно такой же, как в игре, которую она выключила пару часов назад?! Она щиплет себя за руку. Щиплет сильнее. Щиплет так, что шипит от боли, но ничего не происходит: пространство вокруг не расплывается, не уходит куда-то за грань восприятия, не дарует спасительное пробуждение от дурного сна. Дотронуться до пузырька подобно смерти — так же страшно. Она боится почувствовать твердость стекла, ещё теплого от недавно налитой крови. Нет, она не будет это трогать. Впереди в паре шагов от её кровати раздаётся шорох, и она резко вздрагивает, словно её прошибает током, а затем трясущейся рукой поднимает телефон, направляя луч света в темноту. Медленно, но верно сквозь мрак прорисовываются очертания огромного стального лезвия. Девушка вскрикивает, в ужасе уставившись на темную фигуру, что нависает над её кроватью; телефон выскальзывает из рук, и комната вновь погружается в темноту. Девушка одним прыжком вскакивает на ноги, забивается в самый дальний угол кровати, не переставая при этом истерично визжать. — Молчать. Голос спокойный и четкий. Она неосознанно повинуется ему, слепо уставившись в темноту, и тяжело дышит. Точно сон, по-другому быть не может… Через пару мгновений темнота перед кроватью в буквальном смысле вспыхивает, озаряя комнату тускло-желтым светом открытого пламени. Перед ней ярнамский охотник, сжимающий в одной руке факел, а в другой — огромную пилу-топор. Девушка ошалело таращится на жуткую фигуру перед собственной кроватью, не ощущая ничего, кроме панического ужаса. Причем страшно ей не от самого охотника, а от того, что она вообще видит его перед собой. Она что, с ума сошла? Может, она спала и во сне просто упала с кровати, как это часто бывало в детстве, а затем сильно ударилась головой и поехала кукушкой? Переиграла в плойку, и вот результат: свихнулась на почве игры… — Поднимайся, — голос Охотника звучит приглушённо из-за большого кожаного воротника, доходящего мужчине до самых глаз, которых, впрочем, тоже не видно из-за треугольной шляпы-колпака, надвинутой на лоб. — Зачем? — осипло мямлит она, ужасаясь собственному голосу, звучащему словно из уст умирающего лебедя. — Ты пойдёшь со мной в Ярнам. Она молчит пару секунд, ощущая внутри мерзкую смесь головокружения и тошноты: ей дурно. — Чего?.. — Я сказал: ты пойдёшь со мной в Ярнам, — повторяет Охотник не меняя позы и даже не двигаясь. — Ну нет… Нет-нет-нет, — причитает она и бессмысленно мотает головой из стороны в сторону. — Не-не-не… Это всё какая-то херня… Я… — Иди сюда. Она слышит, что ей говорят, но слова будто застревают где-то в воздухе: доходят до ушей, но не до мозга. Она сжимает виски пальцами, ощущая, как сильно у неё трясутся руки. Взгляд лихорадочно скачет по кровати и зацепляется за какое-то пятно на постельном белье. Да, вчера она пролила чай на наволочку… Мама всегда говорит, что нечего жрать в кровати… — Я двинулась… Ты не настоящий… — причитает девушка, вцепившись в собственные виски, и бестолково таращится на постельное белье. Она почему-то никак не может отвести взгляда от коричневого пятна, цепляясь за него как за утопающий за соломинку, словно оно — единственная нить, связывающая её с реальностью, словно если вдруг она перестанет смотреть на него, то окончательно свихнётся. — Иди сюда. Сама или заставлю силой, — в голосе Охотника нет никаких эмоций, словно этот огромный воротник заглушает все живое, что есть в этом человеке. Если оно вообще есть. Девушка наконец отрывает взгляд от пятна на кровати и резко мотает головой из стороны в сторону. — Пошёл отсюда! Ты не настоящий! — вопит она, явственно чувствуя, что ещё чуть-чуть, и она просто вырубится от нервного напряжения. — Значит второе, — Охотник убирает огромную пилу куда-то себе за спину и резко тушит факел. Она орёт как резаная, бросает вперед в темноту все предметы, которые попадаются ей под руку. Она не знает, достигают ли они цели, и есть ли вообще смысл их кидать, но продолжает расшвыривать вещи. Когда заканчивается всё, чем можно запустить в противника, она замолкает, вжимаясь спиной в стену. В желудке закручивается тошнотворная спираль паники, и воздух вдруг кажется ей слишком плотным, чтобы протиснуть его в лёгкие. Кажется, она задыхается… Кажется, это называется паническая атака… Чужая рука резко хватает её за шиворот майки и дергает на себя. Девушка падает вперёд, утыкаясь лицом в кожаный плащ. В нос ударяет резкий и странный запах: смесь пороха, дыма, крови и… смерти. Вторая рука обхватывает её за шею сзади в одно мгновение уничтожая все шансы на освобождение. Через секунду всё вокруг наполняется ярким искрящимся светом, и девушка кричит от боли, ощущая, как скручивается сначала её кожа, потом мышцы, кости, каждая клетка тела и даже сознание. Всё её существо словно перемалывается в огромной мясорубке. Она продолжает кричать, растворяясь в искристом сиянии, ощущая только адскую боль во всем теле и сильные руки, сжимающие её словно капкан. Наконец боль постепенно утихает, и девушка ощущает себя лежащей на холодной земле. Она дышит быстро и жадно, как загнанный зверь, а затем резко распахивает глаза и бестолково таращится вокруг. Её руки невольно хватаются за собственное горло, в которое она пытается протолкнуть как можно больше спасительного воздуха. Она на мосту: снизу резкий обрыв, утопающий в густом тумане, а вокруг неровным забором растянулись здания в готическом стиле. В окнах домов отражается свет гигантской луны, висящей в небе подобно огромному космическому фонарю. Вокруг шумно: город, словно умирающий от смертельной болезни пациент, отчаянно ревёт в своей последней агонии. В воздухе смешались запахи дыма, крови, гнили и затхлой влаги. Господи, да это же… — Добро пожаловать в Ярнам, — девушка слышит голос за своей спиной и резко оборачивается. Теперь в свете фонарей и луны она может разглядеть его полностью: он выглядит точно так же, как и в игре. На нём сет Ярнамского охотника: тёмный кожаный плащ в пол с высоким стоячим воротником до самых глаз, высокие сапоги с заправленными в них