Здесь приходится бежать что есть мочи только для того, чтобы оставаться на месте, а уж если хочешь куда-нибудь передвинуться, придётся бежать, по меньшей мере, вдвое быстрее. — Льюис Кэрол, Алиса в Стране чудес
Всем привет! Если вы читаете эту запись, то меня, скорее всего, уже нет… на месте. Что в свою очередь поднимает ряд таких резонных и жизненно важных вопросов, как: «Кто вы такой и что делаете за моим рабочим столом?», «Что вы вообще забыли у меня дома?», «Почему позволяете себе читать личные заметки незнакомого вам человека?» и «Кстати, откуда у вас пароль от моего ноутбука?». Впрочем, все равно вы вряд ли мне ответите, так что хрен с вами, читайте. Нижеследующий текст — моя тщетная попытка привести в порядок мысли и не свихнуться от того, что мне довелось пережить за последние… черт, даже не знаю, сколько времени прошло. В учебке мне и ещё десятку будущих следователей — красе и гордости уголовного розыска, грозе воров и проходимцев, — вдалбливали в голову необходимость постоянно вести дневники или хотя бы делать заметки, помогающие структурировать ход логических выкладок и облегчить запоминание мелких и, казалось бы, малозначительных деталей, которые в ином случае крайне легко стираются из памяти. Что ж, пусть этот текст станет ещё и моей исповедью. Она, возможно, вас позабавит, а может, чем черт, — в которого я чем дальше, тем больше начинаю верить, — не шутит, окажется полезной и даст пищу для размышлений.***
Утро того июльского дня началось с бесполезных попыток увернуться от бьющих в слегка опухшую со сна физиономию солнечных лучей, одновременно пробуя нащупать рукой телефон, будильник на котором уже успел пойти на третий круг, отчаявшись достучаться до моего сознания. Поняв бесперспективность дальнейшего игнорирования окружающего со всех сторон с явно не самыми добрыми намерениями мира, я поднялся и обнаружил на прикроватной тумбе недавно приготовленный, заботливо оставленный и успевший безнадёжно остыть омлет с чашкой крепкого, как деготь, кофе. За исключением этого островка уюта, в комнате не имелось ничего занимательного: выкрашенные в дизайнерский серый стены; книжные полки с вперемешку валяющимися на них справочниками по криминалистике и однотипными фэнтезийными романами, все герои которых как под копирку бравые вояки с двухметровыми мечами и явным отсутствием декомпенсации за физические недостатки, спасающие мир от не менее архетипичных злодеев за полцарства, славу среди местных пролетариев умственного труда и возможность присунуть королеве эльфов; журнальный стол, заваленный разного рода повседневным хламом; и уже остывшая половина кровати, на которой должен был бы лежать мой наследивший завтраком сожитель. Последнего как раз не наблюдалось — факт сколь досадный, столь же и ожидаемый: данный индивид, при всех его неоспоримых достоинствах, обладал таким же внушительным рядом недостатков, включавшим пунктуальность, педантичность и непрошибаемую честность, дающую сбой лишь в досадно редких исключениях и не позволявшую ему пропускать выход на службу, какой бы бурной ни была проведённая накануне ночь. Собрав в кулак всю свою силу воли и прекратив гипнотизировать подушку, мне все же приходится отправляться совершать положенные санитарно-гигиенические подвиги. А после, покончив и с ними, неторопливо переходить к холодному завтраку и ленивым сборам на работу, объявиться на которой мне грозило в лучшем случае к двум часам дня. Приятно, когда есть возможность оттянуть начало рабочего дня, и очень неприятно, когда делать это хочется постоянно. Окончательный этап приготовлений прошел в ускоренном темпе, и уже минут через двадцать, прихватив с собой портфель с документами, я вылетел из подъезда, окунувшись в пучину столичного городского транспорта. Видавший виды и не видавший техосмотра мерседес восьмидесятого года выпуска, доставшийся ещё от папаши, пришлось оставить на отвоеванном для него месте рядом с домом, где этот выдающийся