Девушка 20 лет ищет умного мужчину с хорошим чувством юмора. Должен быть зрелым и холостым. Я наслаждаюсь долгими прогулками по городу и временем наедине. Позвони мне 903-5768 днём или ночью.
Ребекка редактировала его и перередактировала по своему вкусу, по крайней мере, три раза, прежде чем осталась довольна, а затем молча отправила через киберпространство в ожидании его неизбежной публикации.~***~
Человек в фиолетовом спокойно сидел в темноте грязной квартиры, пристально глядя из треснувшего окна на грязный город, гниль, известную как Готэм. Гротескные тени и воющие сирены создавали почти мрачную карнавальную атмосферу, которая приводила его в сомнительно хорошее настроение. На соседнем письменном столе, испещренном отметинами от оружия и канцелярскими кнопками, со старыми и новыми газетами, пугающе сложенными в неровные стопки, некоторые вот-вот упадут на пол ветхой кучей. Неровно обрезанные из многих газет вырезки наклеены на стены и двери; почти все они были покрыты красными каракулями, комментариями их владельца о прошлых и настоящих событиях. Самая последняя газета лежала поверх других, она была открыта на странице личных объявлений. Свежие красные чернила блестели на страницах, как кровь, размазанные рукой человека, когда он писал. Большинство багровых каракулей содержали садистские беглые комментарии к предыдущей статье, но в некоторых объявлениях были вызывающие тревогу приписки и каракули, что-то обводилось и зачёркивалось, чтобы рассказать совсем другую историю. Мужчине иногда нравилось выбирать своих жертв таким образом; это было так… произвольно и хаотично, и можно было найти так много информации просто из небольшого количества данных, предоставленных в объявлениях. Имена, места жительства, судимости, медицинские записи, номера социального страхования… всё это и многое другое он знал по номеру телефона в личном объявлении — это было всё равно, что отобрать конфету у очень, очень глупого и отчаянного ребёнка. Мужчина в фиолетовом вернул внимание к газете, обведённые чёрным глаза искали новую цель. Ему было двадцать пять лет, он был холост и очень красив — или, по крайней мере, он так думал; некоторым женщинам нравились плохие парни — но, несмотря на это, у него не было желания обзавестись партнером. «А некоторые скажут, что у меня нет сердца, чтобы любить», — подумал он, ухмыляясь по-волчьи. В конце концов, он был одиноким волком, а одинокие волки всегда охотятся в одиночку. Его внимание привлекло скромное, простое текстовое объявление, и он резко перевёл на него свои чёрные омуты, спокойно читая строки объявления вслух про себя… — Двадцатилетняя девушка… М-м-м, не так уж молода, должно быть, первокурсница университета. Любит мужчин с чувством юмора. Ну, это во мне есть… Любит долгие прогулки и… проводить время наедине? Боже, она в полном отчаянии! И это поразило его внезапно, как пуля в мозг. Эта девушка, вероятно, была каким-то застенчивым, одиноким существом с холодным характером, который отталкивал всех парней, с которыми она сталкивалась. Девушка, вероятно, совершенно ненавидит, когда к ней пристают, она краснеет от малейшего непристойного комментария… — Какая недотрога, — мягко пробормотал он, обводя телефонный номер в объявлении и прижимая кончик языка к уголку рта. О, он мог быть развратным. Он умел похабничать. А когда бедная девочка ёжилась бы от дискомфорта, как червь на раскалённой плите, тогда он ловил бы её, играл с ней в свои игры и убивал. Они бы нашли её тело только на следующий день. И они бы поняли. Они бы получили сообщение — они бы поняли, что даже блестящие молодые умы Готэма не были в безопасности от него, что люди — идиоты, что люди сделают всё ради партнёра, с кем, как они думают, отношения будут длиться вечно, но в конечном