Вольные птицы

Amur: как я пойму, что это ты? *весь в нетерпении* Shagal: я тебя не пропущу точно *лукаво улыбнулся* Amur: ну я серьёзно! Shagal: я светленький и немного рыжий, надену чёрную толстовку и джинсы Amur: цвет глаз? *уже напредставлял* Shagal: серый Amur: а белый конь прилагается? Shagal: хочешь чтобы от меня пахло навозом? *угарает* Amur: хочу чтобы ты прислал фотку *глаза кота из Шрека* Shagal: не люблю фоткаться Amur: как же хочется тебя уже увидеть *поцеловал* Shagal: а мне как хочется *поцеловал в ответ* Игорь чуть отошёл от стола, освобождая для Серхио место, чтобы он смог ещё раз прочитать переписку. Ильзат стоял рядом, довольно ухмыляясь. — Отлично сработано! — Похвалил Акинфеев. Ахметов светился уже не хуже своих кроссовок. — Спасибо! — Это было на учебном ноуте Кучаева или в сети? — На учебном. Причем в Ворде. — Ильзат говорил быстро, но с его акцентом выходило всё равно с растянутыми гласными. — Он вырезал текст из мессенджера и сохранил его в документе. А затем обнулил всю переписку, что, вероятно, проделывал не единожды. — Ещё что-нибудь нашли? — Это всё. Но теперь, когда у меня есть ники, я еще раз прочешу его ноут. Я просто хотел сразу же показать вам эту переписку. И я еще поищу в компьютерах других жертв. Может, и там что-то еще найдется. — Отлично, если обнаружишь что-нибудь ещё — сразу звони мне. — Сказал Игорь. Ахметов кивнул, и унёсся с такой скоростью, что, вероятно, уже спустился на этаж ниже, когда за ним только захлопнулась дверь. — Так, немного новой информации. Что мы из этого имеем? Серхио ненадолго задумался и произнёс: — Теперь мы знаем, как он называл себя в сети — Shagal. — Да, ты прав, имя вызывает интерес. Но не по тем причинам, которые ты имеешь в виду. — А тебе откуда знать, что я имею в виду, Игорь? — Ты думаешь, что мы можем поискать Shagal’a в компьютерах других жертв. Кроме этого, ты думаешь, что мы можем поискать его в интернете. И, возможно, ты уже даже представил себе, как ты регистрируешься на одном из этих сайтов и скромно ждёшь пока на тебя клюнет наш маньяк. Серхио свирепо посмотрел на него и поджал губы. — А разве это не логично? — Да, логично, но бессмысленно. Этот ник был только для Кости. Наш парень слишком умён, чтобы использовать одно и то же имя для всех своих жертв, слишком легко засветиться. — То есть его ник нам ничего не дает. — Ну, конечно же, дает. Имена всегда красноречивы, они о многом способны рассказать. Это имя было выбрано им неслучайно. Доктор Крейн назвал себя Шагалом. Почему? — Обязательно должна быть причина? — Всегда есть причина. Серьёзные преступники, особенно психопаты никогда ничего не делают просто так. Что ты знаешь о Шагале? — Вроде художник. — Да, очень целеустремлённый и впечатлительный художник. На него многие пытались повлиять, но он выбрал свой путь, принёсший ему славу, а впоследствии и нанёсший на карту его родной город Витебск. А ещё он безумно любил женщину, которая стала его единственной музой. — Хочешь сказать, что Доктор Крейн — романтик и мечтатель? — Ни в коем случае. — Покачал головой Игорь. — Скорее он пытается таким образом придать самому себе эти качества. Целеустремлённость, возвышенность, вечная любовь. Рамос задумался. Он задумчиво облизнул губы, и это сбило Игоря с мыслей о деле. — Не могу вписать это в портрет нашего преступника. Всё что он делает от возвышенной любви очень далеко. — Это ведь только версия. — Чтобы отвлечься от Серхио и его губ, Акинфеев уставился в экран мобильного и что-то быстро набрал в поисковике. — Также Шагал иллюстрировал Мёртвые души. Признаться в детстве, я думал, что книга вовсе не о помещике со списками крестьян, но что если и он берёт за основу лишь слова? Мёртвые души — мёртвые птицы. Душа должна быть внутри человека и должна быть свободна, он помещает душу в человека и отпускает её. — Твоя философия притянута за уши. Лучше скажи, о чём нам говорит ник Кучаева? — А сам как думаешь? — Амур… — Произнес Рамос задумчиво. — Это что-то древнегреческое. Что-то связано с любовью и… занудностью. — Да, это похоже на правду. — Улыбнулся Игорь. — Амур — божество любви в древнегреческой мифологии. Второе имя Эрот, но это слишком пошло для Кости… Амур, по мифологии, является цивилизатором, сумевшим смягчить грубость первобытных нравов. Мы выходим в сеть и в какой-то мере надеваем на себя маски, становимся своими аватарами. Создаём себя заново. Кучаев — скромный