образчик немецкого автопрома медленно, но верно превращается в клумбу для цветов последние полгода. Кого-то мне это напоминает. Доехав на трамвае до конечной остановки к месту работы, расположенному в подвальном помещении одного из исторических зданий города, я наконец распахнул скрипучую деревянную дверь, основательно расслоившуюся в прошлом веке, разом окунаясь в атмосферу родной конторы. Пахнет плесенью, сырой от влаги штукатуркой и чем-то таким, что отличает все казенные заведения мира. Оптимизмом и перспективой карьерного роста, не иначе. Спустившись вниз по грязной бетонной лестнице и открыв ещё одну дверь слева от нее, я иду по длинному, плохо освещенному, устеленному жёлтым в черную точку линолеумом и с выкрашенными в грязно-зелёный цвет стенами коридору. По правую руку пять до боли знакомых и почти не отличимых друг от друга помещений: каптерка со столом, тремя табуретками, кулером, видавшим виды чайником и расположенным прямо под потолком световым окном; следом два рабочих кабинета, один из которых, сколько помню, был всегда закрыт на навесной гаражный замок; серверная; офис большого босса и склад, он же архив и спальня для особо припозднившихся работников. Вот и родной офис. Все удобства в наличии, кроме тех, что ценятся больше всего и расположены на втором этаже дома. Рабочий коллектив впечатлит кого угодно не меньше самого офиса: недавний студент, а нынче связист, сисадмин, сантехник и плотник в лице одной-единственной патлатой худощавой физиономии — Фёдор Ефимов, я, шеф да пользуемая всеми по принципу «подай, принеси, пошла к черту» его секретарша Олеся — вот и весь наш сверхсекретный отдел, секретность которого вызвана не столько хранимой в стенах этого здания информацией, сколько потаенным ужасом начальства, всякий раз нервно икающего от перспективы того библейского хохота, который непременно разразится, если хоть кто-то прознает о нашем существовании. А какую ещё реакцию в двадцать первом веке может вызвать отдел «по контролю за преступлениями на почве оккультизма и психофизических практик», или, если переводить с казенного на человеческий, — служба по борьбе с нечистой силой, колдунами и экстрасенсами? Вам уже смешно? Мне тоже… было когда-то. Теперь, после того как довелось провести здесь четыре года своей жизни, почему-то не очень. Не то чтобы в свои двадцать шесть я мечтал оказаться в подобном месте. Будучи восемнадцатилетним подростком я и в армию-то идти не планировал, рассчитывая вместо этого отучиться на факультете банковского дела и после выпуска скоротать молодость, пересчитывая чужие деньги. Вот только все подобные планы, как водится, легко разбиваются о рифы суровой реальности. Например, об отставного полковника отчима, который, один раз на встрече выпускников оттанцевав вашу маменьку, примется следом систематически «оттанцовывать» не только её, но и вас, вашу сестру и весь ваш с трудом устоявшийся после исчезновения отца быт. Разумеется, отставной полковник окажется в своём праве: ваш папаша будет в его глазах сбежавшим из семьи алкашом-уголовником, вы сами — молокососом, ничего не смыслящим в жизни и в том, что значит быть настоящим мужиком, а все его действия и суждения по умолчанию верными, поскольку живёте и кормитесь вы всей своей семьёй прихлебателей за его, полковника, счёт. После выслушивания данных аргументов у вас не окажется никакой иной возможности, кроме как отправиться отдавать долги родине, после чего прямиком со службы отправиться в академию ФСБ, где вас будут ждать с распростертыми объятиями в любое время и даже зачислят на курс вне очереди прямо посреди учебного года. Замечательная перспектива, если, конечно, вы не сбежите с учёбы и вас не будут после этого в течение месяца разыскивать с собаками и вертолетами по всем вашим друзьям, знакомым, а также случайным пассажирам в вагоне метро, рискнувшим излишне пристально на вас посмотреть. Если же все произойдет именно так, да к тому же найдут вас