POV Автор
— Святые админы, я не могу написать эту проклятую главу!
К удивлению, слова срываются с губ сами собой. В полнейшей тишине. Под желтоватым теплым светом включенного фиолетового светильника, своим депрессивным цветом вызывающего откровенное раздражение как коллекция смятой исписанной бумаги на конце стола.
Налитые свинцом глаза, словно уместившие в веках не меньше нескольких тонн, неумолимо слипаются к вечеру уже в течение месяцев так двух… или гораздо дольше, точно не вспомнить, так что открыть невольно закрывающиеся очи с каждым разом становится все сложнее и сложнее — проще было бы опуститься на твердую поверхность деревянного стола и со вздохом погрузиться в долгожданную дрему, отложить все возможные заботы на потом. Но проблема, разумеется, далеко не в отсутствии
нормального отдыха. Стоп, нет, в этом тоже…
Фикрайтер, как известно, существо ночи.
В очередной раз отбрасывая ручку с черными чернилами в сторону и вырывая лист с неудавшейся главой из блокнота, я невольно ловлю себя на мысли о том, что на протяжении длительного времени в голову действительно не лезло ничего интересного от волшебного слова «совсем», а вскружившие голову идеи, раньше записанные во всевозможных тетрадях, альбомах, зачастую даже на обычных бумажных закладках для книг, без предупреждения и безповоротно улетели куда-то в тартарары, не только безназанно покинув свою хозяйку, но и злобно, отчаянно хохоча. Забавно, учитывая тот факт, что каждый — каждый, черт подери! — поздний темный-светлый вечер, несмотря на погоду за окном, бедному автору умышленно приходилось пополнять количество слов на листочках в клеточку, на утро с гримасой неподдельного ужаса замечая в зеркале темно-фиолетовые круги под глазами от недостатка сна.
Неприятный, горький вкус крепкого черного кофе начал сопровождать чуть ли не
ежедневно, если не считать горьковатого аромата
(наверное) свежих кофейных зерен и навалившуюся усталость. И это даже совершенно не смешно!
Впрочем, похоже, такая проблема волновала исключительно пару человек.
Кого? Правильно — меня и моих родителей, которые правда серьезно обеспокоились моим самочувствием и
почти что бессонным образом жизни, настоятельно советуя побольше спать, а обычно не писать до рассвета рассказы со словами «за ночь точно закончу». Разумеется, не выходило дописать.
И она — девушка, вновь взявшаяся из ниоткуда, — по-прежнему смотрела на меня внимательно, со знакомым язвительным прищуром, будто бы смеялась над едва ли не напрасными стараниями написать нечто стоящее,
имеющее смысл и сюжет, чего и добивалась эта вполне ответственная личность. Муза всегда появлялась независимо от времени суток или дня недели, заставая врасплох мою фикрайтерскую сторону, кое-как коротающего утомительные дни под названием Не-Пишется-Ничего, каждый раз упорно приближая прежевременную смерть от разрыва сердца неожиданными возникновениями посреди комнаты или перемещением небольших предметов.
Полтергейст.
Самый настоящий полтергейст, ничего другого.
— Читатели не одобрят, ты же знаешь, — серьезно говорила она, складывая руки на груди. — Тем более, вести дружбу с Ленью — не хорошо.
— Брось…
— Не обсуждается!
И я сижу, откинувшись на спинку стула, и с содроганием понимаю, что в этот раз кофеин точно не может ни в каком своем проявлении: засыпающий мозг не в состоянии подкидывать красивые строки, только бессвязную куролесицу в семь страниц. Никто не хотел допускать в своих текстах огрехи, а торопливый стук клавиш и постоянно открытый сайт в бежевых тонах остались как будто в прошлом. Меньше пишешь — больше мучаешься. Лень заходила в гости по выходным, принося с собой свежезаваренный чай и пасмурную, хмурую непогоду, в которой любой другой автор нашел бы плюсы и в конечном итоге захлебнулся вдохновением, на что отчаянно приходилось надеяться и мне, вместо душевного подъема захлебываясь взбодряющими напитками и выслушивая речи назойливой противоположности горя-безделия, отправляющего женщину в серых одеждах достаточно далеко.
Приходила из ниоткуда и точно также исчезала в никуда, отвечая даже на самые безумные вопросы, чем безвольно всегда добивалась желаемого.
Возможно, дело в том, что втайне ничего делать не хотелось — сама Лень была как никогда популярна.
— Ну, что ты? Хотя бы одну страницу, пожалуйста.
Неуверенный кивок.
«Побеждаешь».