юноша, мечтающий о светлой искренней любви, и наш психопат, спрятавшийся за личиной человека, готового полюбить тебя навеки. — Звучит очень красиво, если не знать, чем всё это заканчивается. — У хищника всегда имеется стратегия охоты. Для нашего это игра. Что ещё мы можем узнать из этой переписки? — Он не хочет давать Косте свою фотографию. — Да, вместо этого он просто немного себя описывает. — Очень неточно. Светлые волосы, чёрная толстовка. Таких — половина города. — Ты кое-что упускаешь. Косте очень хотелось его увидеть, он просил фотографию. Почему он сохранил эту переписку, почему не удалил, как и всё остальное? — Потому что перечитывая он мог себе его представить? А спрятал, наверное, потому что не хотел, чтобы кто-то узнал, что он общается с парнем в таком ключе. Мало ли кто мог взять его ноут. — Наверняка поэтому, но я уверен, научил его этому наш психопат. Пара историй, как подобное уже случилось с ним или с его знакомыми, приукрашенные неприятными подробностями, и скромный студент без лишних метаний начнёт удалять все чаты. Серхио опять принялся мучать собственные губы. — Больше ничего не могу сказать. Зато уверен, что ты заметил что-то ещё. — Почему? — У тебя глаза блестят, каждый раз, когда ты знаешь что-то, чего не знают окружающие. — Буду… иметь в виду. — Чтобы не выдать внезапного смущения, Игорь вновь перевёл внимание Серхио на экран ноутбука. — Посмотри, как они общаются. Если не знать, то можно предположить — это один и тот же человек. Он отзеркаливает манеру письма жертвы, пишет всегда с маленькой буквы и без знаков в конце предложения. Когда Костя пишет эмоции и действия в звёздочках, он поступает точно так же. Кучаев чувствует, что познакомился с человеком, который его хорошо понимает. Особенно интересна строчка с описанием: я светленький, но немного рыжий. Какое точное и в тоже время не важное уточнение, не находишь? — Потому что ему было важно, чтобы Костя узнал его, выйдя из бара, и у него не возникло сомнений. Игорь кивнул. — Именно. Маленькая деталь, убивающая все сомнения.

***

Костя думал, что ему было страшно раньше. В тот момент, когда он понял, куда попал, или тогда, когда Даня впервые накачал его наркотиками. Но в самом начале он ещё не осознавал в полной мере, что его здесь ждёт, тот страх можно было сравнить с тревогой, а страх от препаратов был просто неосознанным безумием. Сейчас же он пребывал в настоящем ужасе. Он охватил его всего, не желая покидать голову, рисуя всё более и более ужасные варианты его дальнейшего существования. Сейчас он просто лежал свернувшись калачиком на холодном полу, обхватив себя руками, боясь даже пошевелиться, чтобы доползти до одеяла, и молился. Даня сказал, что вернётся, когда придумает, как его наказать. Каким могло быть наказание за попытку побега? В прошлый раз он с ним практически ничего не сделал, весь ужас был только у Кости в голове. Вещества, которые он колол ему, настолько сильно обостряли все ощущения, что даже простое прикосновение прошивало всё тело нестерпимой болью. Но сейчас, Кучаев не сомневался, Даня придумает кое-что пострашнее, то, что ужаснуло бы его даже будь тот в здравом уме. Он попытался не думать об этом, но чем больше старался, тем сильнее себя накручивал. А если Даня решит поэкспериментировать с дозировкой и он просто напросто сойдёт с ума? Ведь это случилось с остальными… Костя тихо завыл, но резко включившийся свет заставил его крепко зажмуриться и стиснуть челюсти. Он дёрнулся, лишь плотнее сжимаясь в комок. Его затрясло так, что застучали зубы. Вот и всё, его время вышло, и он готов был закричать от рвущего его на части страха. Прошла минута, но дверь так и не открылась. Костя осмелился поднять голову и, щурясь от яркого света, посмотрел сначала на дверь, потом на камеры под потолком. Ничего не происходило, но он всё равно сделал над собой усилие, отползая от двери подальше. Тишина нервировала, Кучаеву казалось, что дробный стук его сердца можно услышать даже за дверью. Ждать появления Дани было невыносимо. Даже отсутствуя в комнате, он умудрялся вселять в него страх, и у него это прекрасно получалось. Он игрался с его нервами, словно с игрушкой. Пластиковая дверца щёлкнула и по полу проскользил поднос. Настоящее цунами облегчения захлестнуло Костю с головой. Как и раньше, сервировка была словно в дорогом ресторане. Высокий стакан с водой, нарезанное тонкими ломтиками мясо с гарниром на тарелке, белая