в квартире вашего тренера по боксу верхом на этом самом тренере, и вы не сумеете убедительно доказать, что все происходящее — отработка новейшей экспериментальной техники по постановке удара, вас ждет неминуемое наказание. Вас отлучат от семьи, разрешив звонить матери и любимой сестренке исключительно пару раз в году, а в довесок ко всему еще и поспособствуют устройству на работу в самый дальний отдел небезызвестной федеральной службы, в котором вашу иссушенную мумию в лучшем случае сумеют отыскать через пару веков какие-нибудь не в меру настырные археологи. Впрочем, все может быть не так плохо, если вам как следует повезет с начальством. Мне вот повезло. Не размышляя более ни секунды, я зарулил прямиком в нашу «лаунж-зону», где для меня уже оказалась заботливо выставлена чашка с чаем, пить который в подобную жару было бы чистой воды самоубийством, и пара кривоватых бутербродов со слегка взопревшим сыром — отважная попытка Леси привнести немного уюта в наше унылое существование. Официально несчастную ростовскую библиотекаршу сослали к нам в качестве эксперта в нумерологии¹ и тауматургии², кой был нашему отделу необходим как той собаке пятая нога и хвост в косичках. Выпускнице же исторического факультета Ростовского гуманитарного института Олесе Павловне Яггер не посчастливилось написать и с блеском защитить дипломную работу по религиозным верованиям и оккультным практикам древних греков, что и решило её судьбу окончательно. Попутно вчерашней образцовой работницей областной библиотеки заткнули и вакансию секретарши шефа, полагавшейся тому по статусу и выслуге лет. Прижившаяся с тех пор у нас Яггер была, пожалуй, самой романтичной натурой всего отдела, умудряясь среди окружавшего её повального цинизма и скепсиса увлекаться гороскопами, гаданием на картах Таро и той самой нумерологией, всякий раз предвещавшей ей то несметное богатство, то счастье в личной жизни, а то и неожиданный успех в делах. Учитывая, что в свои тридцать с гаком лет Леся Пал-на была безнадёжно не замужем и жила в однушке с престарелой матерью, путем исключения следовало предположить, что успехи её в делах должны быть поистине колоссальными. — Привет, Тоха. — Первым мое присутствие заметил Федя, по традиции из всех нас обладавший наибольшим запасом свободного времени, большую его часть предпочитавший проводить за просмотром случайным образом выбранных им телепередач на отчаянно рябящем телевизоре. Программиста Федю назначили к нам в отдел стажером на гребне моды на всеобщую компьютеризацию и с целью усиления нашей цифровой обороны. Вместе с целым отдельным программистом на склад сгрузили целый грузовик компьютерной техники, среди которой, если как следует воодушевиться раскопками, можно было найти черновые наброски Энигмы³ и что-нибудь, работающее на перфокартах. Оценив наметанным глазом предложенный ему фронт работ, Федя немедленно заступил на должность, за казенный счет в недельный срок организовав себе в квартиру выделенную интернет-линию и собрав в отведенной ему серверной из позаимствованных запчастей нечто монструозное, втрое увеличившее итоговую сумму в ежемесячных счетах за электроэнергию. На созданном им Франкенштейне Ефимов уже успел переиграть во все существующие на сегодняшний день компьютерные игры, чем его вклад в обороноспособность страны и ограничился. — Шеф звонил, летучку на четыре перенес. Велено всем быть. — Да погоди ты! — Леся немедленно отвесила Феде подзатыльник, одновременно второй рукой пододвигая мне щербатую тарелку с бутербродами. — Тош, он ещё минут сорок ехать будет. Пей лучше чай, пока горячий. Федя, покосившись на мою зачумленную после семи остановок на трамвае физиономию, принялся активно кивать, зловредно при этом хихикая: — Ага-ага, пей чай. По такой погоде ты как раз тепловой удар схватишь. Если вдруг нам разнос предстоит, будешь потеть и своей красной рожей из начальства жалость давить. — Ой, не сообразила! — Олеся тут же кинулась к