Последствия не важны

      — На, тебе это ещё понадобится.       Миша недолго пялится на расположившуюся меж его ног рукоятку, несколькими секундами ранее надутого прозрачного шарика, прежде чем до него доходит смысл фразы друга, в сопровождении с тихим хихиканьем Дженсена. Он медленно поднимает взгляд с неловкой улыбкой, обхватывая пальцами этот небольшой предмет, пару раз прокручивая его в руке. Отчаянно‐жалким, но тем не менее старающимся скрыть эти черты взглядом Коллинз на пару секунд задерживает взгляд на Эклзе, уже сменившем выражение лица на привычно серьёзное, будто желая найти некую поддержку хотя бы в нём, но тщетно. Джаред же где-то на фоне посмеивается с собственной шутки и реакции на неё со стороны жертвы, победно лыбясь. Миша негромко выдыхает, спихивая с себя рукоятку, в последствии чего та беззвучно падает на пол сцены, слегка прокатившись вперёд после приземления. Заместо неё в ладони вновь появляется небольшой микрофон, в который актёр изначально произносит неуверенное ≪Эм‐м≫, а затем уже приветствие, адресованное фанатке, желающей задать вопрос.       Несмотря на это, Падалеки почти всю конвенцию доставал Коллинза — то за ногу схватит, то съязвит что-то в его сторону, благо не так часто, как это обычно происходит на съёмочной площадке, в момент серьёзной речи Кастиэля в присутствии Винчестеров. И именно такие сцены Миша ненавидел больше всего.

***

      Дженсен уселся на уголок кровати, мирно попивая бодрящее кофе, в то время как два его никак не устающих приятеля вновь цапаются друг с другом, после очередного выступления в Риме, на уже заезженной и привычной им троим сцене. Хотя очевидно, что выиграет именно Джаред, с его уж больно игривыми колкими фразочками, изо дня в день тараня ими бедные нервы Миши. Хотя далеко не всегда он использует только свой острый язык в «милых» беседах с Коллинзом, гораздо чаще к ним присоединяются ещё и не совсем приличного характера действия, а затем вовсе может подключиться и Дженсен. Что произойдёт и сейчас, как только Падалеки хватает своего более низкого друга за руки, плюхаясь на ту же кровать, где в данный момент отсиживается Эклз, утягивая Коллинза за собой, на свои коленки, хоть тот и пытается упрямо сопротивляться, но по итогу просто не может, уже более послушно присаживаясь на чужие ноги. Дженсен неспеша поднимается с мягкой постели, отставив свою кружку с довольно холодным кофе на стол. Он опускает свою ладонь на бедро Миши, ласково поглаживая его, сам же пристраиваясь сзади мужчины, тихонько прикусывая мочку уха. Джаред тоже не особо отставал, приступив к уж очень чувствительной шее актёра, о чём знают все трое, выстраивая на ней небольшую полосу поцелуев в сопровождении с чужим протяжным мычанием, изредка перебивавшимся на рваные, неловкие вдохи, словно обладателю вмиг перестало хватать кислорода в организме, из-за чего он старается затягивать его в свои лёгкие как можно больше, одновременно с этим стараясь не сорваться на чёртов стон, который Джеи в любом случае выбьют из его рта, что трудным для них определённо не будет. Дженсен заботливо‐осторожно прикусывает его кожу на загривке, в очередной раз вынуждая промурчать что-то невнятное, после чего нежно вычерчивает языком след от укуса, обводя его неровный контур, выделяющийся на шее своим аловатым оттенком. То же самое проделывает и Падалеки, что заставляет тонуть Мишу в волне возбуждения в два раза больше, только сильнее утягивая за собой на глубокое дно, из-за чего в глазах медленно темнеет от удовольствия, а любые движения становятся невероятно, но всё ещё робкими, что было привычно для мужчины. Он и не замечает, как пуговицы на его рубашки с терпеливым темпом высвобождаются при помощи ловких пальцев Эклза, почти полностью оголяя торс, покрытый выпирающими рельефами мышц. Куда деть руки Коллинз не знал, от слова, совсем, то и дело постоянно перемещая их с одного места на другое, не в состоянии сориентироваться до тех пор, пока Падалеки на цепляется за запястья его обеих рук, кладя их на свои напряжённые плечи, тем самым ненадолго отвлекаясь от занятия, что даёт Дженсену шанс перехватить инициативу на себя, что он без сомнений делает. Подхватив цепкими пальцами подбородок Миши, актёр вздёргивает его голову вверх, только сильнее обнажая чужую шею, в которую он моментально впивается, заставляя тело под ним неожиданно прогнуться в спине, дополняя это всё же вырвавшимся хриплым стоном. Джаред пару секунд смотрит на Джея по-детски щенячьими глазками, будто у него отобрали любимую игрушку, на что тот тихонько усмехается, вырисовывая языком уже новый след от его зубов, а после смиренно уводит взгляд обратно на сидящего на нём парня, не совсем удобно для своего роста прильнув к чужим ключицам, уже более щадяще прикусывая кожу на них. Он удивительно молчалив, для своей-то привычной гиперактивности и приставучести, что конечно не может не радовать Коллинза. Хотя, если быть честным, единственное, что сейчас дарило ему невероятно приятное чувство эйфории, так это волны возбуждений, накрывающие его после каждого укуса всё сильнее и сильнее, из-за чего совсем скоро в джинсах становится невыносимо тесно, в последствии чего брюнет начинает заметно сильно ёрзать на чужих коленях, украдкой потираясь выпирающим стояком о бедро Джея. Стоит ли говорить, что у остальных была примерно такая же проблема? Возможно, хоть это и очевидно. Но в отличие от своего друга, они привыкли сдерживаться, чтобы в случае чего не навредить ему, чего не хотелось определённо обоим. И первым терпение лопает именно у Миши, в последствии чего он спускает руки на пряжку ремня, вдетого в его джинсы, с дрожью в пальцах расстёгивая его, а затем высвобождая из петель, отбрасывая куда-то на пол. За ним следом летит и клетчатая рубашка актёра, над пуговицами которой ранее потрудился Эклз. Спустя пару минут туда же отправляется и одежда Джеев, которым уже во всю не терпится преступить к чему-то большему, нежели прелюдии, но они продолжают держаться, поочерёдно впиваясь губами в губы Коллинза, неспеша подключая к поцелую язык, вытворяя им такое, что Миша может лишь тихо постанывать в чужой рот, наконец расковываясь, более свободными движениями рук скользя по рельефным телам, пальцами вычерчивая впадины между выступами.       А потом они вновь сольются воедино, что стало довольно обыденным, но при этом не менее приятным в их жизни, как какой-то своеобразный расслабляющий отдых, который они устраивали себе не слишком часто, но и не слишком редко, словно найдя именно золотую середину в этом. И это действительно в какой-то мере помогало отвлечься от вечных перелётов, переездов, да и от съёмок в принципе, хоть и с тех пор, как это началось, их гримёры очень часто жалуются на дополнительную работу, в виде скрытия засосов и следов от укусов на шеях всех троих актёров под слоем тоналки. Но кого это волнует, ведь так? Главное, что им это нравится, а последствия не так уж и интересуют — разберутся как-нибудь, и не в такое влипали.