Родственное чувство, оно очень упорно держится в людях. От всего готов отказаться человек, со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который чужие платки крадет, вор, — это свыше его сил. И.С. Тургенев «Отцы и дети»
Весна уж вовсю в права свои вступает. Звенит бодрая капель, птицы домой возвращаются, принося с собой развеселые песенные трели. Повсюду разносится щебетание, подснежники показываются, почки на деревьях набухают. Уж всюду жизнь пробудилась, природа отходит ото сна. Иван Васильевич к трапезе сегодня не пошел. Больно думы его тяжкие мучали. Сам не понял, как такую забаву закрутил, что попробуй теперь разбери. Вот, Федор с Максимом по двору бегают, саблями потешаются. Максим влюблен, но подступиться к Басманову боится оттого, что царь смертью грозил, коли чего. Не за себя Максим переживает, а за кравчего. Ох и чист сердцем опричник, не то что отец его. Малюта тот ещё угорь. Вот вроде и все докладывает, да за государя печется, а ведь про Алексея Басманова не все говорит, знает, что за козни отца и Феде может достаться. А дальше все друг на друге завязано. Если Федор под гнев попадет — сын Григория такого не переживет, себя да отца винить станет, а там черт знает, чем кончится может. Скуратов, коли с Максимом чего сделается, не простит себе, а значит не все будет говорить царю, чтобы дурных дел не наворотить. — Дааа, закрутил. — шепчет Грозный любуясь на Басманова младшего, что сейчас уж не саблей атакует, а совсем как дитя снегом кидается в опричника, хохочет да улыбается. — И шут этот пропал, хм. Осип Федорович Гвоздев, в прошлом добрый вояка, а ныне шутками, да речами своими потешал царя на пирах. Его с докладом и ожидает уж все утро Иван. Конечно, шуту этому недоделанному верить до конца нельзя, да все ж надобно чтобы кто-то обстановку докладывал, коли приближенным нет веры, а дальним — тем болей нет. Из сеней послышалось, как кто-то сапогами стучит, отбивая грязь налипшую. — Можно, государь? — из-за угла воровато показывается Гвоздев. — Да уж заждался тебя. — А я много чего принес, не знаю что первей и сказывать. Грозный садится за стол жестом приказывая и Осипу сесть. — Да уж с самого начала молви, а там разберем. — Вести недобрые. — бывший воевода вперед наклоняется, будто заговорщик молвит. — Алексей совсем уж дурной, опричников твоих из избы гонит, молвит, то, что у него бесовщина разная дома делается — твоя потеха. Царь рассмеялся так заливисто, что Гвоздев на секунду перепугался, подумав, что разозлил его. Но Иван квасу испил, да успокоился. — Малюта письма Алексея не проверяет, чем твой наказ нарушает. — А с кем Басманов переписку ведет? — Не знаю, но гонцы наши, не чужеземцы какие. — Разузнать надобно. — Понял. — Осип тоже квасу испил, рукавом вытер, что по бороде потекло. — Вот тут, дело может и не мое, но не могу не доложить. Федор с Максимом давеча в баню ходили. — И что ж с того? — Ну, как… Федя с этим, ну, вместе там… — Знаешь, отчего я тебя попросил приглядывать за всеми своими приближенными? Тот отрицательно головой машет. — Ты все сам понимаешь и вопросы дурные не спрашиваешь. — Иван, улыбаясь, за плечо треплет мужика. — И что ж в бане? — Не видел, каюсь, не по мне за юнцами подглядывать. — снова вперед наклоняется и шепчет. — Долго они там были, то смех слышался, то надолго все стихало. — Все, али ещё чего будешь рассказывать? — Ну, ещё Скуратов сегодня утром, за трапезной, сына своего все мутузил, чтобы на младшего Басманова не глядел. Ну, это уж так, мелко. — Мелко… Благодарствую, Осип, за службу твою. Может в опричнину хочешь али опять в воеводы? — Не, государь, мне по нраву тебя потешать да вот такую, как сейчас службу нести. — Ну, как хочешь. Ступай уж, а коли ещё прознаешь-тут же и я должен знать. Гвоздев вышел, оставляя царя со своими думами.***