кулеру, вызывая у того приступ нервного бурчания где-то в недрах под желтоватым пластиком. — Сейчас холодной разбавлю. — Лесь, да прекращай уже метания, я дома поел, — в зародыше пресек я готовую разразиться вокруг моей персоны мельтешню и, поставив портфель под стол, уселся на единственный свободный табурет. — Кстати, с чего разговоры про разнос? Когда у нас успело что-то случиться? — Никогда и ничего, — Федя пожал плечами, лениво отхлебывая из кружки. — Но всякий раз, когда Григорьича вызывают на Лубянку погонами ковры протирать, он оттуда возвращается зверелый. В прошлый раз наорал на меня за то, что я, видите ли, списанные жесткие диски на радиорынке толкаю за полцены. — А ты нет? — Во-первых, хрена им, а не полцены! За две трети продал! — незамедлительно поспешил похвастаться передо мной стажер. — А во-вторых, когда он не злой, ему на эти диски срать в три кучи. Сидит себе в архиве, медитирует. Что ж, в этом Федя, ни в коей мере не слывший знатоком человеческих душ, был тем не менее прав: подполковник Григорий Артищев, начинавший служить в середине восьмидесятых в ещё функционирующем на тот момент комитете госбезопасности, несмотря на свои сорок три года, которые ему никто не давал, и повышения звания, которые ему тоже никто не давал, являлся единственным из нас, кому удавалось сохранять оптимизм и интерес к нашей работе. Когда-то, когда я только узнал о существовании этого отдела, мне казалось, что его наличие — результат того, что те, кто находится на самой верхушке политической пищевой цепи и обличен правом принимать решения в целой стране, знают нечто, совершенно недоступное нам, простым смертным. Немного погодя меня поспешили уверить — не знают. Более того, большая часть подобных воротил в лучшем случае дай бог если способна оперировать фактами в рамках школьной программы пятого класса средней школы да с неизбывным энтузиазмом жрать себе подобных. Существование же нашего отдела — это чья-то почти невинная на фоне всего прочего блажь, которую, в лучших традициях неумолимого маховика бюрократии, проще уважить, выделив с этой целью отдельное здание и исправно выплачивая нам зарплату с регулярными ежеквартальными премиями, чем собрать все необходимые для этого автографы на бесчисленных бланках строгой отчетности и ликвидировать её вовсе. И только Артищев, зная все эти обстоятельства, умудрялся не растерять оптимизм, пережив и расцвет экстрасенсорной паранойи в девяностых, когда каждый бандит или большой начальник считал своим долгом завести личного астролога и отстегнуть на храм, и нынешнюю эпоху демонстративного скепсиса, когда все те же начальники, еще вчера строившие на своих приусадебных участках пирамиды для очистки энергетических потоков, начинали демонстрировать показной скептицизм и приверженность доказательной науке. Не иначе как по совету все тех же астрологов. Меж тем бывший для всех костью в горле и невесть как дослужившийся до звания подполковника Григорий Иванович Артищев раз за разом с упорством вцепившегося в ногу питбуля доказывал всему вышестоящему начальству, что от них от всех может быть и польза. И дело было даже не в том, что сам он отчаянно увлекался всякой фэнтезийщиной, до дыр зачитывая ширпотребную бульварную чушь про гоблинов и троллей, которой у нас была завалена до потолка уже большая часть шкафов в квартире. Нет, неисправимый романтизм, хоть и помогал делу, не играл здесь решающей роли. Просто Гриша, вопреки всем пересудам и мнениям о нашей работе, был ещё и чертовски талантливым следаком, что нет-нет да и приносило свои плоды далеко за рамками мнимой специализации отдела. Наше скромное шапито, ведя скрупулезный учёт потомственных колдунов, сертифицированных лозоходов, гадалок в седьмом колене и всякого рода культистов, изредка натыкалось на что-нибудь стоящее, и тогда гул насмешек про шапочки из фольги со стороны коллег ненадолго смолкал, а кто-то из больших шишек, пользуясь обнаруженными нами данными, вешал