Подозрительное кунарийское пойло, которым охотно угощал Бык, валило с ног почище кувалды. К сожалению, когда Дориан это понял, он уже с трудом мог вспомнить, почему вообще это пил, да еще в таких количествах. Кажется, сначала они пили вино. Потом... вроде бы перешли на антиванский бренди. А когда закончился и бренди, Кабо доброжелательно предложил им "прекрасного ферелденского пива". После чего Бык и достал свою флягу, видимо, рассудив, что полировать пивом антиванский бренди — не самое лучшее продолжение банкета.
Дориан попытался выяснить, как называется загадочный напиток с сомнительным ароматом, Бык произнес не менее загадочное слово на кунлате, которое тевинтерец тут же забыл. Он был уже немного навеселе, и достиг как раз той восхитительной стадии опьянения, когда навыки связной речи (и некоторые другие социально важные навыки) еще не утрачены, а вот уровень критичности медленно, но верно стремится к нулю. Иными словами, на тот момент Дориану было уже почти все равно, что пить. Бык наполнил его кружку едва не доверху, Дориан чуть поморщился от запаха, но после пары глотков решил, что "если уж травиться, то под песенку про Сэру". И выпил. А дальше... все было как в тумане.
Кажется, Бык после этого еще пару раз наливал. Не только Дориану, конечно — он щедро поил всю компанию. Варрик рассказывал какую-то историю, и Бык вполуха его слушал. Кассандра делала вид, что ей неинтересно, хотя тоже слушала. И все было прекрасно, но в какой-то момент Дориан услышал звук открывающейся двери, обернулся и увидел Каллена. Командор решительно переступил порог, подошел к стойке и с непроницаемым лицом заказал кружку эля. И с этого мгновения все пошло наперекосяк.
Каллен взял свой эль, неспешно прошел вглубь зала и сел за один из дальних столиков. Его появление не могло остаться незамеченным — военный советник, командующий войсками Инквизиции не особо часто появлялся в таверне. Варрик проводил его взглядом и повернулся к остальной компании:
— Может, позвать его к нам?
Кассандра бросила короткий взгляд в сторону Каллена и, обернувшись к Варрику, грустно покачала головой:
— Попробуй, но я не уверена, что из этого что-то выйдет.
— Почему? — искренне удивился Бык.
Кассандра смотрела так, словно знала что-то, чего не следовало говорить вслух. Дориан бросил на нее острый взгляд, но расспрашивать не стал. Варрик слегка нахмурился:
— У нашего Кудряша что-то случилось?
Стараясь сохранять достаточно равнодушный вид, Дориан невольно подумал, что дурацкие прозвища, которые придумывает Варрик, иногда звучат болезненно трогательно. Кассандра покачала головой:
— Давайте сменим тему. Он сам попросил меня, чтобы это осталось между нами.
Повисла пауза. Варрик, разумно рассудив, что допытываться не имеет смысла, молча встал, взял свою кружку и направился в дальний угол, где обосновался командор. Дориан проводил его глазами.
— Ладно. Мы отвлеклись от темы, — заговорил Бык. — Играть будем?
— Я в деле, — улыбнулась Кассандра. Бык глянул на притихшего тевинтерца:
— Дориан?
Тот повернул голову и ехидно усмехнулся:
— Что? Ах... да. Тебе не терпится расстаться с парой золотых, как я мог забыть. Кто сдает карты?
— Моя очередь, — провозгласил Бык и смешал колоду. Кассандра устремила внимательный взгляд на его руки, а Дориан уже снова смотрел в другую сторону. Туда, где Варрик о чем-то негромко говорил с Калленом. Вид у командора был усталый, если не сказать — измученный; под глазами залегли болезненные тени, а пальцы, то и дело нервно касавшиеся кружки, едва заметно подрагивали. Дориан не видел его, наверное, с неделю; если раньше он периодически натыкался на командора во дворе, где тот муштровал солдат, то в последние несколько дней даже там его не было видно.
— Дориан, не спи, иначе останешься без своей великолепной мантии.
Тевинтерец глянул на Быка и улыбнулся краем губ:
— Я не могу запретить тебе мечтать.
Тот, запрокинув рогатую голову, хохотнул:
— А кто тебе сказал, что это мечта? Это мой план на сегодняшний вечер.
