Я скажу

Часы в гостиной – в детстве они казались мне отчего-то пугающе зловещими в своем почти постоянном молчании - отмеряют полночь, и словно в густом бледноватом тумане, окутавшем рассудок и подчинившем волю мою, я слышу их зловещий бой. В это самое мгновение мне кажется, будто недобрый знак таится в этом звуке, будто земная твердь сию минуту поглотит меня, и навечно засыпаны будут землею уста мои, и погребён со мною тяжкий грех. Я гляжу на себя порою, в слезах отворачиваюсь от собственного отражения, словно желая убежать от самого себя. Сколько дней смогу я носить бремя свое в тайне, сколько времени еще сумею скрывать преступную любовь? Он бесконечно обаятелен сегодня, и на балу жгучая ревность разъедает сердце мне всякий раз, как внимание и мысли его ускользают от меня безвозвратно, приковывая взгляд его к напыщенной красавице. Она ловит сей взгляд, и, стыдливо отворачиваясь, прячет улыбку. Я знаю, о чем думает он в такие моменты – полыхающий огонь в глазах выдает мне чувства его - и боль нестерпимая вынуждает меня тщетно обводить взглядом залу в бессмысленной попытке разглядеть заинтересовавшее бы меня лицо, хоть одну черту лица этого, хоть мимолетный взгляд. Тщетно. Перед глазами моими - один лишь Сережа. Заканчивается вечер, уж гости разъезжаются, девушки чинно пересекают порог под присмотром тонкошеих строгих матерей, а молодые офицеры с противной мне до боли в висках усмешкой переглядываются. Каждый из них получит желаемое, но одному богу известно сколь грязи и разврата в помыслах их. Лишь мне одному суждено рухнуть в преисподнюю, пусть даже любовь моя чиста, словно первый подснежник, словно утренняя роса перед тем самым рассветом…

***

- Мишель, - Сережа улыбается, и в улыбке этой столько боли, что душа моя готова сгореть в ее пламени, - Мишель, наши дни сочтены. Мы проиграли в сей войне. На глазах его слезы. Но что для меня война, когда я так сильно люблю его?.. Он никогда, никогда не узнает, и я умру с этой тайной… А впрочем, быть может, я должен признаться. Смерть простерла свои длани над нами, так что же станется, коли я произнесу слова любви на смертном одре?

***

Я люблю тебя, Сережа… Нет, нет, не то. Сережа, я знаю, что все это греховно, и так долго я скрывал это от тебя, но нет больше мочи, ей богу нет… Снова не так. Я сочиняю признания на полу холодного каземата, и все они столь глупы и нескладны, что лишь улыбка вымученная появляется на устах. Нам скоро зачтут приговор, и я верю всею душою – я сумею вымолить императора не разлучать нас с Сережей в ссылке. Петербург, Малороссия, Сибирь… Вокруг сего замкнется жизнь моя. Минуты величайшего счастия и горести. Ах, скорее бы узнать приговор. И тогда… тогда я скажу ему.

***

Петля так скоро сжала мою шею, так тепло стало под тяжелым холщом, что уже и дышать нет сил. Хватаю ослабевшими пальцами недоступный воздух и вдруг чувствую обжигающий холод чужой руки. Его пальцы крепко держат мою ладонь. Хоть бы не отпускать их никогда боле, хоть бы в последний раз увидеть улыбку его, что дороже самой жизни. - Сережа, Сережа! – кричу, неистово напрягая легкие. Голос мой не слышен – барабаны отсчитывают последние мгновения, словно те часы на балу, и земля исчезает из-под ног моих. Он так никогда и не узнал...