Помыть слона

Если честно, сначала Сильва не догадывается, что именно происходит, хотя и отказаться не может. Позволяет Скаю то, чего раньше не позволял, по крайней мере с тех пор, как тому исполнилось четырнадцать, принимает помощь, хотя они оба, Сильва уверен, прекрасно понимают, что он в ней не нуждается, по крайней мере физически. С эмоциональным аспектом все по-другому. Они оба по одной причине поздоровались с "Леди с косой" через низкий заборчик, и это кое-что изменило. Скай понял, что все смертны, даже самые близкие, но с этим можно бороться. Сам же Сильва, что Скай полезет ради него в любой бой, даже тот, который заранее проигран. В конце концов, они оба знают, не увяжись тогда в категоричной форме, облеченной в пару нецензурных выражений про самоуверенных идиотов, за Скаем его рыжая подружка, все закончилось бы для него соседней с Сильвой могилой на Алфейском кладбище, поросшем ландышами и лилиями. Лежали бы они рядышком, просто потому что больше никого кроме друг друга у них не было. Нет, не совсем так — ближе никого не было. И потерять Ская для Сильвы было равноценно собственной смерти. Как оказалось — это было обоюдно. — Это было круто! — Скай вваливается в его дом, как в свои собственные комнаты, и теперь даже не говорит о том, что ему вот внезапно стало негде ночевать. Еще недавно Скай хотя бы врал про Ривена, который задолбал устраивать вечеринки, перетекающие в оргии, а потом прикусывал язык, внезапно осознав, что и кому он сказал. Все-таки Сильва был директором их корпуса специалистов и по возможности пресекать подобное было его работой. Если бы это не было пустыми словами, то Ривен к вечеру следующего дня сдох бы от той сотни кругов вокруг озера, которые ему пришлось бы пробежать, а Скай лег рядом, потому что если стучишь на своих — имей совесть бежать наравне. Так что Сильва просто перестал спрашивать, вручив Скаю ключи, и теперь парень тут чуть ли не поселился. Хотя кому Сильва врет? Именно это Скай и сделал. Потому что им обоим это было нужно. Они не говорили об этом, но желание знать, что все хорошо, что человек, которым ты так дорожишь, в порядке, стало необходимым как сон или воздух. Можно не спать трое суток или не дышать до пяти минут, но конец-то все равно один — сорвешься. Вот и здесь так же. — Первое место? — С улыбкой спрашивает Сильва, поднимая голову от бумаг. Их еще утром принес секретарь — внутренняя корреспонденция, которую надо разобрать до завтра. — Конечно. — Фыркает Скай, так, словно это ничего не значит, беззастенчиво стягивая с себя мокрую насквозь футболку, но Сильва знает, тот чертовски доволен. Прямо, как свежевымытый слон. — Ты разве сомневался? — Как бы я мог? — Сильва откладывает рутинную работу на край стола, прочитать о сломе инвентаря второкурсниками можно и чуть позже. Добавляет ласково. — Никогда. Скай довольно жмурится, улыбается — ярко и искренне, и топает в душ. Вообще-то Сильве все равно, он бы гордился Скаем, даже если бы тот плелся в самом конце списка, отчего-то решив филонить на занятиях, потому что прекрасно представлял его уровень подготовки, но и не отозваться вот на эту завуалированную просьбу о похвале не может. С тех пор как сожженные появились снова, школу перевели на усиленную военную подготовку. Специалистов стали гонять еще сильнее, в нагрузку каждому студенту прикрепив фею из тех, чей дар можно было бы применить в бою, не повредив при этом нежную фейскую психику. Феи ворчали, бурчали, но исправно ходили на занятия: жить хотелось всем. Скаю на жребьевке досталась Блум. Ну или он ей, это как посмотреть. И теперь эти двое, выходя на полосу препятствий каждую неделю, били свой предыдущий рекорд, оставляя всех остальных глотать пыль. Впрочем, на виртуальных боях с сожженными они тоже держали первое место. По еженедельным зачетам. Сильва лично видел, какие вводные техники-операторы накручивали раз