Дориан выразительно закатил глаза, Кассандра хихикнула. Карты легли на стол, на несколько секунд наступила тишина. Каждый разглядывал доставшуюся ему комбинацию; если бы Дориан верил в народную мудрость, ему впору было бы порадоваться. Две "змеи", два "кинжала" и один "рыцарь". Не самое лучшее начало.
— Не могу поверить, что вы начали без меня.
Голос Варрика заставил тевинтерца поднять голову и тут же снова устремить взгляд в карты, скрывая разочарование. Дориан до последнего неосознанно надеялся, что гному удастся уговорить Каллена присоединиться к их маленькой уютной компании. Желание играть вдруг поостыло, вместо этого захотелось еще выпить; укоризненный взгляд златовласого "рыцаря жертвенности" навевал дурацкие мысли. Дориану пришлось напомнить себе, что это всего лишь карта; из размышлений его снова выдернул голос Быка:
— Что там у тебя, мальчик-чародейчик? Да ты сегодня просто в облаках витаешь.
Оказалось, что все уже открыли карты; Дориан бросил свои на стол и усмехнулся, бегло глянув на чужие комбинации. Выиграл Бык.
— Ну что ж, начало положено, — хищно улыбнулся кунари.
— Проигрывать деньги иногда полезно, — пожал плечами Дориан, делая очередной глоток огненного напитка. — Это расслабляет.
— Так расслабляет, что потом хочется еще и еще, — хитро прищурился Бык. — Уверен, что увижу тебя без мантии еще до полуночи.
— Ты повторяешься, — отозвался Дориан. — И вынуждаешь меня открыть тебе тайну — видишь ли, не все играют на предметы одежды.
Рогатый великан продолжал улыбаться:
— Многие так говорили.
Вторую партию тоже выиграл Бык. Третью - Варрик. После четвертой партии, которая, ко всеобщему удивлению, была выиграна Кассандрой (кажется, она не умела жульничать от слова "совсем"), Дориан в очередной раз бегло глянул в ту сторону, где сидел сумрачный командор. В темном закутке было пусто. Каллен ушел так же тихо, как и появился, оставив на столе пустую кружку и несколько монет. Пламя камина бросало на опустевшую лавку скупые отблески; за соседним столом грубо гоготали подвыпившие солдаты. Дориан подавил вздох и отвел взгляд. Не хватало только, чтобы кто-нибудь заметил его неуместные душевные метания. Например, Бык с его пошлыми прибаутками. Или Варрик, этот величайший писатель современности. Дориан залпом допил остатки кунарийского пойла из своей кружки, бросил короткий взгляд на колоду карт, которая снова оказалась в руках Быка, и встал. Это движение было задумано, как эффектное, но вышло, скорее, неловким — сказывалась причудливая смесь напитков, поглощенных в течение вечера. Тевинтерца сие ничуть не смутило; он отвесил компании ироничный поклон и заметил:
— Призываю Кассандру и Варрика в свидетели, что моя мантия, как я и говорил, осталась при мне. А теперь прошу прощения — но я вынужден вас покинуть. Доброй ночи и восхитительной игры.
Кассандра глянула на него слегка удивленно — он редко уходил так рано. Проницательный взгляд Варрика был коротким, но оставил неприятный осадок. И только Бык не выглядел озадаченным. Как будто ожидал чего-то подобного. Он передал колоду гному и плотоядно посмотрел на Дориана, подпирая подбородок кулаком, напоминающим средних размеров молот:
— Ну что ж, значит, сниму с тебя мантию в другой раз.
Дориан усмехнулся:
— Разве что во сне.
— В твоем? — игриво отозвался Бык.
— О нет. К счастью, кошмары мне не снятся.
И, краем уха успев уловить смешок Кассандры, Дориан направился к выходу. Дверь негромко скрипнула, отворяясь, и со стуком захлопнулась за его спиной, как будто разрезая пространство надвое и отделяя тень от света.
Оказавшись снаружи, Дориан разом окунулся в морозный ночной воздух, ощутил его всей кожей и невольно задержал дыхание. Короткий вдох — долгий выдох, пауза, и снова ощущение колких снежинок — в горле, в легких, в сердце. Холод — это, пожалуй, одна из немногих вещей здесь, на юге, к которым тевинтерец так и не смог привыкнуть. Ускорив шаги и стараясь идти ровно — насколько это было возможно, конечно, — Дориан пересек двор и уже подходил к главному зданию, когда его неожиданно нагнал Бык.
— Может, я все-таки составлю тебе компанию? Ночи сейчас холодные...