салфетка и вазочка с едва раскрывшейся розой. На этот раз красной. При взгляде на вазочку Костина голова наполнилась чёрными мыслями. Он мог бы разбить её о стену и распороть себе горло. Это был самый быстрый и эффективный способ отсюда выбраться. Побуждение было настолько сильным, что он почти почувствовал, как заболела шея. Кадык дёрнулся, и эта боль напомнила ему о той, что он почувствовал, когда Даня укусил его. Он отбросил от себя эту мысль и медленно поднялся, сев, осторожно вытянув в сторону ногу с повреждённым коленом. Оно опухло и пестрело синими разводами в нескольких местах. Но в целом тело онемело от холода и однообразной позы, и боль приходила лишь тогда, когда он напрягал принявшую на себя удар трости мышцу. — Федь, это ты? Последовала длинная пауза, а потом из-за двери раздался извиняющийся шёпот: — Прости, он меня заставил. — Заставил? Что заставил, Федь? — Он заставил меня оставить дверцу открытой. Костя стиснул зубы, зажмурив глаза с такой силой, что в темноте под веками заискрились круги. Ну конечно. Как он мог не догадаться? Даня хотел, чтобы он сбежал, прекрасный повод, чтобы сломать его ещё сильнее, после того, как у него появится надежда. — Он сказал, что изобьёт меня, если я этого не сделаю. — Я понимаю, Федя, я не злюсь, у тебя не было другого выхода. — Был. Я ведь мог отказаться. Я должен был отказаться. — В голове Феди послышалось отчаяние. — И чтобы он тогда сделал с тобой? Последовала ещё одна длинная пауза. Костя был уверен, что услышал длинный протяжный вздох. — Говорят, он убил одного из парней. Тех, что… были здесь до тебя… — Какого? — Перед твоим появлением. Денис… он был очень хороший. Мы даже немного подружились с ним. Однажды нам было скучно и я уложил ему волосы гелем. Кучаев мысленно заставил себя запомнить имя. Денис был таким же, как он. У него была своя жизнь, мечты, надежды… а потом в его жизни появился Даня. И теперь он мёртв. На сколько знал Костя, Даня до этого момента никого не убил. Он был психопатом, но не убийцей. Как говорили в университете, он просто сводил парней с ума и отпускал. Он помнил это, потому что многие задавались вопросом реально ли вернуть их к нормальной жизни терапией, и перечисляли различные, вплоть до самых бредовых, методы воздействия на психически больных. Суицид в случае с умственно неполноценным не исключался, но в специальных клиниках это провернуть было крайне сложным. Убийство из милосердия на постояльцев психлечебниц не распространялось, оставался только вариант, что Дениса и правда убил Даня. Просто его смерть растянулась во времени. Что если ото всего, что с ним проделал Даня у него произошло кровоизлияние в мозг? Костя содрогнулся. Мысли были слишком пугающими и неприятными, и он решил решать проблемы по мере их поступления. Если он сейчас будет думать о том, что даже выбравшись отсюда психом, всё равно умрёт, то просто опустит руки и перестанет пытаться. — Федя, а откуда ты узнал, что он умер? — По телевизору сказали. Какой-то полицейский дал интервью. — А он сказал, как Денис умер? — Не хочу об этом говорить. — Резко оборвал его голос. — Хорошо, Федь. Давай поговорим о чём-нибудь другом. — Костя обвёл взглядом белые стены своей клетки, всеми силами стараясь не замечать кровать. Он не знал о чём говорить и никогда не умел говорить ни о чём. — Я рад, что ты вернулся. Мне нравится слышать твой голос. — Серьёзно? — Да. Я в прошлый раз сказал, что хотел бы подружиться. Я правду говорил, Федь. Пауза затянулась, и Костя подумал уже, что он опять перестарался. — Я бы тоже хотел. Было бы здорово найти себе друга, чтобы… не быть одному, понимаешь. Тебе кстати тоже можно уложить волосы, ты лохматый. Кучаев улыбнулся. Дело двигалось, и лёд потихоньку трескался. Он опять замялся, размышляя, что же ему сказать, но Федя нарушил молчание первым. — Еда сейчас остынет. Мясо было посыпано какими-то пряными травами. Их аромат растекался по комнате, но Косте не хотелось есть. Короткая беседа не могла заставить его забыть о том, что где-то там Даня придумывает для него наказание. У него дрожали руки, а вместо аппетита он снова чувствовал тошноту. Он взял вилку и наколол на неё сочный коричнево-красный кусочек. Внезапно в голове прострелила догадка. Он не знал, можно ли её было озвучить вслух, но всё же решился: — Федя… в еду ведь что-то подсыпано, да? — Прости… — Забей, Федь. Костя вздохнул, отправил сочный кусочек мяса в рот и начал жевать.