за разом. Повод гордиться собой и напарницей у Ская точно был. Блум вообще была странной феей, ей действительно больше нравился бой, чем созидание. Магия направленная на разрушение давалась ей так легко, как не давалась, наверное, никогда даже Розалинде, а вот то, что было сутью всех фей — помощь, выматывала ее сильнее любой тренировки. Сильва помнил, как выглядела та, после того, как зажгла в лампаде свет душевного огня. Как мертвец. Если бы в ней не была так сильна стихийная составляющая, из-за чего Фара вцепилась в девчонку, как сожженный в добычу, Сильва бы ходатайствовал о переводе. Потому что девочка, кажется, вообще никогда не отдыхала, тренировалась, как проклятая, дотягиваясь до уровня специалистов — после обеда меняя волшебные классы на тренировочные помосты, куда обычно фей было не затащить добровольно. На ужин ее утаскивали силой — либо соседки по комнате, либо Скай. Сильва как-то, не смотря на запрет Харви о длительных физических нагрузках, выпил стимулятор и подбил Фару на прохождение одной такой полосы. Конечно для них это стало разминкой, а не испытанием, но все же у них были годы опыта настоящих сражений, тысячи и тысячи часов тренировок — огромная фора, по сравнению со студентами, но уже то, что полоса местами заставила их попотеть, показывало насколько хороши те станут в будущем. Не то чтобы будущее полное битв было тем, чего Сильва хотел для Ская. Совсем нет. Он расправляется с половиной документации, когда Скай снова появляется в кабинете. Он привычно бос, волосы вьются после душа, а в руках он несет пару исходящих прохладным дымком флаконов. Лекарство. У Сильвы на телефоне проставлены все будильники, заметки пестрят напоминаниями, да и на память он никогда не жаловался, но Скай все равно лично таскает ему лекарства, тоже выучив все наизусть. Кажется, он даже был единственным парнем среди тех фей, что записались на курсы первой помощи, что вел Харви. Сильва не возражает — он понимает, в этой попытке хоть как-то контролировать и так неохотно идущее выздоровление, отчаянный крик — я сделаю все от меня зависящее, чтобы больше не оказаться в шаге от твоей могилы. — Спасибо. — Сильва жмурится выпивая обжигающее зелье. На секунду перед глазами темнеет, а потом становится легче. Он и не замечал, как тяжело в последние часы билось сердце, пока не выпил вечернюю дозу. Стоит показаться Харви. Сильва откидывается на спинку кресла и ловит взгляд Ская. Сосредоточенный, но на грани неуверенности. Однако Скай все же наклоняется, глядя прямо в глаза и говорит. — Пойдем. — Просит. — Пожалуйста, Сильва. Завтра закончим, я помогу. Еще месяц назад они серьезно поругались именно по этой причине. Скай вел себя, как курица-наседка, а ведь Сильва терпеть не мог, когда кто-то указывал ему на слабость, пусть и из лучших побуждений — они не разговаривали три дня, пока молчаливый бойкот на фоне общих завтраков и ужинов, прикосновений и помощи, не стал выглядеть совсем уж смешно. В тот вечер Ская прорывает, а Сильва вручает ему ключи. Той же ночью Скай спит в его кровати большой ложкой, а не ломает себе спину на диване в кабинете, его мерное дыхание согревает Сильве затылок, и он думает о том, что все это чертовски неправильно. Но есть что-то в тихом признании Ская надрывное, правдивое и искреннее. Не прихоть, не мимолетное желание — необходимость, и это заставляет Сильву сдаться, потому что это все чего он когда-либо умел и хотел — любить Ская и отказаться — невозможно. А еще подумать о том, что, когда Скаю надоест все это: возиться с ним вместо вечеринок и свиданий, терпеть его кошмары, таскать лекарства и вставать ночами, чтобы сменить постельное белье пропитанное испариной, уходить по утрам на цыпочках в душ, тяжело дыша, потому что физический аспект теперь, хорошо если временно, не для Сильвы — это станет его концом, потому что сожженного убили на грани времени. Порог