штанами, треугольной формы колпак на голове и кожаные перчатки, доходящие до самых локтей. Охотник чуть приподнимает голову, и она наконец может видеть его глаза. Бордовые. Она сама сделала их такими, когда создавала персонажа в самом начале этой проклятой игры. — Этот город впечатляет, не правда ли? — мужчина медленно подходит к краю моста, окидывая город хозяйским взглядом. Она проходила через эту локацию столько раз, что даже с закрытыми глазами может указать точное расположение вещей. Если сейчас она повернется, то стопроцентно упрётся взглядом в лечебницу Йозефки. А если пройти направо, то дальше будут ворота, ведущие на площадь, где толпа охотящихся сжигает труп оборотня. Это Центральный Ярнам. Самое начало. — Что… это всё? — мямлит она, прикрывая рот ладонью и в ужасе озираясь по сторонам. Её взгляд лихорадочно скачет с дома на дом, а затем останавливается на Охотнике. — Ты… не настоящий, не живой. Ты… Ты кто? Он отвечает не сразу, молчит несколько мгновений не отводя взгляда от города. — У меня много имён, — в голосе Охотника наконец-то прорезываются эмоции — снисходительная насмешка. Затем он поворачивает голову и смотрит прямо на девушку: — Сегодня можешь звать меня своим самым страшным кошмаром. Она ошалело таращится на это чудовище, а затем начинает отползать назад. — Чего тебе надо? — она чувствует, как слезы начинают подступать к глазам, но держится изо всех сил, чтобы не потерять последние остатки самообладания. — Ты пойдёшь со мной в город. — Нет, я не хочу… Охотник следует за ней медленно, но неумолимо сокращая расстояние. — Ты так рьяно давала мне советы как драться. Так часто проклинала меня называя бесполезной скотиной. А вчера, напомни мне, что ты сказала? — Что? — бесцветным голосом переспрашивает девушка, продолжая отползать назад. Через мгновение она упирается спиной в ограду кладбища возле лечебницы. Охотник приближается к ней почти вплотную, а затем медленно опускается на корточки. Вблизи он выглядит еще более жутко: на высоком воротнике виднеются пятна засохшей крови, а бордовые глаза, кажется, светятся изнутри, словно тлеющие в костре угли. — Ты сказала, что справилась бы с Амелией куда быстрее меня. Ты сказала, что я козёл. Она сглатывает, прижимая руку ко рту, и судорожно мотает головой. — Да-да, — Охотник насмешливо растягивает гласные в словах и наклоняется к ней так, что их глаза оказываются на одном уровне. — Ты так хотела играть в жесткие мужские игры, чтобы доказать всем, что ты не такая как другие девчонки, а? Так хотела выглядеть крутой и особенной в глаза парней… — Я не… — Молчать, — спокойно приказывает мужчина, чуть склоняя голову на бок и продолжая сверлить девушку взглядом. — Ты всегда пыталась казаться той, кем ты не являешься: смелой, сильной и такой особенной. Сегодня мы посмотрим, чего ты стоишь на самом деле… Она часто моргает, смахивая с ресниц набегающие слезы, и жалобно глядит на Охотника. — Это какая-то ошибка. Прошу вас… — О-о-о, нет-нет, — Охотник отрицательно мотает головой. — Не разочаровывай меня раньше времени. Твоя охота даже не началась, а ты уже опускаешься до жалкой мольбы, вместо того чтобы собраться. Нет-нет, так не пойдёт… Она резко вскакивает на ноги и несется вниз по лестнице вдоль кладбища. Впереди маячит проход в лечебницу, и она в панике бежит прямо в него. Всё, чего ей хочется: убежать от этого монстра в обличии охотника. Уже сбегая по лестнице вниз, она вспоминает, что бежать в лечебницу ей явно не стоило. Внизу в дверном проёме показывается мохнатое черное тело, а через мгновение девушка уже видит оборотня во всем его уродстве: длинные трехсуставные ноги, вывернутые назад под неестественным углом, огромные когти, не менее огромные зубы и злые светящиеся глаза, которые когда-то были человеческими. Вся морда мерзкого существа в крови. Ноги девушки подкашиваются, и она, не выдерживая мощной волны животного ужаса, падает растягиваясь на ступеньках. Тварь напротив подаётся назад, чуть присаживаясь на задние лапы, и с рычанием клацает зубами. Ещё через мгновение монстр прыгает прямо на неё. Лезвие огромной пилы выбрасывается вперёд над её головой и поражает цель прямо в прыжке. Оборотня отшвыривает назад, а девушку окатывает брызгами отвратительно теплой крови из распоротого брюха волка. Охотник обходит её сбоку и направляется к скулящей твари, чтобы всадить пилу прямо ей в шею. Монстр дёргается всем телом и постепенно затихает, в агонии елозит задними ногами по деревянному полу, издавая когтями неприятный царапающий скрежет. Её мутит от запаха свежевспоротого брюха: слабый желудок не выдерживает, и девушку рвёт. Она даже не успевает вытереть рот, когда чужая рука хватает её за шкирку на майке, грубо дергает наверх и тащит вниз по лестнице. Внутри лечебница выглядит в точности как в игре — большая тускло освещенная комната, заставленная шкафами с колбами и пробирками; вдоль стен неровными рядами стоят железные столы для медицинских операций, а у входа — огромная кровавая лужа с трупом и остатками органов. Охотник швыряет её прямо в это месиво, и девушку снова рвёт. Она истерично кричит, пытается отползти, но поскальзывается на тошнотворной массе и вновь падает на пол. Охотник молча вытирает пилу от крови, равнодушно наблюдая за её мучениями. Наконец ей удаётся отползти от кровавой лужи и забиться в угол. Она рыдает в полный голос, уткнувшись лицом в ладони. Её нос буквально забит запахом ещё теплых кишок и крови, а в голове секунда за секундой прокручивается картина с прыгающим на неё оборотнем: его искривлённая в жутком оскале пасть и огромные когти. В груди девушки клокочет истерика, а руки трясутся так сильно, что со стороны может показаться, что она больна тремором. Ей настолько страшно, что когда Охотник велит ей убрать ладони от лица, она не может. Ни физически, ни морально. — Ну что ты? — она слышит над собой наигранно сочувствующий голос. — Всё же так просто: бегай да убивай чудовищ, что тут запредельного? Тяжёлая ладонь в кожаной перчатке хватает за её шиворот