Слишком холодные, подумал Дориан. Но вслух сказал другое:
— Только если у тебя осталось эта забористая штука... я имею в виду твое кошмарное пойло.
— Для тебя — сколько угодно.
Дориан мельком глянул на крупную фигуру, идущую рядом, и чуть заметно пожал плечами. Наверное... это может быть любопытным экспериментом. В конце концов, почему бы нет, сказал себе он. Ему совсем не хотелось, засыпая, думать об усталых карих глазах непробиваемого командора. Сегодня ночью он ни о чем не будет думать.
***
Дориан не знал, когда это началось. Может, в тот момент, когда он впервые увидел Каллена на крепостной стене и подумал, что в суровых южных храмовниках есть что-то странно притягательное? Формально Каллен больше не состоял в ордене, но то, что въелось под кожу, чему тебя учили с детства — в одно мгновение не вытравишь. И с каким выражением командор смотрел на магов, Дориан тоже не мог не замечать. Пусть это и не бросалось в глаза, но, сам будучи магом, тевинтерец кожей ощущал исходившую от Каллена настороженность.
Поначалу Дориана это не слишком беспокоило. Жизнь в Тевинтере научила его ни от кого ничего не ждать. Каллен общался с ним вполне доброжелательно, хотя и отстраненно; после нескольких партий в королевы, большую часть из которых маг, несмотря на жульничество, с треском проиграл, они даже перешли на "ты". Казалось бы — можно попытаться продолжить сближение, но к этому моменту Дориан успел узнать о бывшем храмовнике достаточно, чтобы понимать — шансов у него нет. Примерно с таким же успехом он мог бы предпринять попытку привлечь внимание гранитной статуи. Да и то, при наличии незаурядных магических способностей и некоторой изобретательности со статуей, вероятно, было бы не все так однозначно. Броня же Каллена, выкованная демонами в Твердыне Кинлоха, закаленная в огне киркволльского восстания, была непробиваема. Дориан понимал это — и не пытался.
И все бы ничего, но в какой-то момент он осознал, что перестал смотреть на других мужчин. Точнее, смотреть-то он смотрел, но не видел. В голове вертелись хаотичные, нереальные образы — руки в латных перчатках на его бедрах, золото волос под его пальцами, нежность в невозможных карих глазах и рассеченная шрамом улыбка, предназначенная только ему. Дориан не заметил, когда это стало большим, чем просто желание. У этого чувства не было имени, оно казалось чем-то из области легенд. Тевинтерец, ставший на родине изгоем из-за своих сексуальных предпочтений, наследник знатного рода, чьи отец и мать бескорыстно ненавидели друг друга, никогда не верил в "долго и счастливо", как не верил в крылатых коров над Минратоусом. И единственным разумным выходом из ситуации казалось игнорировать свои глупые фантазии и просто жить дальше. Что Дориан последние несколько месяцев и пытался делать.
***
Солнце постепенно скрывалось за горизонтом, и его последние красноватые лучи пробивались сквозь фигурную решетку, выхватывая из полумрака танцующие пылинки. Наблюдая через узкое окно библиотеки за сборами небольшого инквизиторского отряда, который отправлялся на Штормовой берег, Дориан ощущал странное сожаление. Ему вдруг показалось несправедливым, что он остается в замке. Правда, неприятное чувство длилось не больше мгновения — тевинтерец вспомнил отвратительную сырость и пронизывающий ветер, непрестанно дующий с моря, полностью оправдывающий жизнеутверждающее название этого очаровательного берега, и это сильно поумерило его неожиданный пыл. Возможно, он и был бы рад на какое-то время убраться из Скайхолда, но только не на Штормовой берег. И только не в компании Быка. Скалообразная фигура, которая как раз в этот момент взгромоздилась на несчастную лошадь, вызвала у Дориана нездоровый смешок. Он еще слишком хорошо помнил утро после знакомства с кунарийским самогоном, когда проснулся — хотя, если точнее, очнулся — в чужой комнате и первое, что увидел — полосатые штаны Быка. Этот восхитительный образчик портняжного искусства валялся на полу рядом с кроватью, а богатырский храп где-то слева не оставлял сомнений — прошедшая ночь была веселой. Вот только из всего этого веселья память сохранила очень немногое и, как ни странно, сожаления по этому поводу Дориан не испытывал.