итоге только уничтожат их. Что в Готэме не было никакого хэппи-энда, и никогда не будет… Было бы так весело. Было бы так много крови… Он дрожал в тихом предвкушении, как зверь, пуская слюни по предстоящей охоте. Его ноутбук был рядом, всё, что ему нужно было сделать, это запустить простой поиск по номеру телефона, и он бы нашёл её. Его пальцы бешено забарабанили по клавишам, набирая номер с молниеносной скоростью. Клик, и начался поиск, открывая длинный след информации. — Ребекка Рид, — пробормотал он, щёлкнув по первому результату и запустив поиск заново на имени. Через несколько секунд он нашёл совпадение… и имени… и адреса… Его глаза нежно ласкали буквы, впитывая каждую крупицу информации, его изуродованный шрамами рот искривился в злобной ухмылке. Маленькая заблудшая овечка даже не узнает, что произошло…~***~
Это был тихий домашний вечер для Ребекки, которая сидела в безмятежном созерцании на диване в скудной гостиной своей квартиры. Она гордилась тем, что она такая маленькая, и тем, где она расположена — недалеко от Нэрроуз. Ей удалось купить её самой и платить без помощи родителей; работа в местном «Макдоналдсе», конечно, очень помогла. В любом случае, она была благодарна за время в одиночестве; она нуждалась в нём, чтобы работать над грудой домашнего задания по английскому и математике… Она была в процессе решения довольно сложной задачи по математике, когда её мобильный телефон, скромная чёрная раскладушка, радостно запищал. Вздохнув, Ребекка отложила карандаш и взяла телефон, отметив, что звонившим был «Неизвестный абонент». С другой стороны, большинство звонков, которые получала она, были от «Неизвестного абонента», поскольку у неё было мало реальных контактов, кроме друзей и родителей, хотя у неё не было настоящего стационарного телефона, и она общалась только по сотовому. Ребекка нажала зелёную кнопку, надеясь, что это не какой-нибудь тупой телепродавец или ещё что. — Алло? — Привет… — раздался голос звонившего. Он был грубым, мужественным и гнусавым одновременно, с тоном, который подразумевал суровую язвительность. — Это… Это Ребекка Рид? Ребекке не понравился тон говорившего… он звучал смутно знакомо, но она не была уверена, откуда его знает… Она была уверена, что никто из её одноклассников не говорил с таким заметным готэмским акцентом… — Да, это я, — ответила она, надеясь, что это не какая-то шалость. С другой стороны, это казалось… слишком жутким для розыгрыша… — О, хорошо! — взволнованно ответил звонивший. — Видишь ли, я, эм… Я видел твоё объявление, Бекка, и… могу я называть тебя Беккой? Ты не против? Ребекка почувствовала, как у неё поднимается настроение. Неужели это тот мужчина, которого она так жаждала? — Я хочу поговорить с тобой, Бекка. Видишь ли, я одинок… Думаю, ты похожа на настоящую милую девушку, и я хочу узнать тебя получше… — Конечно! Э-э… конечно… — Ребекка запнулась, не зная, что сказать дальше. Не слишком ли она взволнована? Не слишком ли она заикается? Она редко так небрежно говорила с кем-либо, кроме своих близких друзей… — Какая одежда тебе нравится, Бекка? — спросил он. Очевидно, он понимал, что она нонконформистка; очевидно, он был из тех умных людей, которые знают, чего ожидать от такой девушки, как она… — Ох… ну… — Она слегка улыбнулась, едва покраснев. — Мне нравится… Я… я люблю практичные вещи… костюмы и юбки, синие джинсы… футболки… — Что на тебе надето, Бекка? — Прервал его голос. Ребекка почувствовала, как её пульс участился, а лицо покрылось тёмно-фиолетовым румянцем. Как это незрело, спрашивать по телефону, во что она одета, как обычный студент колледжа! Как это отвратительно! Какой шовинистической свиньёй он был? Это было время, чтобы повесить трубку, решила Ребекка. Это было слишком интимно, слишком