и рывком поднимает на ноги, прижимая спиной к стене. Резким движением Охотник бьёт ей по ладоням, заставляя убрать их от лица. Он сжимает её челюсть твёрдыми пальцами, вынуждая сфокусировать всё внимание на своих жутких бордовых глазах. — Сейчас ты закроешь рот и будешь слушать меня, понятно? Боль в челюсти немного отрезвляет, и она судорожно кивает головой практически ничего не различая перед собой из-за пелены собственных слез: лишь размытое месиво чужого силуэта. Охотник выжидает еще с минуту, пока взгляд девушки не приобретает хоть какую-то осмысленность, а затем отпускает её. Она быстро обхватывает себя трясущимися руками, тяжело дышит, ощущая пустоту в желудке и слабость в ногах. — Думаю, это подойдёт тебе больше, чем секира, — непринуждённо продолжает Охотник и достаёт из-за спины пилу-топор. — Держи. Девушка в ужасе таращится на это гротескное орудие смерти. Она бы попятилась назад, если бы не была прижата к стене. — Ты меня не слышишь? — с наигранной вежливостью поинтересовался голос из-под воротника, а бордовые глаза недобро сощурились. Она нерешительно протягивает вперёд трясущуюся руку и касается холодной стали пальцами. — Она не кусается, — насмешливо уверяет её Охотник. — Разве что иногда. Девушке не смешно. Совсем не смешно. Она принимает оружие в обе руки и тут же сутулится под его тяжестью. Огромная пила весит килограммов десять, не меньше. Она едва может держать её, не говоря уже о том, чтобы размахнуться или ещё что-то в этом роде. — А с экрана кажется лёгкой, верно? — снова издевается голос из-под воротника. — Разложи её. Девушка недоумённо таращится сначала на Охотника, а затем на стальное чудовище в собственных руках. — Сожми рукоять и резко отбрось лезвие, — с наигранным дружелюбием подсказывает Охотник. Она делает всё, как он говорит, и оружие тут же раскладывается, увеличиваясь в размере. Конец пилы с грохотом падает на пол, и девушка сгибается под тяжестью своей ноши. — М-да, кажется, я тебя переоценил, — с сожалением протягивает Охотник, а затем с легкостью подхватывает пилу и, вращая ею в воздухе, ловко складывает обратно. — Секиру, думаю, даже пробовать не стоит. Он отходит обратно к сундуку, деловито укладывая в него пилу, а затем достаёт секиру, которая тут же перемещается ему на спину. — На столе мушкетон. Возьми его, — бросает он не оборачиваясь. Девушка скользит взглядом по комнате и на одном из столов замечает громадный пистолет, больше похожий на смесь дробовика и ружья. Она послушно берет эту громадину в руки, замечая, что по весу та не сильно уступает пиле, но всё же не настолько громоздкая и ощущается более удобной. Охотник прекращает наконец рыться в своём сундуке и, с грохотом захлопнув крышку, садится на него сверху, забрасывая ногу на ногу. — Возьми в шкафу пустой пузырёк, — он спокойным тоном отдаёт приказ. Девушка слушается. — Скорее всего, тебя ранят, и тебе понадобится кровь. Наполняй и пошли, — мужчину кивает в сторону трупа оборотня. Глаза девушки в ужасе расширяются. — Пожалуйста… — шепчет она, сжимая в руках стеклянный пузырёк и глотая слезы. — Считаю до трёх. — Прошу вас, это какая-то ошибка… Я не понимаю, что происходит… — начинает причитать она, ощущая вновь накатывающую панику. — Раз, — безжалостно начинает отсчет это чудовище в человеческом обличии. – Я вас умоляю… — её голос вновь срывается на рыдания. — Два. Она падает на колени рядом с трупом оборотня, но не может заставить себя к нему прикоснуться. Она задерживает дыхание, затыкая рот и нос рукой, вновь глотает слезы подавляя истерику, но всё ещё не может даже протянуть руку с пузырьком к телу зверя. — Двух с половиной не будет, — предупреждает её Охотник. Она быстро прижимает пузырёк к рассеченному боку твари и надавливает на рану. Как только прозрачное стекло окрашивается в бордовый цвет, пузырёк в руках девушки начинает трястись ещё сильней. Комок тошноты вновь подкатывает к её горлу, когда стекло становится тёплым. Всё готово, и девушка плотно закупоривает горлышко пузырька пробкой. — Прекрасно, — бесцветно произносит Охотник и поднимается на ноги. — За мной. Она плачет. У неё трясутся все поджилки. От нервов и рыданий начинает болеть голова. Но она послушно идет за Охотником, на ходу запихивая пузырёк с кровью в карман длинных пижамных штанов. Они молча выходят на улицу, где на них сразу же обрушивается шквал воплей и рычания, а затем поднимаются по лестнице. Девушка понимает, что ещё чуть-чуть, и от нервного напряжения она просто потеряет сознание. Её дрожащие руки едва удерживают тяжелый мушкетон. — Послушайте… — тихо начинает она, глядя в спину своему мучителю. — Сейчас мы пройдём направо и поднимемся выше. Ты знаешь, что там? — Да, — сиплым голосом отвечает она. — Что? — Там… мужик с топором. — Верно. Твоя первая добыча. — Я не… — Убей его, — Охотник поднимается по лестнице и каменным изваянием замирает на верхней ступени. Стоя чуть ниже она уже может слышать скрежет тянущегося по брусчатке топора, однако массивная старинная карета всё ещё скрывает девушку от взора монстра наверху. — Нет, — она мотает головой и пятится. Охотник одним прыжком оказывается возле неё, больно хватает за плечо и с силой толкает за карету. Девушка пролетает вперёд, больно ударяется коленями и тихо скулит, машинально выпуская из рук мушкетон. Однако боль тут же притупляется страхом: теперь она может видеть своего противника — он всего лишь в нескольких метрах перед ней. Монстр выглядит высоким, намного выше неё самой и даже Охотника; его длинные руки свисают чуть ли не по щиколотку, от чего на ум приходит сходство с конечностями насекомого. Кожа у него пепельного оттенка, а лицо вытянутое и худое, похожее на крысиную или собачью морду. На нём длинный черный плащ и черная шляпа, из-под которой выглядывают бесцветные космы. В одной руке он держит факел, а в другой — огромный топор. Едва завидев жертву, монстр поудобнее перехватывает своё оружие и с невнятным воплем несётся прямо на девушку. Для неё же всё происходит словно в замедленной съемке: она вскакивает на ноги и уже на ходу понимает, что не успевает дотянуться до мушкетона. Тогда, превозмогая боль в ушибленных коленях, она делает рывок влево, судорожно вцепляется в бок кареты и быстро вскарабкивается на крышу. Конструкция шатается под её весом, но девушке удаётся удержать баланс. Однако не удаётся сдержать крика ужаса, когда больной горожанин начинает долбить по карете своим топором, со звериной яростью пытаясь добраться до своей жертвы. Она кричит, мечется по крыше, а затем отчаянно припадает к углу кареты, всматриваясь туда, где только что стоял Охотник. Его там нет. Она в паническом ужасе озирается по сторонам, но так не и находит знакомого треугольного колпака. Душераздирающее осознание того, что ей никто не поможет, с размаху ударяет по мозгам тяжелой кувалдой. — Помогите!!! — её отчаянный крик разрывает плотный, пропитанный чумой и смертью воздух. Она не знает кому кричит, но продолжает делать это до тех пор, пока карета резко не проседает на одну сторону: заражённый ярнамит перерубает стойки и теперь подбирается к ней ещё ближе. — Нет-нет-нет-нет, — как заведенная причитает она, скрючившись на дальнем углу кареты. Надо что-то делать или её разрубят на куски вместе с этой чертовой каретой! Девушка лихорадочно шарит взглядом вокруг в попытке найти хоть что-нибудь полезное. Заплаканные и полные паники глаза замечают сначала мушкетон, лежащий неподалеку от кареты, а затем и длинную лестницу, ведущую наверх. В игре эта лестница ведёт прямо к фонарю. Сначала она собирается быстро спрыгнуть, подобрать мушкетон, а затем рвануть прямо к лестнице. Однако через пару секунд она отказывается от этого плана, понимая, что не вскарабкается по лестнице с этим тяжелым куском железа. Тогда остаётся одно из двух: схватить мушкетон и попытаться выстрелить или напролом бежать к лестнице и валить отсюда к чертовой матери. Она выбирает второе, понимая, что пистолет слишком тяжелый, да и стрелять она не умеет. Она даже прицелиться из такой махины трясущимися руками не сможет. Всё это крутится в её голове каких-то несколько секунд, а затем она вскакивает на ноги и, пересекая карету по диагонали, спрыгивает на землю. Крыша оказывается слишком высокой, и в прыжке девушка пытается сделать перекат на бок: этот приём она часто видела в фильмах и играх, но выполнить его на практике у неё не получается. Приземление оказывается неудачным: каменная брусчатка приветствует её адской болью в ребрах, а правая щиколотка сгибается под каким-то неестественным углом. Боль настолько сильная, что лестница напротив начинает плыть перед глазами, а из горла вырывается высокий крик. Не смогла. Не получилось. Она слышит тяжелое сопение монстра за спиной, резко оборачивается, пытается сфокусировать взгляд и снова кричит, теперь уже от страха: тварь заносит над ней свой огромный топор. Из последних сил девушка отталкивается от земли здоровой ногой и делает рывок вперед к лестнице. Но до неё слишком далеко. Она резко разворачивается, чтобы в свои последние мгновения посмотреть в лицо собственной смерти. За спиной уродливого горожанина резко возникает черная тень, и сбоку на мгновение мелькает огромное лезвие, а затем с хлюпаньем входит в тело монстра. Затем ещё раз. И ещё. Колени ярнамита подгибаются, а из костлявой руки выпадает факел, который продолжает гореть уже лежа на земле. Топор с грохотом отлетает в сторону. Горожанин что-то шепчет перед смертью, а затем медленно оседает на брусчатку и падает, ударяясь лицом о землю. Она чувствует, что описалась. Чувствует, что тело настолько легкое, что она даже не ощущает боли в сломанной ноге. Чувствует, что не верит тому, что ещё жива. — Ну как? — ядовито усмехается Охотник, стряхивая кровь со своей секиры. — Ты же давала мне столько советов: как бить, как отскакивать и всё такое. Смотрю, не торопишься применять их на самостоятельной практике, а? — Да пошёл ты! — сквозь рыдания визжит девушка, наконец выходя из ступора и чувствуя приступ очередной истерики. — Пошёл ты на хуй! Охотник отвечает ей жутким снисходительным смехом. — О, надо же, — снова сочится яд из-под воротника, и мужчина указывает секирой в сторону пятна на её штанах. — Ты, наверно, сильно испугалась. А ведь такая смелая, когда в руках джостик, а не мушкетон. Ей плохо. Действительно плохо. В голове всё гудит, и кажется, что она вот-вот отключится. Может, оно и к лучшему: она вырубится, а потом проснется в своей постели, и всё происходящее окажется просто очередным кошмаром, спровоцированным жестокой компьютерной игрой. Либо она вырубится и больше никогда не очнётся — тоже не самый плохой вариант: лучше умереть, чем быть здесь. Но забытьё не спешит забирать её в свои спасительные объятия. Охотник стоит молча, прищурившись наблюдает за ней своими бордовыми глазами, которые кажутся черными в скудном свете уличного фонаря. Так проходит пара минут. Может быть даже пять или десять. А может и больше. И хотя её руки продолжают трястись как у больного тремором, а сердечный ритм всё еще напоминает чечетку, девушка немного приходит в себя и понимает, что наконец может нормально дышать. — У тебя сломана нога, — с каким-то садистским удовольствием произносит Охотник и складывает секиру себе за спину. — Кровь у тебя в кармане. Ты знаешь, что делать. — Я никуда с тобой не пойду, — дрожащим голосом произносит девушка, ощущая адскую боль в ноге. Она напряженно смотрит прямо перед собой, стараясь не встречаться взглядом с Охотником. — Думаешь, я буду тебя уговаривать? — вместо того, чтобы злиться на её упрямство, мужчина смеётся. — Счастливо оставаться. С этими словами он разворачивается, взмахивая плащом, и уходит. Она держится ровно пять секунд, а затем кричит ему вслед: — Нет! Стой! Охотник продолжает удаляться, а девушку накрывает волна отчаянной паники: уж лучше быть рядом с ним, чем остаться наедине с этим проклятым городом. — Пожалуйста! — она резко дергается в его сторону и тут же скрючивается от боли в сломанной ноге. — Прости меня! Я выпью! Я сделаю всё, что