себе на грудь медаль за поимку очередного маньяка, насильника или каннибала. Разумеется, никакой чертовщины ни в одном из подобных дел не было и быть не могло — исключительно старое доброе человеческое безумие, справляющееся с любыми зверствами куда лучше всех возможных домовых и леших, и тем не менее результат говорил сам за себя: редкие удачи у отдела случались, и за большинство подобных находок ответственен был именно Артищев, имеющий феноменальный нюх на незаметные даже самому опытному взгляду закономерности, выискивал которые он с упорством завзятой ищейки. Шло это противостояние с переменным успехом еще с тех времен, когда вся наша шарага гордо именовалась спецотделом КГБ. Созданный при Брежневе, он сразу же стал лакомым местом для плодящихся в изобилии генеральских отпрысков, которым надо было хоть как-то оправдать тройной оклад, ведомственную Волгу с водителем и бесконечные зарубежные командировки, и светом в окошке для всякого рода лунатиков, разом получивших железобетонные подтверждения всем своим безумным теориям. Каких только версий не передавалось из уст в уста по поводу деятельности отдела. Ходили упорные слухи про то, что создан он был в тридцатых под личным кураторством Бокия, про оккультные практики, вызов демонов и тайную войну с Аненербе во главе с Зиверсом и Гитлером за доступ к Шамбале. Шли годы, менялись городские легенды, и специальному отделу стали приписывать контакты с инопланетянами, связь с загробным миром и накладывание порчи на внутренних врагов и неугодных режиму публичных деятелей. На деле же, созданное в результате наложения мозговых поллюций на многолетний алкоголизм орденоносного начальства ведомство особыми успехами похвастаться не могло. Конечно, найти на необъятных просторах СССР с десяток случаев загадочных исчезновений или подозрительных смертей, в которых, казалось бы, без чертовщины не обошлось, было не так уж сложно. Вот только нечистая сила упорно не желала идти комитетчикам в руки, а все необъяснимые события легко объяснялись плохим качеством очистки потребленного их свидетелями самогона. Да и держать целый укомплектованный отдел ради полусотни сомнительных расследований никто бы не стал, так что штат его стремительно редел, а деятельность скатывалась до совсем уж шарлатанского уровня. Оставалось только гадать, какие силы до сих пор удерживали Гришу на его нынешней должности, ибо сам он на этот счёт говорить отказывался и любые догадки со стороны демонстративно пропускал мимо ушей. Впрочем, не то чтобы его это в самом деле устраивало… Мои размышления на вольные темы самолично прервал их главный герой, вихрем влетевший в комнату отдыха и, едва переведя дух, грозно скомандовавший всей нашей немногочисленной своре: — Все в мой кабинет, живо! Сборы ожидаемо много времени не заняли, и уже через минуту вся наша троица бодрой шеренгой стояла на вытяжку перед начальственным столом аккурат между фикусом и доисторическим несгораемым шкафом, в котором хранился чрезвычайный запас алкоголя, доставаемого оттуда по мере возникновения подходящих для этого поводов. Оглядев наш слегка неровный строй, Артищев нахмурился ещё больше и принялся отрывисто через паузы раздавать указания: — Олеся Павловна, финансовые отчёты за три последних месяца должны быть на моем столе в течение двух часов! Фёдор… — шеф помедлил, пристально лорнируя⁴ фигуру стажера, — какова вероятность, что полугодовой отчёт по деятельности радикальных сект, который вы должны были составить неделю назад, действительно был составлен неделю назад? — Разрешите провести дополнительные расчёты? — не моргнув глазом уточнил Федя, готовый при первых признаках опасности укрыться за дверью кабинета. — Пшел вон, — от души посоветовал Артищев, доставая несколько листов бумаги из привезенной им папки и всем своим видом намекая, что очередь наконец дошла и до меня: — Младший лейтенант Винский, вам особое поручение! Взяв протянутую мне подполковником копию