быстро. — Ну, я… я… эм… — Она понимала, что это звучит глупо, но не могла придумать, что сказать от смущения. — Ты в пижаме, не так ли, Бекка? — Его голос стал насмешливым и шутливым, как будто он рассказывал весёлую шутку, и ей это нисколько не нравилось. — Ты носишь свою любимую ночнушку с Медвежонком Пухом… и больше ничего… Ребекка почувствовала тошнотворное чувство в животе. Она… она была одета в её любимую оверсайз ночнушку с Пухом… — Я… Я правда думаю, что мне пора. Я … Я очень занята… — О, не уходи ещё, Бекка! — вдруг сказал звонивший. — Я хочу узнать тебя получше… Я правда хочу узнать тебя лучше… Она сбросила звонок, молча паникуя. Откуда этот человек знает, что на ней надето? Откуда он знает её имя? В объявлении она указала только номер телефона! Внезапно её осенила ужасная мысль. Неужели он… неужели он следил за ней? Она отбросила эту мысль. И всё же она не могла полностью избавиться от него — это было слишком жутко. И это заставило её почувствовать, что кто-то наблюдает за ней… — …Может быть, сейчас самое время принять горячий душ, — пробормотала она себе под нос. Горячий душ всегда успокаивал её нервы… Она молча поспешила в ванную, закрыв за собой дверь и заперев её в приступе паранойи. Не прошло и пяти минут после того, как она залезла в душ, зазвонил телефон. Ребекка раздражённо застонала, быстро смывая остатки мыльной пены с волос. Так всегда бывает, когда ты принимаешь душ — ты входишь, а через пять минут кто-то звонит. Всё как всегда… Она быстро закончила принимать душ, старалась изо всех сил игнорировать телефон, но он продолжал трезвонить где-то на кухне. — О, какого чёрта, — пробормотала она, перекрывая воду и выбираясь из душа в облаке пара. Её мать всегда ненавидела, как она долго принимала горячий душ… Ребекка накинула на себя полотенце и выжала волосы, выбросив из головы все мысли о неизвестном абоненте. Телефон продолжал радостно пищать, словно какая-то глупая птица, запертая в доме и продолжающая биться в окно. Не так уж много птиц, кроме голубей, обитало в Готэме, но суть оставалась неизменной. Раздраженная, она приняла звонок и ответила. — Алло? — У тебя красивые изгибы, Бекка… Она чуть не выронила телефон от шока. Это… это снова был тот человек, тот, что звонил ранее… Тот, кто домогался до неё по телефону… — Я… я п-прошу прощения? — Ну, — колко бросил мужчина. — Это твой фетиш, я с радостью окажу содействие… Это действительно хорошая идея, Бекка… встать на колени и позволить мне связать тебя, чтобы ты могла умолять? Мужчина мрачно усмехнулся, посылая ужасную дрожь по оголённой спине Ребекки. — Я… Я вешаю трубку! — пригрозила она печально беззубым голосом. — Я звоню в полицию! — О, только не уходи и не делай этого… — извинился мужчина, но в голосе не было ни капли прощения. — Нет, правда… не делай… В трубке раздался звук снятого с предохранителя оружия, и она невольно всхлипнула. По-видимому, мужчина это услышал, потому что он издал короткий резкий смешок, и его тон стал мрачно очаровательным… — Видишь ли, я вижу тебя в окно, Бекка… я целюсь из автомата Томпсона прямо в твою драгоценную головку. Повесишь трубку… ты умрешь… Он замолчал, прислушиваясь к тому, как у Ребекки испуганно перехватило дыхание. — …Сними полотенце, Бекка. Лицо Ребекки побледнело. Этот… этот псих-извращенец на самом деле получал удовольствие от её ужаса! — Нет! — крикнула она, совершенно потрясённая. — Никогда! Не для тебя, больной ты урод! — О, она с характером… Мне это нравится, Бекка… Мне правда, правда нравится… — Оставь меня в покое! — Оу-у, неужели маленькая Бекки любит пожёстче? Похоже ты извращённая натура. Ребекке стало плохо. Изо всех сил стараясь не очистить содержимое желудка при мысли о ней и этом… этом отвратительном уроде вместе, она попятилась подальше от