ты скажешь! Она рыдает и кричит, но Охотник неумолимо удаляется, оставляя её на растерзание Центральному Ярнаму. Девушка лихорадочно роется в кармане, выуживая оттуда пузырёк с кровью, чудом не разбившийся при падении. Выдернуть пробку с первого раза не получается — подводят трясущиеся пальцы. Когда пузырёк наконец поддаётся, в нос девушке ударяет тошнотворный металлический запах, перемешанный с вонью собачьего меха. От этого ей хочется блевать. Но нога болит просто зверски, и девушка, затыкая нос, делает глоток, который тут же выплевывает, не в силах ощущать на языке густую, вязкую и такую отвратительную субстанцию. Со злостью и отчаянием она сжимает пузырёк в ладони и делает два больших скорых глотка, замирает на мгновение, а затем её рвет этой кровью вперемешку с собственной желчью. Слезы застилают глаза, а желудок умоляюще сжимается. Боль в сломанной ноге и тошнота в горле — ничто по сравнению со страхом остаться одной. Девушка перестаёт дышать носом и с силой стискивает зубы; затем она запрокидывает голову назад, делает глоток, давится волчьей кровью, но продолжает пить эту дрянь до конца. Она отбрасывает пустой пузырёк в сторону и зажимает рот рукой. Нельзя блевать. Нельзя и всё. Больше крови у нее нет, следовательно шанс на спасение ей дан только один. Она зажмуривается, сглатывает подступившую из желудка кровь, давится собственной слюной, слезами и соплями. Рвотные позывы проходят через пару минут, но тошнота остаётся. Она ползёт к мушкетону и, прижимая его к груди, забивается под карету. Прислонившись спиной к колесу, она стискивает оружие трясущимися пальцами. Спустя несколько секунд девушка осознаёт, что боль в ноге прошла, и, осторожно вытягивая голень, шевелит ступнёй. Это просто невероятно: всё цело! Пару мгновений она бестолково хлопает глазами и шевелит недавно сломанной ногой, а затем, покрепче прижав к груди мушкетон, осторожно выглядывает из-под кареты. Улица пуста. Согнувшись в три погибели она бесшумно крадётся вниз, трясясь как осиновый лист, минует кладбище, а затем нерешительно останавливается у входа в лечебницу. Ей очень хочется верить, что оборотень внизу не воскрес. Девушка приподнимает тяжёлый мушкетон, отчего прогибается в пояснице, и нащупывает курок. По лестнице она крадётся почти бесшумно, готовая в любой момент нажать на спусковой крючок. Однако лечебница встречает её остывшим трупом оборотня и полной тишиной. Охотника здесь нет. Она отчаянно скользит взглядом по помещению, пока не натыкается на светлое сияние в одном из углов. Это что-то наподобие портала: блики мягко искрятся, переливаясь светло-голубым цветом. Она не знает, куда он ведет, но понимает, что его оставили для неё. Девушка нервно сглатывает и нерешительно тянет ладонь к свету, мысленно подготавливая себя к адской, скручивающей всё тело боли. Сияние словно вытягивается навстречу её руке, а затем плавно поглощает её тело, подобно морской волне. Никакой боли, только приятное тепло. Как только она открывает глаза, сразу же узнаёт это место: гробница Идон. Кладбище, на котором потрошил монстров Отец Гаскойн. — Надо же, — раздаётся голос сбоку, и девушка сначала вздрагивает от страха и неожиданности, а затем выдыхает от облегчения. Охотник стоит совсем рядом, облокотившись спиной на одно из надгробий. У неё на глазах выступают слезы облегчения, и она почти готова броситься к мужчине, однако осознание того, что именно он её сюда и затащил, останавливает её. Позади его высокой фигуры в плаще слышится хриплый стон. — Иди сюда, — Охотник манит её рукой. Девушка тут же подчиняется — боится, что, если она ослушается снова, он уйдёт. В луже из месива крови и кишок корчится горожанин с вилами, которого охотник насадил на его же оружие. — Добей его, — звучит у неё над ухом, и спиной она ощущает, как Охотник навис над ней сзади. — Нет, — машинально шепчет она, мотая головой, а затем спохватывается: она же обещала не перечить. Однако Охотник не злится. — Он болен. Чума Зверя пожирает его тело и разум. Освободи его, — шепчет он ей на ухо, чуть подталкивая к телу на земле. Когда она нерешительно приподнимает мушкетон, Охотник опускает на него ладонь и давит вниз, заставляя девушку бросить оружие на землю. — Нет, не так, — с этими словами мужчина протягивает ей секиру. Девушка не сразу понимает, чего от неё хотят, а когда до неё доходит, она в ужасе шарахается от громадной железки. Охотник тут же перехватывает её за плечо и тянет назад, втискивая в руки секиру. — Держи крепче, она тяжелее, чем пила, — он вновь становится ей за спину и помогает поднять оружие, придерживая рукоять двумя руками, которые обхватывают девушку, словно капкан, с обеих сторон. От этого громадного топора её трясет даже больше, чем от пилы. Он действительно тяжелее и массивнее. От него веет древностью и силой, добытой кровью. Она вцепляется в рукоять чуть ниже ладоней охотника и крепко сжимает. Ярнамит на земле корчится от боли, хрипит и таращится на неё своими больными, мутными глазами. Она не может сдержать слез: эта тварь вызывает у неё одновременно и жалость, и отвращение. Она никогда не делала никому больно. Даже в драках не участвовала. А теперь от нее требуют разрубить человека на куски. — Он больше не человек, — тихо произносит ей на ухо Охотник, словно читая её мысли. — Его тело и сознание принадлежат Зверю. Она глотает слезы и кивает головой, пытаясь убедить в сказанном саму себя. Охотник тянет секиру наверх, отчего руки девушки на рукояти тоже машинально поднимаются. Предчувствуя скорую кончину, тварь на земле ерзает и невнятно мычит. Секира, поддерживаемая двумя парами рук, замирает в воздухе на пару мгновений, а затем Охотник убирает руки: тяжелый топор со свистом разрывает воздух и камнем летит вниз, разрубая грудную клетку горожанина. Девушка зажмуривает полные слез глаза и пытается выдернуть секиру из тела. Разумеется, ей это не по силам: оружие слишком тяжелое, просто неподъемное. В воздухе разливается вонь гнили и требухи. Ярнамит хрипит и захлебывается кровью, но