Очень сильно...

Кровь. Алая, как лепестки только распустившейся розы, что растет в саду его огромного дома. Густая, медленно растекается по белоснежному снегу, окрашивая тот в неописуемо красивый цвет. Металлический запах проникает в рецепторы, вызывая рвотный позыв, который мужчина с трудом сдерживает, зажмуриваясь. Поднимает голову вверх, чтобы поймать языком парочку падающих с неба снежинок, в попытке перебить жуткую горечь, что комом стоит в горле. Не помогает. Ни черта. Закрывает глаза, возводя в памяти её образ, чтобы не опускать голову. Она красивая. До одурения красивая. Тонкие запястья, посиневшие от сильной хватки рук. Острые ключицы покрытые каплями крови. Изящная шея усыпана фиолетовыми засосами. На скуле синяк. Сопротивлялась. Маленькая дурочка. На красивом лице ни одной эмоции. Умирала, смирившись со своей участью. Спустя полчаса издевательств прекратила вырываться и просто закрыла глаза. Лео опустил голову и заметил на бледной коже каплю крови. Прямо у излома брови. Капля, которая портит её идеальные черты. Наклонился, стирая большим пальцем алую точку, стряхивая ту на снег, создавший вокруг тела кровавый круг. Красиво. Она лежит внутри, словно нарисованная каким-нибудь талантливым художником. Такая до дрожи прекрасная. До сумасшествия любимая. Он не убивал уже долгие годы. Те одиннадцать жертв давно остались в прошлом, прошло почти восемь лет. Никто так и не узнал, кто убивал молодых девушек, оставляя у каждой на рёбрах красиво вырезанную букву «Л». Не «Лео». «Любовь». Потому что каждая сносила крышу. Лео влюблялся так, что забывал обо всем, когда оставался с девушкой один на один. Внутри вспыхивал огонь, а в голове звучал странный голос, постоянно твердивший какую-то чушь.

Пусть останется твоей навсегда. Она не должна никому доставаться.

И ни одна из них не досталась. Каждая была убита острым лезвием ножа, которое он вонзал в стройные тела. Один удар, в самое сердце. А ниже, прямо под ним, подпись. Одиннадцать девушек пали от жестокой любви. Каждый раз на белоснежном снегу, потому что от того, как он окрашивался кровью, Лео заводился. Понимал, что сделал все правильно. Улыбался, радуясь, что его любимая не достанется никому. Красный — не цвет крови. Не цвет смерти. Не цвет страсти. Не пламени. И даже не ярости. Красный — цвет любви. Потому что Лео любил. Лайя ворвалась в его жизнь неожиданным вихрем, пошатнув сознание. Долгие годы он держал себя в руках, не сближаясь с женщинами, а психиатр счастливо думал, что таблетки помогают. Помогали бы. Если бы Лео их принимал. Девушка свела с ума своим появлением рыжего красавца, всколыхнув такие эмоции, которые он давно не испытывал. Забытое вожделение и необходимость всегда быть рядом. Держать при себе. Не отпускать. Никогда. От этих чувств свербело под рёбрами. Сводило скулы и нестерпимо жгло под веками, превращая его существование в Ад. Лео знал… Это призыв к действию. Тело отчаянно требовало от него продолжения по старому плану, девчонка не должна была достаться никому. Когда она сказала, что ей нужно уехать с Владом… Жить в его замке, спать там, находиться постоянно рядом с этим… Его лихорадило. Всю ночь. Не спасало никакое одеяло, тело трясло, словно его подключили к проводам и включили ток на всю мощность. Он сопротивлялся, как мог. Думал, что устоит. Потому что слишком глубоко она в него вросла. Слишком прочно засела в сердце. Слишком… Это все было слишком. Абсолютно всё. Он обещал себе не влюбляться, но влюбился. В тонкие пальцы и пухлые губы. Крохотный нос и родинку на лопатке. В каждый миллиметр совершенного тела, в лавандовый аромат, исходивший от Лайи. Зря она предложила встретиться вечером накануне отъезда. Зря рассказала, что боится уезжать с Владом. Зря расплакалась на плече Лео, обжигая кожу шеи горячим дыханием. Появилась в его жизни зря. Она отчаянно пыталась вразумить его, когда мужчина стал тащить её за волосы на улицу. Как удачно, что за день до всю Румынию засыпало снегом. Стискивал запястья, не давая вырваться, закрывал ладонью рот, чтобы никто не услышал. Пришлось ударить по лицу, чтобы перестала кричать. Агония. Все, что им правило — агония. В голове снова звучал голос, жаждущий смерти, а пальцы тряслись. Лео впервые в жизни пытался перехватить контроль в свои же руки и прекратить это всё. Не вышло. Жажда была слишком сильной. Первый удар пришелся в живот. Сверкающее лезвие разрезало платье и вонзилось в бледную кожу, отправляя на снег первую багровую струйку. Тогда он отключился от мира, посылая в Рай очередную душу. Двенадцатую. Но первую, на кого пришлось целых двенадцать ударов. В сердце он ударил в самый последний раз. Потому что любил её. Очень сильно…