ближайшего окна и прижала полотенце к груди. Она больше не даст этому подонку увидеть больше, чем он уже видел. — Вот так, позволь мне хорошенько тебя разглядеть… Ну, чёрт… Держу пари, ты будешь выглядеть великолепно будучи связанной верёвкой… и только ей… Ребекка отчаянно побежала в ванную, прячась от окна и снова заперев дверь. Её ночнушка висела на вешалке для полотенец; она схватила её и надела, пытаясь скрыть свой страх и стыд. Может, если бы ему не было, на что смотреть, он бы ушёл… — О, не смей вешать трубку, Бекка… — Прощебетал его голос в динамике. — Я знаю, что ты прячешься в ванной… Ребекка ничего не сказала, вместо этого уставившись на телефон, как будто это была гадюка, собирающаяся укусить её. — Я вижу тебя из окна, Бекка, — продолжил он, в его голосе послышался смешок. — Я сейчас ворвусь, и тогда ты не сможешь убежать… Я буду делать грязные, грязные вещи с тобой, Бекка… Я хочу связать тебя, порезать и чтобы всё пропиталось твоей кровью… Я хочу заставить тебя молить о пощаде, я буду так сильно трахать тебя… Ребекка быстро сбросила звонок, чувствуя себя напуганной и невероятно оскорблённой. Её пальцы прыгнули на девятку, единицу и ещё раз единицу, и каждый сигнал соединения казался ей вечностью. Наконец, кто-то поднял трубку, и эти слова привнесли облегчение в её страх. — Доброго времени суток, полицейский Департамент Готэма, что у вас случилось? — Человек на другом конце провода звучал дружелюбно, но немного грубовато. — Здравствуйте, — поприветствовала она, затаив дыхание. — Мне нужна помощь… Кто-то продолжает звонить мне и сексуально домогаться по телефону… — Ну, у вас есть номер телефона? — ответил мужчина. — Все наши офицеры сейчас находятся на довольно большом вызове, но мы, вероятно, сможем отследить номер и отправить кого-нибудь как можно скорее. — Да, да, пожалуйста! — быстро ответила Ребекка. — Его номер… эм… я не записала его, но почти уверена, что это 578-4875… И код Готэма. — Принято, — ответил офицер. В трубке послышался тихий звук нажимающихся клавиш. — …Идёт поиск. Ох… не идёт… Хм… Ребекка почувствовала, как замирает её сердце. Что-то не так? — Ну… никаких… никаких результатов… — с сожалением сказал мужчина. — Вот, позвольте мне снова запустить поиск… вы всё ещё там? — Да, да, я здесь. — Хорошо, хорошо… Надо же. Никаких результатов… — Ни… никаких? П-почему?.. — Похоже, номер не зарегистрирован… но если кто-то звонил вам с него… значит, это… должно быть, номер невозможно отследить… Сердце Ребекки забилось, как бешеный бык. Ей просто повезло, что какой-то псих позвонил ей с неотслеживаемого телефонного номера… — Ну… ч-что мне тогда делать? — тихо ответила Ребекка. — Он… угрожал мне, и… — Просто заприте двери и оставайтесь в доме, — спокойно ответил офицер. — Не берите трубку, если не знаете, кто звонит, и, ради Бога, никому не открывайте дверь. Мы пришлём к вам кого-нибудь, как только разберёмся с другим запутанным делом… — Что случилось? — спросила Ребекка с болезненным любопытством. Если каждый офицер в городе был в этом задействован, это должно было быть что-то очень серьёзное… — Извините, это секретная информация. Мы не имеем права разглашать гражданам какую-либо информацию о любом нераскрытом деле. Особенно таких серьёзных, как это… Что-нибудь ещё, мэм? — Нет… Нет, я думаю, что со мной всё будет в порядке… — Хорошо. Спокойной ночи, оставайтесь в безопасности. — …Спокойной ночи… Ребекка повесила трубку, чувствуя себя гораздо менее уверенно, чем раньше… Минуты шли медленно, пока Ребекка пряталась в своей комнате, боясь, что телефон зазвонит снова. Ей удалось добраться до своей комнаты без звонка, но это не означало, что этого не произойдёт, причём в ближайшее время. О, она, конечно, подумывала выключить телефон, но это означало бы