никак не может умереть. Охотник за её спиной ворчливо цокает: — Надо же, какой живучий. Придётся ещё раз. — Я не могу, — тихо произносит девушка, которая до конца жизни теперь будет слышать треск ломающейся грудины. Если останется жива, конечно. — Мне уйти? — холодно спрашивает Охотник сзади. — Я не могу… не могу поднять, — свистящим шепотом отвечает она. Охотник удовлетворенно хмыкает, плотнее прижимается к ней сзади, вновь обхватывая руками с двух сторон, и помогает поднять секиру. Ярнамит всё еще хрипит и булькает. Треск ломающихся костей ещё раз, и всё наконец заканчивается. Рукоять секиры выпадает из женских рук, с глухим стуком ударяясь о землю. Девушка начинает оседать вниз, и Охотник сзади подхватывает её за талию. Она виснет у него на руках как лоскут какой-то бесполезной тряпки. Её снова рвёт. Она больше не может. Девушка отстраняется от мужчины, разворачивается и падает перед ним на колени, складывая руки перед грудью в молитвенном жесте. — Умоляю вас, я не хочу… Я прошу за всё прощения… — сквозь пелену слёз она почти не видит того, к кому обращается. — За что ты просишь прощения? — снисходительным тоном учителя, спрашивает Охотник, словно отчитывает нерадивого ученика. — Я не должна была обзывать вас… и сравнивать себя с вами. Я… Мне здесь не место. — Почему? — словно подталкивая её к ответу, Охотник делает в воздухе витиеватый жест рукой. — Потому что я слаба, я не охотник… Я не в праве вас учить, — блеет она словно овечка, встретившая волка. — Хорошо. Что-то ещё? — Охотник демонстративно смотрит в сторону, словно всё, что говорит ему это жалкое существо снизу, его не интересует. Она отчаянно вцепляется в кожаный плащ и упирается лбом в живот мужчины. — Я бы и минуты не выдержала здесь без вас. Я ничего из себя не представляю. Я слаба, как и все остальные. Я не особенная, — скороговоркой шепчет она, ощущая неимоверную усталость и пустоту. — Простите меня. Или убейте. — Убить? — задумчиво спрашивает Охотник. — Убейте, но не заставляйте больше быть здесь, — она обреченно выдыхает, вжимается лицом в кожаный плащ и стискивает руками мышцы на ногах мужчины — твердые, словно сделанные из камня. Охотник молчит и не двигается. Она тоже замирает, зажмуривается изо всех сил, мысленно умоляя это чудовище сжалиться над ней. — Урок усвоен, — наконец произносит Охотник и тянет её наверх за плечо. — Хоть и не до конца. Девушка непонимающе смотрит в глаза своему мучителю, делает шаг назад, но чужая рука дергает её обратно, разворачивает и прижимает спиной к груди мужчины. — Наслаждайся представлением, — насмешливо протягивает Охотник ей на ухо, а затем отшвыривает за ближайшее надгробье. Перед тем как упасть, она успевает заметить его. Из-за ворот кладбища показывается массивная фигура в плаще и шляпе: на лице Отца Гаскойна нет эмоций, а в глазах — ни следа человечности. Старый охотник выглядит воистину ужасающе: мускулистый, не меньше двух метров ростом, с широкими плечами и серо-пепельной кожей. От страха девушка вжимается в надгробье так сильно, что у неё начинает болеть позвоночник, но она не обращает на это никакого внимания. Охотник и Отец Гаскойн начинают свой безумный кровавый танец. Старый охотник нападает первым, но его противник умело откатывается в сторону, заходя Отцу за спину. Надгробья вокруг них крошатся так, словно это не тяжелые бетонные плиты, а детские куличики, сделанные из песка. Охотник великолепен: словно огромная черная кошка, он ловко и плавно уворачивается от чужих выпадов, орудуя неподъемной секирой с такой легкостью, будто бы она вообще ничего не весит. Вокруг летят брызги крови, и противники двигаются так быстро, что девушка едва успевает за ними взглядом. Зрелище ужасает и завораживает одновременно. Она не может перестать смотреть на этот смертельный танец, хотя ей все ещё безумно страшно. Из этого мазохистского гипноза её выводит трансформация Отца Гаскойна: из его нутра вылезает огромный оборотень, ослепленный яростью и Чумой Зверя. Однако её Охотник, похоже, ничуть не смущается: он смахивает с глаз кровь противника, затем раздвигает рукоять секиры и одним движением превращает её в чудовищных размеров топор. Девушка ахает, невольно крепче вжимается в надгробие, но не может отвести от Охотника испуганно-восхищенного взгляда. Гигантский топор в его руках смотрится потрясающе ужасно: мужчина легко крутит оружие вокруг себя, нанося оборотню глубокие кровавые раны. Через пару минут чудовище издаёт свой последний крик и замертво падает на землю. Охотник пошатывается тяжело дыша, а затем ударяет по земле концом рукояти секиры: с громким лязгом топор складывается пополам. Костюм Охотника весь в крови, лезвие секиры — тоже. — Славная охота, — голос из-под воротника звучит как-то чересчур кровожадно, и девушка невольно вздрагивает. Мужчина несколько секунд молча стоит на месте, разглядывая гигантскую луну, а затем поворачивается к девушке. — Иди сюда. Она осторожно вылезает из-за надгробной плиты и нерешительно идет в его сторону. — Понравилось? — он кладёт секиру на землю. Она лебезяще кивает, впрочем, нисколько не привирая: зрелище было жутким, но впечатляющим. — Тебе повезло, что ты из тех людей, которые признают свои ошибки, — будничным тоном произносит Охотник. — Не все на это способны, уж поверь мне. Она опускает взгляд вниз, всем своим видом показывая смирение и покорность. — За это тебе причитается, — недобро усмехается мужчина и медленно бредёт в её сторону. — Мне… Мне ничего не нужно, просто отправьте меня домой, — девушка затравлено смотрит на Охотника, машинально пятится, упираясь в надгробие поясницей. — Я всё про тебя знаю, — вкрадчиво тянет мужчина, приближая к ней своё лицо, скрытое за кожаным воротником. Она вжимается спиной в холодный камень, инстинктивно выставляя руки вперёд в защитном жесте. Охотник легко бьёт её по запястьям, отбрасывая руки в стороны, и подходит вплотную. От него сильно пахнет кровью. — Знаю, что у тебя в голове, — он нависает над девушкой, заставляя её прогнуться в пояснице, чтобы