постановления, я быстро пробежал глазами по сухим казенным формулировкам, под конец мысленно разрешив себе простонать в голос и лишь секунду спустя сообразив, что проделал это вслух. — Какие-то проблемы, младший лейтенант? — хмуро переспросил шеф в нехорошем, — свидетельствующем о крайней степени раздражения, — жесте вертя в руках зажигалку. Лично мною на юбилей отношений ему подаренную, между прочим! Быстро прикинув свои шансы, я решил, что проще изображать из себя идиота до конца и бодро отрапортовал: — Так точно, вашбродь! Дозвольте полюбопытствовать! — Антон!.. — начал закипать начальник, предвидя, какими проблемами для него может обернуться мой словесный понос. — Если ты опять собираешься… — Не-не, я только уточнить жизненно важную для выполнения задания информацию. Вы там все с ёлки ебанулись, что ли? — Антон! — Григорий!.. — Почувствовав, что перегнул палку, поспешно добавил: — Иванович. Не, ну ты сам это читал? Какой к хренам сбор мнений «квалифицированных деятелей и признанных экспертов оккультной сферы в отношении предсказаний календаря Майя о возможном конце света»? — Так, все вышли из кабинета, кроме Винского! — сдался шеф и, дождавшись, когда за вылетевшими в коридор сотрудниками закроется дверь, тяжело оперся руками на стол: — Антон, я все прекрасно понимаю, но и ты меня пойми, мне с утра три часа голову мылили за сам факт нашего существования! — Гриш, я все понимаю, но это? — я демонстративно помахал перед носом у начальника выданным мне приказом. — Почему бы просто не разогнать всех нас к такой-то матери? — Ну как же? — деланно возмутился начальник, вид которого сейчас категорически не вязался с жизнерадостным тоном. — Мы, конечно, для всех давно уже штатные клоуны, но вот уберешь ты отдел — а тут америкосы зашлют к нам какой-нибудь отряд боевых экстрасенсов… — И наэкстрасерят! — закончил я фразу за начальством, демонстративно закатывая глаза. Артищев согласно кивнул: — Именно. Да и про запас нас держать удобно. Вот случится какая-нибудь хрень, кто виноват будет? Правильно, мы не доглядели и не предотвратили, а если нас не будет, то виноват сразу окажется тот, кто под приказом на наше увольнение подписывался. — Ладно, с этим ясно, — решил я сменить тему. — Теперь о более важном, с тобой что? — В смысле? — Гриша попробовал состроить покерфейс, который мог бы быть убедителен для любого подчиненного, но уж никак не для того, кто вот уже три года каждое утро просыпается с ним в одной кровати. Пользуясь своим привилегированным положением, я поспешил надавить любимому начальнику на совесть: — Гри-и-иш… — Пришел ответ на мой запрос о присоединении всех наших к группе по особо важным, — сдался тот. — Я же знаю, что вас это все достало. Хотел, чтобы нас хоть к какому-то делу приставили, пусть на вторых ролях, пусть с переэкзаменовкой… — И? — спрашивая, я уже заранее знал ответ на свой вопрос, как и то, что это далеко не первый подобный запрос Артищева. Подавал он их и раньше, раз за разом получая один и тот же ответ… — Отказ! — Гриша горестно развел руками и тяжело уселся в свое продавленное кресло, давно требовавшее то ли замены, то ли реклассификации в антиквариат с последующей реставрацией. — Вместо этого вот, опрос общественного мнения про гребаных Майя! — Ладно, не кипятись, — зная любовь начальника к самоедству, спешу снять с него часть высказанных ранее претензий. — Будет им отчет! Только знай, что все метания по вокзалам и бомжатникам я как командировочные оформлю! — Да на чёрта? Возьми вон телефонный справочник и опроси всех обычных наших «экспертов», мать их. — Э-э-э не-е-е… — давлю ехидную лыбу, зная, как сильно дражайший начальник любит мои вольные интерпретации его распоряжений. — Все эти потомственные отворот-поворотницы с путанскими именами нас даже слушать не будут — мы по их расценкам за то, чтобы нас в мозг сношали, платить отказываемся. Да и про конец света тебе никто лучше цыган не расскажет! Так что жди отчет…