блокировку любых, возможно, полезных звонков, а она этого не хотела… Ребекка чувствовала себя ужасно, жалко уязвимой, прячась вот так. Она была абсолютно беззащитна перед психопатическим секс-маньяком, и это была её глупая вина. Почему она вообще думала, что это хорошая идея — дать личное объявление? Она тихо расхаживала по комнате, надеясь, что скоро появится полицейская машина. Минуты шли без единой проезжающей машины, ни дружеской, ни вражеской, и Ребекка начала сомневаться, что когда-нибудь получит помощь. Телефон зазвонил раз, второй, третий — и, как и предложил офицер, она не ответила. Она знала, что он, вероятно, тоже пытался отправлять текстовые сообщения… Но, к счастью, её телефон был слишком старым и дешевым, чтобы поддерживать их. Внезапно что-то влетело в окно её спальни, и она подпрыгнула. В луже битого стекла лежал маленький прямоугольный предмет; это был кирпич, с… с привязанной к нему запиской. Вопреки здравому смыслу, Ребекка подняла предмет и забрала записку, развернув её. На клочке бумаги кто-то нацарапал сообщение, как она надеялась, красными чернилами. Её разум кричал, чтобы она не читала его, но, вопреки инстинкту, она позволила своему взгляду упасть на слова.ОтВеТь На ЗвОнОк, РеБеКка ИлИ я ВыЙдУ иЗ тВоЕгО шКаФа И ЗАРЕЖУ ТЕБЯ:)
Сердце Ребекки бешено колотилось; её дыхание стало поверхностным. Он не… Он не мог на самом деле быть… Не после того, как она заперла все двери и окна в доме и… Но что, если мог? Что, если он действительно, действительно был?.. Телефон зазвонил снова, обманчиво радостный, несмотря на сообщение. И дрожащим голосом, несмотря на всё, она знала, что должна сделать, Ребекка ответила. — П-пожалуйста… перестань названивать мне… — прошептала она, желая заплакать. Слёзы уже образовали полоски на её бледных, дрожащих щеках, капая на пол и приземляясь крошечными влажными лужицами. — Больше не вешай трубку, Бекка… — Послышался голос, теперь в нём слышалось мягкое хищное рычание. — Мне бы не хотелось убивать тебя… Ребекка всхлипнула, но не решалась завершить звонок. Только не здесь. Не сейчас… — О, кстати, я действительно в твоём шкафу… Мой хороший приятель, прятавшийся снаружи, бросил этот кирпич за меня. О, не плачь, Бекка… ш-ш-ш, ш-ш-ш… не плачь… Мы скоро впервые встретимся, ты должна быть счастлива встретить мужчину своей мечты! И я знаю, что ты будешь делать всё, о чём я тебя попрошу, без вопросов… — НЕТ! — закричала она, сбросив вызов и в слепой панике бросившись к двери. Здесь было небезопасно; в любой момент он мог выскочить из-под её кровати или из шкафа. Она должна была получить фору. Может быть, если ей повезёт, она сможет убежать от него и попасть в более безопасное место… Она одной рукой распахнула дверь и обнаружила, что единственный путь к спасению перекрыл один-единственный высокий, стройный мужчина. Её взгляд скользнул по худым, одетым в фиолетовые брюки ногам, широкой груди, угловатым плечам… наконец, остановившись на его сильно накрашенном лице, бледном от слоев белого грима. Его вьющиеся зелёные волосы безвольно свисали на кожу; его обведённые глаза мрачно поблескивали, как две пустые глазницы, инкрустированные ониксами. Но хуже всего была багровая ухмылка, распространившаяся по его лицу, как болезнь, вечная, ужасная ухмылка, шире, чем у любого нормального человека. Действительно, личность этого человека нельзя было спутать ни с кем. Ребекка вскрикнула в ужасе от собственного ужасного невезения, и она бы отшатнулась, если бы её жалкие ноги не парализовало от страха, бесполезно дрожа со всем остальным телом. — Ну, теперь… — Его глаза опасно сверкнули, а вечная улыбка стала ещё шире, обнажив пожелтевшие зубы. — Посмотри на себя, а? — Его взгляд скользнул по ней, словно ножом, когда он медленно двинулся вперёд, приближаясь