Анатомия

      Раз существуют помойные ямы, то будут и населяющие их крысы. Дышать нечем. Горло, будто смолой, покрывает отвратительный запах, глаза слезятся и невозможно перестать чихать. Какое отвратительное место. А крысы, что бредут по нему в пьяном угаре, ещё отвратнее. Сплошь и рядом один лишь смрад. Эти люди, если их ещё можно так называть, прожигают свои годы, (или уже секунды) в туше алкоголя, наркотиков и шлюх. И так всю жизнь. Из года в год. С самого детства. Рождаясь в яме из неё уже не вылезти, ведь каков мир за её пределами нет понятия, а потому влиться в него у сеих отродьев никогда не удастся. Больно наблюдать, как эта яма с годами наполняется всё больше. Крысы и их трупы, лежащие друг через друга, будто это их самое комфортное пребывание, порождают себе подобных и они продолжают укладываться бесконечными рядами. Какие-то из них уже образовали крысиного короля, сплетённые в драке и страдающие от этого всем сбродом. Кто-то отгрызает себе хвост, пытаясь сбежать от всеобщего бесчинства, остальные же поддаются забвению и тонут в груде погибающих тел. Их детям от этого больнее всего. Затоптанные и измазанные в отходах своих же родителей, они хотят быть одними из тех, кто стремится выбраться и вдохнуть чистый воздух полной грудью, но чем больше они пытаются, тем меньше сил и желания у них остаётся. Взрослые тянут их за собой, не давая шанса на спасение. Кто они, эти люди и их дети? Никто. Первые ничего не добились, а вторым добиться не суждено. Жаль. Очень даже. Ведь иногда среди этого мусора можно найти неогранённые алмазы. Юные индивиды, отличающиеся большей эрудированностью, нежели их окружение. Некоторые из них даже красивы. Но блеск их красоты моментально меркнет в нечистотах и, погасши, закрепляется окружающим фоном серого затхлого гетто. Очень-очень жаль. Хочется даже вытащить таких в свет, но нет желания пачкать руки. Даже если кожа столь гладка, даже если лицо столь идеально, даже если глаза столь блестящи. Всё это покрыто грязью. Даже тому, кто будто спустился с небес, не избежать пятен на своём благоговейном теле и невинной душе.       Ох, но как же так вышло? Ребёнок был прекрасен словно ангел, почему же его блаженный образ столь быстро затмился глубокой печалью? Он бы мог быть тем самым алмазом. Но... Кажется, ещё до огранки он успеет глубоко треснуть и поцарапаться. Тошно. Красивое существо валяется в грязи и болезненно стонет, цедит злобой и обидой сквозь зубы, а по щекам его бегут слезы отчаяния. Видите? Он встаёт на ноги. Зачем же? Пытается вспомнить как ходить? Его первые бессмысленные шаги по дну этой ямы уже давно сделаны, но он до сих пор не понял, что подниматься бессмысленно? Его впервые по-настоящему избили. Он не знает, что лучше лежать. Зачем подниматься? До него должно дойти, что так будет только хуже. Разумеется, он продолжает взбираться на локти и тут же расплачивается пинком в живот. Глупый парень. Неужели Бог забыл даровать ему с прекрасным лицом исключительный ум? Или же он так насмехается над низшими классами, давая им выделяющуюся внешность в купе с полным отсутствием какой-либо мозговой активности? Что же, Господь, шутка отменная. Глупец пытается сбежать и снова получает по белёсой ангельской шее. Будучи избитым до потери сознания, он больше не представляет интереса. Его оставляют лежать на холодной влажной земле, покрытого смрадом и кровью. Возможно, он заработает обморожение лёгких и сдохнет, так и не узнав настоящих страданий. А может он оклемается и продолжит своё бессмысленное существование среди прочих крыс и мусора этой помойной ямы.

***

      Ноги дрожат. Оно и понятно, сколько часов он пролежал в том глухом переулке? Хотя, не важно. Держась за ушибленный с расплывающимся иссине чёрным синяком бок, он медленно, на ходу вспоминая дорогу, плетётся домой. Солнце уже давно село. Небо такое чёрное, что кажется, будто это место действительно находится ниже любого другого. Сейчас так тихо. Так холодно. Так темно. Он практически засыпает. Сколько ему? Его тело настолько тощее, что точно и не скажешь. Может около пяти-шести? Чрезвычайно мал. Его избили подростки у которых он пытался украсть еду. С его размерами и скоростью бега нужно было понимать, что он ничего этим не добьётся. В итоге он получил по шапке от тех, кто, скорее всего, точно так же украл эту пищу. Закон выживания гласит, что умирает слабейший. И сейчас этот слабейший, еле переставляя ноги, плëлся к своему дому, усиленно стараясь не упасть прямо здесь от боли и усталости. Лучше бы он, всё таки, остался в том переулке и сразу помер, но теперь лишь продлил свои мучения в попытке сохранить свою никчёмную жизнь. Либо же, раз так хочется выжить, стоило проснуться раньше, ибо одно этот ребёнок знает точно: вечерами эти места особенно опасны. Нужно быть начеку, ибо каждый случайный прохожий или животное, может оказаться неадекватным. Каждый шорох наводит страх, отзываясь в избитой голове ужасной колющей болью. Он хочет, и пытается, ускорить шаг, но покрытые вдоль и поперёк гематомами ноги не позволяют этого. Он просто не в состоянии идти быстро. И от того ему ещë страшнее. Не находя других вариантов, он просто прячется по углам, как только замечает на горизонте собаку или пьяницу. Кажется, что это шныряние длится несколько часов, прежде чем он наконец добирается до дома, откуда уже доносятся крики резанной свиньи.       Сразу с порога не обходится без тёплого приветствия. На всех парах, закручиваясь в воздухе и роняя капли пива на пыльный пол, в сторону входа полетел бутыль, который, если бы не столь же тощая, как и ребёнок, женщина, вовремя оттолкнувшая его в сторону, приземлился бы мальчику точно в лоб, но вместо этого вылетает за дверь, вдребезги разбиваясь о брусчатку. Золотая макушка вздымается и янтарные глаза смотрят на человека, запустившего сей снаряд. Нет смысла его описывать. Все свиньи, как и крысы на вид одинаковы. Брызжущий слюной, рыгающий и кашляющий посреди предложения, с растёгнутой рубашкой, демонстрирующей выпяченное волосатое пузо, красные, с съёжившимися веками, глаза. Мерзость. Кажется он ещё верещал что-то... Что-то про то, что эта женщина — его жена — должна выполнять свой супружеский долг. О каком долге известно свиньям? Что-то про то, что она должна заботиться о своём муже, а не о щенке, не желающем возвращаться домой. Зачем заботиться о том, кто сам себя не ценит? Женщина схватила "щенка" за руку и потащила в одну из комнат, наскоряк запираясь в ней. Села на кровать, уместив ребёнка на своих коленях, и зажала ему уши, ожидая, когда озлобленная туша перестанет колотиться в дверь. Это происходит быстро. Пьяное тело не очень-то желает напрягаться, а потому почти сразу оставляет своё бесполезное занятие и уходит, вероятно за ещё одной бутылкой спирта. Дрожащие белые руки опускаются на колени мальчика, поглаживая, стараясь успокоить не то его, не то самих себя. Янтарные глаза поднимаются вверх прожигая своим вопрошающим взглядом мать. Та ничего не отвечает. Вероятно, она даже не замечает немого вопроса сына. Она лишь молча зарывается носом в его мягкие волосы и крепко прижимает к себе в объятиях. Молодая кожа чувствует, как на неё спадают чужие горячие слёзы.