почти был пройден. И только через год будет точно ясно — какое сердце победит. Но Сильва об этом Скаю никогда не скажет. Этот груз он будет нести сам. Он встает, опираясь на предплечье Ская, отмечая улучшение — еще неделю назад в глазах бы от резкой смены положения потемнело. Скай замечает тоже, улыбается радостно, трется носом о его шею в таком бесконечно-ласковом и нежном жесте, что у Сильвы мурашки разбегаются по коже от этого движения и горячего дыхания. Щекотно. Впервые за эти месяцы Сильва просыпается первым. Часы на тумбе показывают одиннадцатый час утра, и это рекорд, пусть и в выходной. Как и то, что он чувствует себя отдохнувшим. Бодрым даже. Несомненный прогресс. Сильва садится в постели, когда рядом, лицом в подушку, просыпается Скай. Зевает расслабленно, тянется, разминая затекшие за ночь мышцы, и Сильва позволяет себе не только любоваться. Касается слета лопаток раскрытой ладонью, чуть сжимает пальцы, проглаживая к шее, зарываясь в светлые кудри пятерней. Склоняется и целует в затылок, прихватывая солоноватую кожу губами, и потом в висок. Скай, кажется, даже дышать перестает, замирает под руками, а потом ложится на бок и смотрит прямо в глаза. В его светлом, прозрачном взгляде столько доверия, любви и надежды, что Сильва хочет зажмуриться, но малодушие никогда не было ему свойственно, поэтому он продолжает смотреть, а потом Скай не выдерживает, обнимает его за шею, сползая вниз и утыкаясь носом куда-то в ключицы. Шепчет. — Я люблю тебя. — Голос у него ровный, но дыхание прерывается, отчего каждое слово звучит отдельно весомо, а сердце частит бешеным ритмом. Сильва чувствует его, как свое собственное. — Так как сейчас. — Он трется носом о впадинку на шее, и Сильве кажется, что он сейчас задохнется от нежности. Хочется схватить Ская в охапку, целовать до потери дыхания и никуда не идти ближайшие пару часов. — Конечно, лет с пятнадцати, но и раньше не представлял себе мир, где тебя не будет. Я пытался, но не мог. Ты был и есть мой центр вселенной, как бы по подростковому идиотски это не звучало. Я… ты от меня не отделаешься. — Скай поднял голову и взгляд у него был полон решимости. — Ты заботился обо мне столько, сколько я себя помню. Теперь моя очередь. Даже если ты сейчас выпнешь меня из постели на диван, потому что все что разрешил было из жалости. У Сильвы от его слов и взгляда болит где-то под сердцем, тянет несказанным и Сильва заставляет себя не думать — качает головой с посылом о юношеском идиотизме, и ничего не говорит. Просто делает — то, что у него всегда получалось лучше чем слова. Целовать, обнимать, любоваться. Слышать и чувствовать, как у Ская срывается дыхание и как сжимаются пальцы на его плечах — он может вечность. Сильва кажется самому себе ужасным эгоистом, просто потому что отвечает Скаю, а сам еще стоит на грани и держит смерть за руку, через невысокий забор. Он все еще может умереть и оставить его совсем одного разбираться с последствиями этой любви, не невзаимной, а совсем наоборот. Сильва бы и должен отказаться, оттолкнуть — потом Скаю будет проще. Всегда проще ненавидеть за предательство и пренебрежение, чем знать, каково это любить, но потерять. Но Сильва не может. Он жалок, но он не хочет — так. Потому что эгоистично жаждет этого бесконечно оптимистичного мальчишку себе, на все то время, что у него есть. На год или на всю оставшуюся жизнь… Единственное, на что Сильва находит в себе силы — это не говорить о любви. Если он выживет, то скажет, если нет — пусть Скаю будет чем выжечь в себе это чувство. Пусть. Когда Сильва возвращается от Харви, целитель уверяет его в том, что все лучше чем могло бы быть, но заставляет принять какое-то дурно-пахнущее снадобье, в окнах гостиной сияет теплое каминное пламя такого же цвета, что и в лампаде у него в кабинете, да пахнет горячим зефиром. Скай, как и он сам, равнодушен к