к своей жертве. — Ты даже более великолепна в жизни… Он двигался медленно, неторопливо, заметила она. Он не торопился; он знал, насколько обречена его дрожащая жертва. Он знал, какой ужас охватил её в этот момент, и он смеялся над этим. Только после того, как Ребекка почувствовала, как его рука в кожаной перчатке тяжело легла ей на плечо, она смогла пошевелиться, как будто ужасные, тяжёлые цепи, привязывающие её к полу, упали, чтобы освободить её, и она в ужасе попятилась. Но было уже слишком поздно; он был так близко, слишком близко, и он загнал её в угол, рядом с кроватью, прежде чем она это осознала. — О, не убегай, Бекка, — усмехнулся он, толкая её на простыни. Он спокойно стянул перчатки, одну за другой, и грубо схватил её за руки. — Я думал, что ты хочешь время наедине… Ты сказала, что это то, чего ты хотела, не так ли? Ребекка тихо всхлипнула, её глаза защипало от испуганных слёз. Он был таким высоким и таким сильным — слишком сильным. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы оказаться сверху неё, прижимая её своим телом и вцепившись так больно, что его ногти впились ей в кожу. Она не могла сопротивляться; он был слишком силён… — Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш, Бекка… — Его горячие слова встретились с её ухом; его покрытый гримом подбородок мягко покоился на её плече. — Обещаю, будет только немного больно… — Его лицо расплылось в широкой улыбке, когда он сбросил своё длинное фиолетовое пальто, небрежно позволив ему упасть на пол. — Для меня было бы правильным заплатить тебе за то, что ты такая прелестная маленькая игрушка… Я имею в виду, что это пытка, а ты не хочешь быть моей заложницей, не так ли?.. Он внезапно сел на колени, прижимая её одной рукой, и тихий звук молнии достиг ушей Ребекки. Ошеломляющая волна ужаса охватила её, когда он, наконец, полностью прижал её под своим телом. То, что последовало дальше, так ужаснуло Ребекку, что она даже не смогла закричать. Он стянул с себя одежду, и она почувствовала прикосновение кожи к коже, почувствовала, как он обхватил её своими сильными руками с такой силой, что мог бы раздавить. Его руки были грубыми, мозолистыми от того, что он сжимал тысячи ножей с грубыми рукоятками, кожа местами была испещрена гладкими и неровными шрамами от самих лезвий. Его губы накрыли её, его язык проник внутрь грубым насмешливым поцелуем; она чувствовала неровные рубцы его шрамов там, где нож разрезал его щеки изнутри, и тихо всхлипнула… — О, тише, Бекка… — пробормотал он, отстранившись и укусив её за ухо достаточно сильно, чтобы прокусить кожу. — Ну-ну, тише… Ты ещё ничего не увидела, милая… И он снова придавил её, задирая тонкую ночнушку, пока Ребекка бормотала что-то невнятное в знак протеста и тщетно пыталась сопротивляться… Что-то болезненно разрушилось, когда он вошел в неё, невинность, которую она никогда не сможет восстановить, и внезапно она поняла, что именно с ней происходит, какое ужасное насилие он совершает над ней. Это знание сопровождалось ужасным жжением, натиранием и болью, которые заставляли её душу ныть, как открытая, гноящаяся язва с каждым яростным приступом; она чувствовала, что вся в синяках, ей казалось, что у неё идет кровь… Она не осмеливалась взглянуть, чтобы убедиться в этом. Она не хотела. Вместо этого она молчала, тихо всхлипывая, чувствуя, как её внутренности сжались от отвращения к деградации, его деградации, порочность, которую чувствовала она, распространялась по всему её существу, как уродливая рука, стремящаяся уничтожить её изнутри. Она чувствовала себя испорченной, использованной. Отравленной. Это длилось целую вечность, как думала она, тщетно пытаясь отгородиться от ужаса реальности, но безуспешно. Она была так ничтожно беспомощна, так слаба. Она