отодвинуться от него как можно дальше. — Все знакомые парни кажутся тебе недостаточно мужественными, я прав? Жалкие позёры, которые лишь выдают себя за мужчин, а на деле их заботит только собственная прическа и то, как их задница выглядит в узких брюках. Они неспособны решать реальные проблемы, и едва ли выжили бы в жестких условиях. Не говоря уже о том, чтобы защитить кого-то другого. Она удивлённо хлопает глазами, а затем в ужасе начинает понимать, что он имеет в виду. — Они качают мышцы, а ведь дело совсем не в них. Внутреннюю силу не накачаешь тягая железки, ты согласна? — усмехается Охотник, прислоняясь к её лицу своим через воротник плаща. Теперь она чувствует, как шевелятся его губы, когда он говорит:  — А тебе бы хотелось кого-то другого. Кого-то, кто не притворяется. Кого-то, кто не сдерживает внутреннюю силу. Кого-то вроде меня. Ладонь в кожаных перчатках оказывается у неё между ног, и чужие пальцы сжимают её промежность. — Ты… Вы чего?.. — она задыхается от неожиданности и шока и упирается руками ему в грудь. Желудок словно прошибает нервной судорогой. — Слабаки тебя не возбуждают, верно? Ты представляла меня по ночам в своей голове, — Охотник продолжает поглаживать её между ног одной рукой и прижимает к надгробью другой. — Представляла, что было бы неплохо, если бы я был настоящим… Она отрицательно мотает головой и пытается отодвинуться от него хоть на сантиметр, но двигаться некуда. — Сегодня я настоящий, — она чувствует, как он ухмыляется, растягивая губы за воротником. Испуг и нервное напряжение не отпускают, но от чужих прикосновений низ её живота приятно сводит. Она понимает, что это не нормально — вот так стоять и не пытаться ничего… — А есть смысл? — вновь усмехается Охотник, и она понимает, что он действительно читает её мысли. Рука в перчатке отстраняется всего на секунду, чтобы забраться под резинку пижамных штанов, а затем проникает под ткань трусов и гладит голую кожу. Девушка вздрагивает и судорожно выдыхает, инстинктивно сводя колени. Прохладная кожа перчаток неторопливо скользит по её промежности взад-вперёд, задевая клитор. Вторая рука сжимает её грудь через ткань майки — сжимает грубо, но именно так ей и нравится. Бордовые глаза напротив сверлят её собственные сквозь полуприкрытые ресницы. Чужие пальцы внизу чуть ускоряются, кружат вокруг клитора. Девушка чувствует, как с неё стягивают штаны до колен, и теперь её гладят грубее, всей ладонью, с каждым разом надавливая всё сильнее. Она стонет, прикрывая глаза, и тут же слышит смешок из-под воротника. Из-за мощного недавнего стресса, когда каждая клетка тела на пределе, всё ощущается в разы острее и ярче. Охотник медленно и больно сжимает её грудь, продолжая тереть клитор, отчего эта боль лишь усиливает удовольствие. Девушка стонет, сжимает ляжки и чуть приседает от чересчур приятных ощущений. Где-то вдалеке раздаётся волчий вой вперемешку с ревом очередной твари. Девушка испуганно вскрикивает, дергается в попытке освободиться, но Охотник резко и сильно толкает её обратно, отчего она падает на колени, ударяясь спиной о камень. Затем он сжимает ей горло рукой в перчатке и придушивает, прижимая затылком к надгробью. Он смеётся, когда она вцепляется в душащую её руку и едва слышно хрипит. Она бьёт его по ладони, но Охотник не спешит разжимать пальцы. Он тянет её наверх за горло, разворачивает к себе спиной, укладывая животом на холодный надгробный камень, и продолжает стискивать её горло. Дышать она может, но очень дозированно: ровно столько, сколько он ей позволяет. Другой рукой мужчина надавливает ей на поясницу, заставляет прогнуться и выставить задницу вверх. Ей страшно, что он сделает ей больно, но между ног разливается жар, и желание прижаться к чему-то твёрдому становится невыносимым. Его рука вновь трёт её промежность сзади, но ей нужно больше: мысленно она умоляет его снять холодную кожаную перчатку. Девушка слышит, как он усмехается, и чувствует себя жалкой. Через пару мгновений мешающая часть экипировки летит на землю, и теплые мужские пальцы поглаживают её клитор, рисуют на нём небольшие круги, затем скользят ниже, проникают внутрь и тут же выходят. Он наконец отпускает её горло, отчего воздух ударяет по легким тяжелой волной облегчения. Она так возбуждена, что чувствует, как у нее впервые в жизни подгибаются колени от нетерпения. Все остальные мужчины, которых она знала, действительно даже рядом с ним не стояли. От Охотника веет силой: и не только физической. Он буквально излучает внутреннюю мощь, энергию и ярость. И хотя всё это отдаёт чем-то тёмным и нехорошим, но… Какая разница? На кладбище темно, и девушка благодарна этому месту за то, что темнота частично скрывает огромные лужи крови и месиво из тел. Но вот запах: от запаха крови никуда не денешься — стойкий, вязкий, тошнотворно-металлический. Она закрывает глаза и старается не вдыхать слишком глубоко. Между ног словно горит, и она нетерпеливо дергает задом, почти умоляюще, и ей уже все равно, что это выглядит жалко. Охотник в ответ лишь прижимается к ней тазом, позволяя ощутить свой член через плотные кожаные брюки. Она стонет и пытается прижаться к нему ещё плотнее, но Охотник держит её за шею, не давая сократить расстояние. Она разочарованно выдыхает, понимает, что он дразнит. Понимает, что ей остаётся только смиренно ждать. Сзади слышится шорох плаща, похожий на хлопанье огромных крыльев, а следом за ним — металлический звук от застежки на ремне. Она нетерпеливо дышит, сжимая пальцами холодный камень, инстинктивно сжимает стенки влагалища, словно уже чувствует его внутри. Наконец, она кожей ощущает теплую головку члена между своих влажных складок, толкается ей навстречу и наконец получает то, чего так хочет. Он входит сразу на всю длину, принося приятную распирающую боль. Девушка стонет громко и протяжно, зажмуривает глаза и замирает на мгновение, продлевая момент. Охотник сразу задаёт жесткий темп, сопровождаемый сильными и болезненными толчками, вновь хватает её за горло, а другой