сладостям, особенно столь приторным, так что вывод один — у них гостья. Но в гостиной напарников нет, как нет их и на темной кухне, остается только одно место в доме — веранда. Скай и Блум действительно сидят на деревянных досках, за раздвижными стеклянными дверьми, свалив для мягкости гнездо из подушек. В любом другом случае Сильва бы не смог подавить в себе ревность, но с Блум все иначе. Она та, кто прикрывает Скаю спину, та, кого защищает Скай. Потому что жеребьевки проходят не просто так в Залах Разума — тот, кого к тебе приставят, потенциально твой лучший друг. Блум для Ская тоже самое, что Фара для него самого. — Ты не знаешь, в Магиксе можно найти работу на лето? И есть ли места где можно недорого снять жилье? У меня не очень много денег. Хватит на первое время, но не на все два месяца. Блум откладывает контроллер закончив очередной бой, фигурка на экране замирает в победной позе. — Все настолько плохо? — Спрашивает Скай. — Я подкидыш. Не родной ребенок, и я понимаю… я бы тоже не обрадовалась если бы растила кого-то кто занял место родной дочери, которую скорее всего просто выбросили, как ненужную вещь. Родители любят меня, но им нужно время. Я сказала, что на каникулы останусь в школе, факультативы и все такое, но… — Ты соврала. — Да. — Удрученно кивает та. — Так ты знаешь где можно найти работу? Блум хорошая девочка. Старательная, талантливая. И если его не станет, то у Ская останется Блум. Сильва верит в то, что у той получится его удержать от саморазрушения — она упорная. Плохая партия, как же. Сильва улыбается, вспоминая их давний разговор. Партия может и плохая, но как друг она незаменима. И если Сильва может ей помочь, он поможет. В конце-концов она-то им помогла, не прося ничего взамен. Просто потому что могла… но это не значит, что можно не отплатить добром за добро. Внезапно Скай смеется и обычно сосредоточенное и серьезное выражение лица Блум сменяется немного ошарашенной улыбкой. — Помой слона. — Через смех выдавливает он и ойкает, когда Блум пихает его кулаком в бок. — Что? Ты сама так говорила, когда я чуть не выл от чувства беспомощности. Так вот, ты была права. Немного настойчивости, и желания сделать все от меня зависящее, чтобы слон оказался чист, доволен и жив после процедуры. И желательно ни о чем не догадался. О том, как мне было и в общем-то до сих пор страшно — особенно. — Ты прав. Может через пару недель, к каникулам, еще все изменится, а если нет… снимать жилье в человеческом мире куда дешевле. Устроюсь спасателем на побережье, навыков теперь хватит и даже более того. Всегда хотела увидеть океан. А потом еще раз съезжу к родителям. Они смеются, снова берутся за контроллеры, начиная новый бой, а Сильва задыхается от осознания. Скай все знает. И про контрольный год и про все еще чернеющее угольными линиями сердце, и… Сильва зло думает о том, будет ли считаться «излишней физической нагрузкой» удар в челюсть, который он пропишет Харви за несоблюдение врачебной тайны, а потом его отпускает. И все становится куда проще. Сильва, пока те доигрывают бой ничего вокруг не замечая, заказывает на кухне Алфеи ужин на троих и, сделав пару шагов вперед, раздвигает стеклянные двери, оглядывая тут же подскочивших напарников, смеряет их задумчивым взглядом и командует. — Ужин привезут через десять минут, конспираторы. — Уточняет. — На троих. — Есть сэр! — Блум понятливо выметается в сторону кухни, подсвечивая себе дорогу фонариком телефона. Скай же бледнеет так, что это видно и в полумраке, но не оправдывается, наоборот смотрит упрямо и дерзко, сжимая кулаки, уверенный в том, что все сделал правильно. Впрочем, все так и есть. — Я тебя люблю. — Преодолевая страх и неловкость хрипит Сильва, а Скай обнимает его до хруста ребер, до гулких ударов сердца в унисон. И только когда дыхание выравнивается с улыбкой в голосе добавляет. — Дурной ты мойщик больных слонов.