Она закатывает глаза и прикрывает их рукой, не сдерживая загадочной полуулыбки, когда неспешно подходит ко мне и протягивает знакомую ручку, что временно покоилась на столе возле ноутбука и пока незакрытого блокнота. Строки идут трудно,
слово за словом, глаза пытаются работать в привычном режиме, пробегаясь по тексту, осматривая написанное на наличие любых огрехов, паста оставляет на белой бумаге новый нобор букв: предложения, скорее, вымученные, чем несущие какой-то смысл. Пожалуй, такой бессмыслицы на просторах сети еще поискать надо! Но также интуиция подсказывает, что конечная судьба сего «отвлеченного» абзаца — удаленные файлы.
И кажется, глаз начинает нервно дергаться.
Нервы не выдержат! Муза с легким хлопком появляется возле окна и закрывает занавески, щурясь, и мне точно хочется либо сбежать из дома, либо отключиться, чтобы в случае чего не видеть ее гнева, чтобы в случае чего не сидеть опять ночь напролет. Иногда подобная способность легко уговаривать и заглядывать в самые далекие и скрытые уголки души не столько пугала, сколько возмущала — она не скрывала абсолютно никаких ни мыслей, ни эмоций, словно открытая книга, которую могли прочитать все и каждый. Это было… Непонятно, что ли? В мудром взгляде существа часто играло озорство, желание заключить спор ради достижения и удачного выполнения своих целей, чтобы после пропасть до поры до времени и появиться, твердя также о таких недоступных, но известных пониманиях, как
вдохновении.
Невыносимо яркое желание узнать смысл слова «вдохновение» не давало закрывать глаза и долгое время будило не хуже звона будильника. Может быть, все настолько плохо из-за незнания настоящего значения этого слова? Может быть, удовлетворив интерес, удастся сосредоточиться на творчестве? Почему, имея более большие знания, удается понимать простые вещи лучше, чем другие?
— Слушай, — я наконец ставлю в предложении точку и поворачиваюсь к ней, — ты же залог вечного вдохновения, не так ли?
Она перестает листать взятую из шкафа книгу с сиреневой обложкой и усмехается, убирая вьющиеся прядки волос за уши и несколько секунд вопросительно глядя в мою сторону. Я чувствую себя идиоткой. Идиоткой, которая решилась задать бессмысленный вопрос, по итогу не приносящий ничего, и оттого стыд накрывает с головой, ощутимо сдавливая горло.
— Превратное понимание, — с саркастическим укором ужаснулась она, выдыхая и поднимаясь на ноги. — Муза преподносит идеи и разжигает огонек в душе, она не вдохновение.
Я недоуменно хлопала ресницами, не понимая, в чем разница между припадком фантазии и существом, каковым была Муза.
— А что такое само вдохновение?
А она, кажется, правда задумывается над ответом, медленно расхаживая по комнате туда-сюда, и теряет образ сосредоточенного учителя. Ее кривая усмешка видна издалека.
— Вдохновение — это как спасательный круг, удерживающий на воде, то есть облегчающий творческий процесс, — начинает рассуждать она. — Забудь это слово: если ты не хочешь творить, усилия не помогут. Ждать чуда нельзя.
Как никогда жалею о том, что любопытство — вот, что топит чаще всего. Но сейчас все мелочи, сложившиеся в идеально полную картинку из пазл, так и показывают огромным кричащим текстом предложение «это же очевидно».
— То есть надо смотивировать себя? — от интереса наклоняюсь ближе, боясь запутаться в сказанном. — Можно искусственно?
Муза останавливается и пожимает плечами.
— Смоделируй в голове сцену, которую хочешь написать, проработай все детали, не постукивая по кнопкам с пустой головой. Сделай глубокий вдох и перешагни через цель. Как-то так.
Прикусывая губу, я благодарно киваю и по-прежнему смотрю на ее реакцию. Развернувшись обратно, чтобы взять блокнот и ручку, я быстро поднимаюсь со стула и ухожу в заданном заранее направлении, на ходу забирая ключи от квартиры и, обуваясь, подхватываю с вешалки головной убор, открывая дверь.
— Эй, ты куда, — окликает меня Муза, перемещаясь рядом при помощи своих мистических способностей и опять тем самым позволяя испугаться.
Как привидение...
Не привыкну. Ни-ко-гда.
— За вдохновением, — я улыбаюсь, не веря своим словам, и расправляю черные поля шляпы.
В блокноте возникает несколько событий. И когда спускаюсь на первый этаж высотки, чтобы выйти на улицу, во двор, слышу позади себя веселый смех, но понимаю — теперь она уж точно победила. Опять. Вновь. Снова.