рукой сжимает майку на её пояснице, натягивая ткань так, что та едва не трескается. У неё внутри всё сводит от резких движений члена: ей больно, но стонет она от удовольствия. За её спиной Охотник не издаёт ни звука: не слышно даже его дыхания. Она просовывает руку вниз, тянется к клитору и трёт его быстро и сильно. Затем опускает пальцы ниже и с громким стоном прикасается туда, где член быстро входит в её тело. Она чувствует его гладкую кожу, скользкую от её смазки, и это так ударяет по мозгам, что на секунду она чуть проседает в коленях, словно не может стоять. Охотник выходит из неё и, разворачивая лицом к себе, приподнимает, сажает на надгробье. Затем он быстро сдергивает её штаны с колен, больно хватает за тонкие щиколотки и разводит их в стороны. Она упирается ладонями в камень, чтобы не упасть, но мужчина перехватывает её за талию, удерживая наверху. Через мгновение член снова оказывается внутри, и тишину кладбища вновь нарушает женский стон. От возбуждения она дышит быстро и порывисто, как загнанное животное, не сводит взгляда с его лица, спрятанного за высоким воротником. Она тянет пальцы вперед, чтобы снять маску и наконец увидеть его лицо. Но он перехватывает её руку и отбрасывает назад.  — Ты знаешь, что под маской. Ты сама меня создала, — Охотник вплотную прижимается к ней лбом, словно гипнотизируя своими глазами цвета рубина. И она видит. Не снимая маску она видит черты, скрытые под грубой тканью: словно наяву в её сознании прорисовываются нос, скулы, губы, щеки… Она видит его. Молодой красивый мужчина с жуткими бордовыми глазами. Да, она сделала его именно таким. С каждым толчком член входит в неё всё жестче и быстрее. Её рука вновь опускается вниз, ласкает клитор, задевая член кончиками пальцев. Бордовые глаза смотрят на неё снисходительно спокойно, чуть сощуриваются, выдавая усмешку… Она видит сквозь маску, как растягиваются уголки его губ, видит не глазами — сознанием. Напряжение между ног становится невыносимым, и она трёт промежность так, словно это последний в её жизни оргазм. Охотник тоже наращивает темп, сжимает её в своих руках так, что ребрам становится больно. Она чувствует, как напрягаются каменные мышцы у него на руках, сжимает их через плащ. Она чувствует всю его силу, всю кровавую энергию, заработанную смертью. От оргазма сводит бедра, а из горла вырывается полустон-полувскрик: по всему телу прокатывается приятная тягучая волна, концентрируясь между ног, и медленно ослабевает, оставляя после себя приятную негу. Девушка продолжает тереть себя внизу, растягивая последние секунды удовольствия, закрывает глаза, пытается прийти в себя. Когда Охотник отходит, ей становится холодно: она спешит натянуть штаны трясущимися руками. Мужчина стоит к ней спиной, разглядывая огромную луну. Девушка неловко топчется сзади, не зная, что ей делать дальше. — Ты готова? — Верните меня домой, пожалуйста, — тихо просит она, нервно перебирая пальцами. — Конечно, верну, — недобро ухмыляется Охотник поворачиваясь к ней передом. — Но для этого придётся проснуться. — Я готова, — непонимающе уверяет его девушка, делая шаг вперёд. Охотник смеётся: нехорошо, недобро. Затем он поднимает с земли секиру. — Ну, а для того, чтобы проснуться… Девушка бестолково хлопает глазами, чувствует, как от шока самопроизвольно открывается её рот, придавая лицу глупое выражение. Охотник делает к ней широкий шаг, выбрасывает секиру вперёд и протыкает её живот остриём на конце топора, словно насаживая хрупкое тело на копье. — …придётся умереть, — заканчивает он. Она чувствует, как ледяной металл входит в её внутренности, словно нож в масло: легко и скользяще. Адская боль и ощущение разорванных органов — всё, что она чувствует в этот момент. Затем её уха касаются чужие теплые губы: он всё-таки опустил маску, но его лица она все равно не видит. Она вообще ничего не видит: боль застилает ей обзор бордовым маревом, таким же бордовым как его глаза. — Веди себя хорошо. Или я вернусь. С этими словами он выдергивает секиру из её тела, и девушку скручивает в знакомой мясорубке искрящегося портала. Она орёт как резанная, держась за живот, чувствуя, как ломаются и перекручиваются все её конечности. Яркая вспышка сменяет бордовое марево, а затем всё вокруг поглощает темнота. *** Её будят капли дождя, стучащие по подоконнику за окном. Она судорожно садится в кровати, держась за живот. В груди застывает неприятная тяжесть, словно на неё водрузили гирю. Девушка бестолково таращится вокруг, непонимающе разглядывает пол, стол, стены. Затем она опускает взгляд вниз и смотрит на себя, ощупывая тело руками: одежда чистая, никакой крови и грязи. Живот тоже цел: никаких ран и даже шрамов. Она выглядит точно так же, как ложилась спать вчера вечером. — Вот это пиздец, — вслух комментирует она свои мысли. Некоторое время девушка просто сидит в кровати, а затем встаёт и медленно плетётся в коридор. Вытащив кота из лежанки, она прижимает любимое животное к груди и наглаживает пушистый мех, пытаясь хоть как-то восстановить душевное равновесие. Ощущения такие, словно по ней морально проехалась бетономешалка. Таких снов ей никогда ещё видеть не приходилось. Надо удалить эту дурацкую игру и поиграть в какие-нибудь более… девчачие игры. Пошла к черту эта «Bloodborne». Есть особо не хочется, поэтому она просто наливает себе чай, достаёт из холодильника кусок любимого торта «Красный бархат» и собирается устроиться на кухне. Однако кот, как обычно с утра, начинает беситься в её спальне, и она спешит посмотреть, что на этот раз уронила с её стола эта пушистая зараза. — Так, ну опять, а? — строго произносит она, обращаясь к коту под кроватью. — А ну-ка быстро вылез! Кот протестующе мявкает, а затем пулей вылетает из-под кровати и мчится в другую комнату, очевидно, в поисках своего мячика. — Гад какой, опять что-то свалил, — она недовольно фыркает и нагибается, шарит рукой под кроватью. Желудок пронзает колючий спазм, когда она вытаскивает оттуда красный пузырёк с хорошо знакомым ей содержимым.