была пустым местом, и пустота ничего не могла сделать. Она бы попросила быструю и безболезненную смерть в этот момент, но нет… нет, ей не так повезло, только не ей. И когда это, наконец, закончилось через одну ужасную адскую вечность, ей показалось, что она провела всю свою жизнь в цепях и под контролем потного, слюнявого отвратительного монстра. Ей потребовалось пять минут, чтобы понять, что всё наконец закончилось; что это кошмарное ожившее существо наконец-то насытилось, больше не придавливая её своим чудовищным весом и неописуемо соприкасаясь с ней. Нет, оно наконец-то оделось, сидело на краю кровати, как чудовищная пародия на ангела-хранителя. — Ох, что такое, Бекка? — её насильник усмехнулся, надевая кожаные перчатки на свои грубые руки. — Ты выглядишь так, будто ни разу в жизни не улыбалась… О, но я думал, что ты просто хотела кого-нибудь в своей жизни… Что такое, я недостаточно хорош для тебя? Я не делаю тебя достаточно счастливой? Его голос поднялся до звериного рычания; его лицо находилось в нескольких дюймах от её. Его руки обхватили её, как смирительная рубашка, прижимая и снова связывая, как будто накладывая шину. Ребекка разразилась неконтролируемыми рыданиями, боясь, что он снова набросится на неё с такой же яростью… — Что стряслось, Бекка? — прошипел он, его слова ядовито прозвучали в её ушах. — Я не тот мужчина мечты, которого ты искала? Ребекка была разбита. Она выглядела и чувствовала себя шлюхой, с растрёпанными волосами и заплаканным, покрасневшим лицом. Каждая частичка её униженной, истекающей кровью, израненной женственности ужасно болела. Она ничего не ответила, вместо этого продолжая рыдать в физической и эмоциональной агонии. Её мучитель начал злиться, рыча, как злобный хищник. Он схватил её лицо, резко повернув его к себе, чтобы встретиться со своим гротескно раскрашенным лицом. — Ну же, Бекка, я знаю, что у тебя милая улыбка… Улыбнись хорошенько мне, Бекка. Давай, сделай это. Улыбнись. УЛЫБНИСЬ! Его слова превратились в ужасный, нечеловеческий рев, заставивший Ребекку взвыть от боли. Он встряхнул её, как тряпичную куклу, не обращая внимания на её боль… или, возможно, наслаждаясь этим. — Нет? — он почти рассмеялся. — Нет, ты не будешь улыбаться мне? — Его голос поднялся до безумной, психотической какофонии; его покрытый шрамами рот искривился в безумной ухмылке. — Что ж, тогда я заставлю тебя улыбнуться! И нож, ужасный инструмент, больше похожий на картофелечистку, чем лезвие, легко выскользнул из кармана его брюк. Ужасное, кромсающее лезвие легко проскользнуло между её губ, соприкоснувшись с краем её рта и слегка впиваясь в кожу. Струйка крови стекала в её дрожащий рот, вкус железа и страха… Ребекка вздрогнула, невольно облизывая незначительную рану — и лезвие. — Ох, Бекка, я не знал, что тебе это так нравится… — Его глаза загорелись страстным желанием; она не знала чего. — Должен ли я был заставить тебя сделать это со мной, пока я был в процессе… Он сунул нож ей в рот по самую рукоять, его ухмылка стала шире. — Ну же, Бекка, оближи лезвие снова… Обсоси его. Давай, сделай это. СДЕЛАЙ! Дикий рев в его голос действовал как боевой приказ, и она подчинилась. Её язык болезненно скользил по лезвию, каждый раз углубляя порезы на языке. Безмолвные, горячие слёзы агонии катились по её лицу, жгучие, как кислота. — Вот это настрой, Бекка! — хихикнул он, продолжая резать её щёки. — Ты ж моя девочка! Ребекка почувствовала слабость… Кровь… Кровь была повсюду; она была такой густой и горячей, и её было так много… Телефон звонил бесконечно, не подозревая о медленных мучениях своего владельца, и последнее, что Ребекка слышала, когда медленно истекала кровью, был сводящий с ума смех Джокера, смешанный с ужасающим звуком её звонящего мобильного телефона…