Стас такое бы не одобрил.

— Все! Выпуск снят! — громко проговорил Стас. — Заебешься вырезать, дорогой. — ехидно хмыкнул Сережа, поглядывая на Арса. Арсений сморщил довольно смешную рожицу, заставляя всю съёмочную команду смеяться. Он встал с кресла, слегка потянулся и отправился в свою гримёрку. В ней было прохладно, заставляя отрезвлять мысли, которые приходили в его голову. Он пьян. Но не алкоголем, а ещё чем-то более крепким. Антоном. Идеальный костюм, сшитый специально для его мальчика, лёгкая укладка, которая не давала челочке Шаста свисать над глазами, все сочеталось настолько прекрасно, что Арсений забывал дышать во время съёмок. Моментами, хотелось прекратить съёмочный процесс и зацеловать Антона прямо у всех на глазах, но он не мог. Об их отношениях знали только Дима и Сережа. Другим они ещё не говорили, боясь осуждения, особенно со стороны Стаса. Пока Арс потихоньку приходил в себя, дверь мягко открылась и в комнату осторожно вошёл Антон. Он снял пиджак и повесил на спинку стула. Подойдя к креслу Арсения, Тоша мягко положил руки на его плечи. — Устал, граф мой недоделанный? — негромко, почти шепотом, пролепетал Шаст. — Вовсе нет, просто сложно смотреть на тебя, такого красивого, и одновременно сдерживаться. — Когда присутствует желание, сложно его побороть. Верно, Арсений Сергеевич? — Для тебя, я — папочка, не забывай. — Устремив вгляд на Антона, прорычал Арс. — Ну это мы ещё посмотрим — посмеиваясь, говорил Шаст. — Вот напишут зрители «Арс — читер», так и запишу, не задумываясь. Арс, довольно резко поднялся, заставляя Антона прилично пошатнуться. Ухватив за сгиб локтя мальчишку, Попов слегка прижал его к столу. Аккуратно убрав челку Шастуна, он расположил руки на тонкой талии. Арс потянулся к лицу Антона, оставляя буквально пару сантиметров между ними, и тихо промурчал: — Кот, не пытайся со мной играть. Знаешь же, что проиграешь. — Я буду победителем по жизни, потому что однажды, встретил тебя. Антон слегка наклонил голову и мягко поцеловал голубоглазого мужчину. Он чувствовал, как по телу Арсения пробежали мурашки, заставляя закатить глаза от удовольствия. Они не знают, сколько времени прошло, прежде, чем они успели насладиться поцелуями. Может час, а может и больше. Они знали только одно, их любовь — вечна.