Алексей Басманов хоть и не так мудр был, да все ж хитер и повадки царя ведал. Сразу понял, что за бесовщина в его избе делается. Да от знания того, лучше не было. Вроде и ясно, что то все рук человеческих дело, а выдумка и вовсе царская, да вот причина ему не ясна, чем государю так досадил. Вроде и служит ему недурно, и Федор на хорошем счету. Стук прервал думы. — О, легок на помине. — молвит отец сыну. — Проведать явился? — Говорят, худое что-то у тебя тут делается? — юноша проходит к лаве да усаживается. — Да это Иван Васильевич наш родимый, потешиться надо мною вздумал. — Басманов старший вина себе наливает. — Да ты и получше меня про все знаешь. — Отчего на царя грешишь? — Федя одежды теплые расстегивает. Уж больно жарко натоплено в избе. — Оттого, что сын мой, аки девка, в серебре да злате с ног до головы ходит, а я отчего-то даже награды какой за службу не получаю. — шипит Алексей. — Наград этих у тебя воз целый было. — Дык то когда было? А у тебя, что не день — то новый перстень али еще какая чертовщина. — Тебя зависть берет? — юноша кольцо с алым камнем с тонкого пальца снимает и отцу протягивает. — Держи, я с родным батькой поделюсь, коли нужда да нехватка такая. — Тьфу на тебя. Кабы не я, то сидел бы в опричниках али и вовсе холопом был бы. — старший Басманов уж который кубок выпивает. — Привел в палаты царские на свою голову, теперь сраму не оберешься. — он уж порядком хмельной. — Не про то я с тобою говорить явился. Ты мне скажи, коли это так, коли действительно забава государева, так за что он так над тобою шутить изволил? — А мне пошто знать? Это ты подле царя трешься. — За что зол ты так на сына своего? Алексей замолчал, прошелся по комнате, еще вина выпил. Федя следил за ним очами, смиренно ответа ожидая. — Мог бы уж и отца своего повыше к престолу поднять, коли сам уж чуть ли не на коленях у Ивана сидишь. — Ну коли хочешь, так я слово за тебя замолвлю. — вздыхает Федор. Разговор этот уж вовсе противен кравчему, да все ж как-никак это отец его. Юноша видит, что разговор не идет, да и отец весь уж извелся забавами царевыми. Тут все понятно, что опричники у дверей для слежки приставлены, а может и в хате тоже они дела воротят. Малюта то там, то тут выглядывает, тоже подле избы трется. Видать царь в измене воеводу уличить хочет. Федор головой на прощанье тряхнул, да покинул избу.***
— Государь, прознал я все! — с криками ворвался в покои царские Гвоздев. Иван Васильевич в постели лежит, под тяжелым меховым покрывалом. Лицо его влагой блестит, волосы взмокли. Осип к ложе подходит робко, будто нерешительно, в очи царские заглядывает. — Что с тобою, государь? — Все тело будто огнем горит и весь разум. — царь ежится. — До чего ж больно. Молви, что ты там прознал. — Басманов переписку с опальниками всякими твоими держит. Последнее письмо от Морозова было. — бывший воевода помедлили. — Еще это… Федор к отцу заходил, был не очень долго, вышел то ли злой, то ли в слезах, черт его разберет. — Иди, Осип. Гвоздев тут же раскланялся да вышел. Иван Васильевич поднялся, медленно, аки в немочи прошел к углу с иконами, на колени упал. Черные очи глядят на образа, а вместо ликов святых пред очами лицо юноши кучерявого так и является. И никак не выкинуть из головы, так глубоко уж погряз во греховных чувствах царь всея Руси. — Господь милостивый, ты дал мне власть, ты возвысил меня над прочими, и ты вразуми! — шепчет Грозный в надежде. — Помоги мне понять, где враг мой. Спаси от ненужного кровопролития. С болью в сердце взываю к тебе! Неверие ко всем поселилось в сердце Ивана. Замучили да извели уж доносы да измена. Ух и хочется всех разом да на плаху без суда отправить, дабы терзания отпустили. Басманов младший тоже хорош. Красою своею лукавою, да бабьими повадками во грех великий ввергает помазанника божьего. Хорошо хоть, что сам никакой измены не вершит. И все равно везде одни предатели, о своей шкуре пекутся. Малюта не лучше будет, уж так в верности клялся, а теперь ради сына своего дела темные Алексея покрывает. Да и Осип этот, тоже омут тихий. Кто его знает, что там за душой. Уж повсюду чудятся государю изменники, а как корень той измены изничтожить ему неведомо. Злоба в сердце его поселилась да отчаяние. — Никто ничего не боится, ироды окаянные. — Грозный молвит будто в никуда. — Надобно головы рубить, тогда и поглядим кто кого.