Позже выяснилось, что, уходя еще не совсем трезвым, он умудрился забыть у Быка свое исподнее. Если бы он предполагал, что у кунари хватит ума с восторгом упоминать его панталоны по поводу и без, он бы сжег их сразу после того, как снял. Теперь же, благодаря длинному языку Быка, о его личной жизни была осведомлена половина замка. Причем осведомлена лучше, чем он сам.
Отряд выехал за ворота, и Дориан, взяв томик очерков по ранней истории Тедаса, вернулся в кресло. За окном быстро темнело; казалось немного странным, что отряд выезжал в ночь, но, судя по всему, дело было срочное. Дориан зажег свечу, поставил ее на одну из полок и попытался погрузиться в чтение. Книга была написана скучновато, и погружение шло со скрипом. К тому же периодически мешал шепот, который доносился откуда-то из-за книжных шкафов — переговаривались два женских голоса, чьих обладательниц Дориан не мог видеть.
— ...говорят, на балу в Халамширале вокруг него целая толпа почитательниц собралась...
— Не удивлюсь. Думаю, не только почитательниц, но и почитателей...
Раздался приглушенный смешок.
— Только все равно это бесполезно. Он никого не подпускает. Говорят, у него ужасное прошлое...
— Серьезно?
— Я слышала, когда он служил еще в Ферелдене, в Твердыне Кинлоха, во время тамошних беспорядков одержимые маги заперли его в башне и пытали...
— Пытали? Ох... какой кошмар... бедный командор...
Дориан шумно захлопнул книгу. Голоса в то же мгновение стихли. С трудом поборов искушение взглянуть, кто же с таким чувством обсуждал "ужасное прошлое" военного советника, маг перевел дыхание и встал. В привычном уголке вдруг стало неуютно. Дориан вернул книгу на полку, пошарил рукой под столом, выудил оттуда припасенную на всякий случай бутылку антиванского и, не оглядываясь, направился к выходу. Напиться на крепостной стене — что может быть более подходящим завершением очередного бессмысленного вечера, думал он.
В этот час замок уже затихал. Он и днем не баловал разнообразием картин, а теперь, в полумраке, и вовсе казался непрерывным повторением одинаковых фрагментов. Лестница, темное помещение, бесконечные двери, снова лестница. Оказавшись во внутреннем дворе, Дориан почти с наслаждением вдохнул холодный влажный воздух. Мороза не было, тонкий слой едва выпавшего снега растаял и под сапогами хлюпала грязь. Тевинтерец быстро пересек двор, выругался, угодив в лужу, и, наконец, поднялся по выщербленным ступеням на крепостную стену. Здесь, среди потрепанных временем каменных зубцов, казалось, можно обрести иллюзию гармонии.
Пройдя несколько шагов вдоль стены, Дориан прислонился плечом к сырой каменной кладке. Заснеженные вершины выступали из темноты призрачным оскалом — зрелище одновременно пугающее и завораживающее. Казалось, там, на этих безжизненных скалах, снег лежит с начала времен и будет лежать много веков после — гораздо дольше, чем Дориан мог вообразить. Внизу же — там, куда взгляд скользил с невольной опаской — открывалась головокружительная бездна.
Помедлив, Дориан откупорил принесенную бутылку и задумчиво глотнул из горлышка. Ушлый орлесианский торговец не обманул — вино оказалось отличным. Ветер играл волосами, касался кожи — зябко, но почему-то приятно. Казалось, время замедлилось; вечер плавно перетекал в ночь, стихали привычные звуки, доносившееся со двора, одно за другим темнели узкие крепостные окна. Дориан не мог бы точно сказать, сколько он так простоял, но наверно, довольно долго. Краем уха он слышал, как сменились караульные. Когда вина оставалось меньше трети бутылки, вдруг с очередным порывом ветра щеки коснулась холодная капля; через секунду — еще одна, еще и еще. Дождь?
Тоскливо подумав, что надо уходить, пока не вымок, Дориан с сожалением бросил еще один взгляд на горы и неохотно повернулся в сторону лестницы. Капли падали все чаще, текли по лицу, попадали в рот. Ускоряя шаг, Дориан отрешенно улыбался и прихлебывал вино с привкусом дождя. И в тот момент, когда он уже начал спускаться по мокрым ступеням, позади него раздался крик. Дикий, безумный вопль живого существа, взывающего о помощи. В нем не было слов, но они и не были нужны — слишком очевидная боль звучала в сорванном голосе. Дориан резко обернулся, пытаясь определить источник звука, и замер, едва не выронив бутылку. Крик донесся из башни, в которой находились покои командора.
