Так себе статистика

      Лишь одну вещь в мире Казуки Сатоо не переносил физически — одиночество. Заурчавший на первом свидании живот, прилипшая к джинсам жвачка, задние фонари уносящейся в туннель последней электрички не были так страшны, как тишина вокруг и понимание — его никто не хочет и не ждёт. Влюблялся Казуки часто, как правило, новая любовь приходила ещё до ухода старой, из-за чего возникало немало проблем с часто сменяющимися пассиями Казуки, и подобные ситуации не беспокоили его вовсе. Однако когда бросали Казуки, мир моментально окрашивался в тёмно-серый.       — Ты никому не нужен потому, что ты толстый, — ляпнул на днях приятель Казуки, с которым они вдвоём снимали квартиру, — Юуто. Казуки как раз прибывал в раздрае, что его последний парень отправился учиться куда-то в Америку, заявив, что он, Казуки, не повод рушить свою жизнь и будущую карьеру.       «Как можно разрушить то, что еще и строить не начал? — уныло размышлял Казуки. — Стоп. Что?..»       — Какой толстый?! — взвился он, когда смысл сказанного достиг его сознания.       — Ну-у, может не толстый, но такой, упитанный, — оценивающе присмотрелся к нему Юуто, за обе щеки уминая утренний тост, щедро намазанный джемом. — Я б на тебя не позарился.       Ещё и рожу обидную скорчил.       Юуто, конечно, шутил, пытался подбодрить Казуки, как умел — то есть плохо, и, разумеется, ни в грош не ставил его страдания. Хорошо шутить о чужой полноте, когда сам тощий как грабли даже после десятка тостов с банкой джема.       В результате долгого и тщательного осмотра себя в зеркале Казуки вынес безапелляционное решение: нифига он не толстый. Однако сходить в спортзал лишним не будет.       Насколько велик будет эффект от посещения зала, Казуки и гадать не брался. Вкалывать на тренажерах оказалось невыносимо скучно, на следующий день немилосердно тянуло каждую мышцу, да так, что Казуки с трудом разгибался. При этом большую часть времени он провел не занимаясь, а разгуливая между тренажерами, разглядывая парней и девушек, всех подтянутых и красивых, и лениво прислушиваясь к радио, которое вещало на весь спортзал так громко, что едва можно было расслышать собственные мысли.       — И вот что мы имеем? Ты даже не поверишь, как интернет повлиял на отношения людей!       — Я уже не верю и даже спрашивать не буду.       — А зря! Как ты считаешь, какое главное влияние… О, у нас звонок! Слушаем вас! Диджеи на радио старались острить, и если бы Казуки мог, давно переключил бы на другую волну, где крутили музыку.       — Лучшее изобретение интернета — это тиндер. Я со всеми своими девушками только там и знакомился, — рассказывал позвонивший в студию слушатель.       Казуки зачем-то кивнул, словно диджеи могли его видеть, подтверждая, что да, тиндер — вещь полезная. Он годами пользовался этим приложением, и порой Казуки казалось, что люди там уже закончились.       Вверх-вниз, вверх-вниз — девушка с отличными формами на каком-то мудреном тренажере поднимала закрепленную планку. Вообще Казуки больше нравились мужчины, но не залюбоваться такой прекрасной фигурой он просто не мог, потому остановился и незаметно для себя даже голову к плечу склонил.       Опомнился он, только когда девушка сделала три подхода и обернулась. Спохватившись, Казуки побрел к ближайшему тренажеру.       — Так вот, как это ни странно, влияние фейсбука и других соцсетей на институт брака считается больше негативным, чем позитивным.       — Почему же? Люди ведь знакомятся в интернете.       — Дело не в этом.       Хотя на институт брака Казуки плевать хотел, он невольно прислушался: что же там за влияние такое?       — Дело в том, — продолжал один из диджеев, — что пока не было соцсетей, люди жили своей жизнью в узком кругу семьи и знакомых. А интернет расширил границы. Кроме того, чаще всего люди ищут в сети своих бывших: первую любовь, девочку, что нравилась в старшей школе, первого парня и так далее. Нередко отношения возобновляются, а семья оказывается брошенной.       — Я бы в жизни не стал встречаться со своими бывшими, — расхохотался в ответ второй диджей.       — Однако статистика не лжёт. Только подумай…       — Вам сколько подходов осталось? — спросил грубоватый мужской голос над ухом, и Казуки, невольно вздрогнув, вскинул голову. Рядом стоял накачанный громила и неодобрительно косился на без дела рассевшегося на тренажере Казуки.       — Я уже всё, — вскочил тот, попутно прихватывая своё полотенце, и сделал приглашающий жест, — пожалуйста.       Посчитав, что норму по спорту он на сегодня выполнил, Казуки поплёлся в раздевалку.       Тем же вечером Казуки бесцельно сёрфил в интернете и, как часто случалось ближе к ночи, придавался тоскливым думам о собственной ненужности, пускай после расставания с последним его парнем прошло меньше недели.       Присутствие Юуто, который тоже никуда не пошел этим вечером, отчего-то не утешало. Развалившийся на диване в одних трусах и футболке сосед по квартире потягивал из банки пиво и со скучающим видом смотрел футбол.       — Я слышал, если долго жить без секса, можно поехать крышей, — нарушив тишину, пожаловался Казуки другу, который в ответ только фыркнул в банку.       — Казу, у тебя ещё в воскресенье был секс. А сегодня пятница.       — Вот именно! Как будто вечность прошла.       — Это ты сейчас мне что-то предлагаешь? — Юуто подозрительно покосился на него из-за плеча.       — Ещё чего, — возмутился Казуки, — ты мне даже не нравишься. Я просто страдаю.       — Так страдай молча, — отвернулся к телевизору Юуто, которому была несвойственна жалость. — Ну или поищи кого-нибудь в интернете.       Казуки уже открыл рот и хотел ответить, что в ближайшем окружении тиндер не смог предъявить ему ни одного достойного кандидата, как вдруг осёкся. Ему вспомнился дурацкий шутливый диалог диджеев на радио, который он слышал сегодня.       — А что если… — пробормотал под нос Казуки и, не договорив, застучал по клавишам. Юуто, снова погрузившись в созерцание футбола, даже не заметил, что его друг так неожиданно умолк.       Первым из своих бывших, кого Казуки вспомнил, был Маса — парень, с которым он встречался в школе, с которым лишился девственности и в принципе познал радость близких отношений. Однако сколько Казуки ни забивал имя и фамилию бывшего во всех доступных ему соцсетях, ответа не находилось. Маса как будто презрел интернет и не желал нигде регистрироваться, по крайней мере, под своим настоящим именем. «Ну ладно, все равно Масахито та ещё сволочь», — жизнерадостно решил Казуки и попытал удачи с девушками.       Кейко, жившая с ним по соседству в детстве и неизменно красневшая, когда попадала в поле зрения Казуки, переехала в Австралию. Мари, с которой Казуки встречался аж два месяца, вышла замуж. Возможно, это его не остановило бы, зато остановил огромный живот, который счастливая будущая мать демонстрировала на всех свежих фотографиях. Мико, Наоки, Йоко… Казуки перебирал имена, но каждый раз попадал на очередной облом. Потом снова взялся за парней.       — Что это ты там так строчишь? — полюбопытствовал Юуто, который, не иначе, заметил, что Казуки перестал тяжко вздыхать каждые тридцать секунд.       — Отстань, некогда, — отмахнулся Казуки, и Юуто не стал настаивать, снова вернувшись к пиву и к футболу.       «Ну как же так? » — Казуки огорчённо таращился в пустую строку поиска. Он перебрал всех своих пассий: достаточно хорошо подзабытых, чтобы все ещё держать на Казуки обиду, но при этом таких, чтобы их связывало нечто большее, чем всего одна ночь. Кого бы ещё поискать? Казуки выстукивал пальцами по подлокотнику кресла, а потом вдруг вспомнил ещё один эпизод из своей юности.       «Как же звали того лохматого воробья? С ним еще история забавная вышла на День святого Валентина. Масаши, Макото… Манабу?» — пальцы Казуки снова забегали по клавиатуре, чтобы через мгновение замереть в воздухе, тогда как сам Казуки и вовсе застыл, словно памятник самому себе прекрасному.       С экрана на него смотрел очень, просто очень красивый человек — намного лучше всех его бывших вместе взятых, намного лучше вообще всех на свете. Темные волосы, спадавшие на плечи, острый подбородок, высокие скулы, спокойный и внимательный взгляд. В первый момент Казуки решил, что попал не по адресу, но с запозданием, выуживая изрядно потускневшие эпизоды из памяти, он понял, что перед ним сейчас действительно его одноклассник.       — О мой бог, — с трудом прошептал Казуки.       — Ну не бог, а всего лишь Манабу Ошио, — возразил Юуто. Озабоченный долгим молчанием забывшего как дышать приятеля, он переместился по их изрядно потёртому дивану и заглянул через плечо Казуки. — Ничего такой, как раз, как тебе нравятся.       — Он идеальный, — Казуки не слышал, только все глядел и глядел на экран.       — Ну… Это, знаешь ли, дело вкуса, — хмыкнул Юуто. — По-моему, слишком тощий.       — Да тебе не угодишь! — возмутился Казуки. — Одни толстые, другие тощие! А это мой одноклассник, чтоб ты знал. Надо срочно с ним встретиться.       — Что ж ты все эти годы не встречался? С богом-то? — насмешливо поднял брови Юуто, перебираясь обратно на свое место.       — Я… — вопрос обескуражил Казуки, но он быстро опомнился: — Раньше он не так выглядел. Совсем не так. У него два передних зуба вперед торчали, как у кролика.       — Может, и сейчас торчат, — некрасиво, во всю пасть зевнул Юуто.       — Как… Не торчат же!       — У него рот на фото закрыт. Может, потому и не улыбается, — мстительно усмехнулся друг.       — Ничего не торчат! — Казуки загорелся так, словно защищал кого-то родного. — И вообще, мы учились вместе в средней школе, а потом он куда-то делся.       — Тогда он, скорей всего, тебя не помнит, — вынес свой вердикт Юуто и щёлкнул колечком новой банки с пивом.       — Думаю, помнит, — уверенности в голосе Казуки не было, но он очень хотел её испытывать. — В своё время мы немного общались. Так, чуть-чуть. У нас даже история какая-то вышла на день святого Валентина.       — Это ж какая? — подозрительно прищурился Юуто.       — Не помню, — отмахнулся Казуки, который меньше всего желал закапываться в какие-то мелкие распри своей школьной жизни. — И это неважно. Мне надо встретиться с Манабу.       — Ну, удачи, — насмешливо, как показалось, пожелал Юуто, однако уточнять, отчего тот веселится, Казуки не стал.       Других фото, кроме аватарки, на странице Манабу Ошио не имелось, как и почти не было информации — даже список друзей и тот был закрыт. Казуки сперва хотел настрочить сообщение, но оказалось, что писать Манабу могут только одобренные друзья. Посчитав, что сначала ждать добавления в друзья, потом писать будет долго, Казуки решил брать быка за рога. Кроме школы и университета, где учился Манабу, он также указал место работы. Через минуту Казуки знал адрес фирмы, и уже на следующий день дежурил у нужного здания.       В его плане как будто случайно встретить Манабу был целый ряд необходимых и вряд ли выполнимых условий, вот только в этот день само провидение было на стороне Казуки, или кто там отвечал за удачу.       Манабу он узнал сразу, больше по фото из интернета, чем по старым воспоминаниям. Его волосы были собраны в аккуратный хвост, на носу красовались очки в явно дорогой и тонкой оправе, и одет он был просто и скромно, как-то совсем не по-деловому.       Заметив цель, Казуки тут же вышел из своего убежища, которым служил автомат с газировкой, и уверенным шагом двинулся навстречу судьбе. Он вытащил мобильник и сделал вид, будто увлеченно читает что-то с экрана. Манабу смотрел на дорогу тоже не слишком внимательно — наверное, всё ещё мысленно сидел в офисе. Поравнявшись с ним, Казуки качнулся в сторону и больно врезался в чужое костлявое плечо. Рядом послышалось возмущенное «эй!».       — Прости, — Казуки развернулся, старательно изображая недоумение. Манабу нервно дернул ушибленным плечом, подчеркнуто брезгливым жестом изящно стряхнул с кардигана воображаемый сор и отправился дальше. На Казуки он даже не взглянул.       — Эй, подожди!       Манабу развернулся и встал у края тротуара, скрестив на груди руки. Глаза за стёклами модных очков недовольно сощурились, и на миг Казуки почувствовал себя как-то неуютно. Но теряться в подобных ситуациях было не в его духе, поэтому выдав свою самую яркую и дружелюбную улыбку, он подошел ближе.       — Манабу! Манабу Ошио, верно? Это же ты?       Манабу никак не отреагировал — выражение его лица по-прежнему сложно было назвать дружелюбным, но Казуки всё равно не мог оторвать он него глаз. Его взгляд хаотично перескакивал с недобро прищуренных глаз под длинными ресницами на презрительно поджатые четко очерченные губы, резко проступившие от недовольства скулы. Даже кончик каштанового хвостика, которым мягко играл ветер, казался Казуки просто до невозможности милым.       — И что дальше?       Вернув свое унесшееся в далёкие дали сознание на грешную землю, Казуки медленно моргнул. Наверное, когда они последний раз виделись в школе, у Манабу ещё не начал ломаться голос. Если бы Казуки услышал это «что дальше?» по телефону, то представил бы сурового босса, быть может, даже со шрамом на виске и без мизинца. Этот голос и жёсткая интонация вопроса совершенно выбили Казуки из колеи.       Видя замешательство собеседника, Манабу закатил глаза и уже спокойнее сказал:       — Да, я — Манабу Ошио. И что дальше?       — А! — снова весь просиял Казуки. — Мы учились с тобой вместе. Я — Казуки. Не узнал?       — Теперь узнал, — безэмоционально отозвался Манабу. — Казуки Сатоо — вечный раздолбай, чуть не убился на футбольной площадке, перевернув на себя ворота.       Характеристика была не то чтобы лестной, но Казуки всё равно жутко обрадовался. Значит, Юуто оказался неправ, и Манабу тоже помнил о нём все эти годы! Ну или не все. Это было не так важно, ведь Казуки пришёл к нему, чтобы начать всё с чистого листа!       — Да, это точно я, — ещё шире улыбнулся Казуки. — Не хочешь посидеть где-нибудь? Расскажешь, что у тебя да как. Такая встреча — даже не верится…       — Вообще-то я сейчас занят, — несколько задумчиво, как показалось Казуки, проговорил Манабу. Он смерил собеседника внимательным, словно оценивающим взглядом, и чуть погодя добавил: — Но после собирался заехать куда-нибудь поужинать, так что можешь составить мне компанию. Если хочешь.       — Конечно! — Казуки так обрадовался, что едва не запрыгал, хлопая в ладоши как школьница. Спрятав руки в карманы от греха подальше, он перекатился с пятки на носок и, хотя ему было совершенно всё равно, спросил: — А что у тебя за дело?       На это Манабу неожиданно тяжело вздохнул. Он развернулся, приглашающе махнув рукой, и направился в сторону парковки.       — Ого, — выдохнул Казуки. Когда они приехали к огромному гипермаркету, он ждал, что будет помогать Манабу таскать пакеты с едой, советовать при выборе какой-нибудь электроники или на худой конец посмотрит, как тот покупает путёвку в Сингапур или куда там летают отдыхать владельцы таких лощеных и приплюснутых машин? Но он кругом ошибся, и теперь растерянно озирался посреди огромного павильона мебельного магазина.       — Да, я погряз в ремонте, но это — последняя деталь. Я надеюсь.       Манабу близоруко прищурился, пытаясь разглядеть указатели с названиями отделов, и после того, как Казуки, размахивая руками, озвучил их все, уверенно двинулся к диванам.       — Получил квартиру в наследство? — как можно беззаботнее поинтересовался Казуки у узкой спины. Ему вдруг подумалось, что часто люди затевают ремонт до или после свадьбы. Кольца у Манабу не было, но, возможно, он носил его на цепочке под одеждой или только собирался завести семью. Оба варианта как-то не радовали, от чего Казуки немного приуныл.       — Не поверишь, но нет, — усмехнулся Манабу, — заработал и купил сам.       — Ага, — мысленно дал себе пинка Казуки. Манабу учился с ним в одной школе — наверняка его родители тоже жили в Чиба.       — К тому же этот монстр теперь не будет ничего драть и портить. Мир его духу…       — Монстр?       — Ну да. Огромный был, и характер ужасный, — Манабу передёрнул плечами и тут же глухо рассмеялся: — Никогда не любил котов, а этот — просто исчадие ада.       Казуки стало ещё грустнее, он даже незаметно вздохнул.       — А твоя невеста наверняка по нему скучает.       — Ага. Ночами не спит — в подушку рыдает, — Манабу неожиданно развернулся, так что Казуки едва не налетел на него. Затормозив в каких-то жалких сантиметрах, он в деталях рассмотрел, как красивые губы изогнулись в ухмылке — весёлой и в то же время многообещающей.       — Нет у меня никакой невесты, Казуки.       Чайные глаза Манабу лукаво смеялись из-за бликующих фиолетовым линз, и Казуки вдруг отчётливо понял, что его раскусили. Вот так вот просто и быстро.       Но это было даже к лучшему.       — Кстати, мы пришли, — незаметно сделав шаг назад от Казуки, Манабу развернул каталог, который захватил с собой из машины, и принялся с уже знакомым прищуром сканировать ряды мебели.       При взгляде на его сосредоточенный профиль Казуки хотелось петь, что-нибудь бесконечно дурацкое вроде айдол-песенок из девяностых, а ещё бегать вокруг Манабу, как если бы он был рождественской ёлкой, но лучше — обнять его, рухнуть на ближайший диван и хохотать вместе, пока им обоим не поплохеет. Но для столь активных действий было ещё, пожалуй, рановато. Поэтому, когда Манабу ткнул в один из образцов и сказал «этот», Казуки с разбегу упал на туго спружинившие подушки. Он подпер голову рукой, изящно скрестил ноги, выставив на обозрение всё наиболее привлекательное, и уставился на Манабу взглядом, каким обычно смотрят модели из рекламы мужских парфюмов.       Тонкая бровь Манабу немного нервно дернулась, но в следующий момент он сменил позу на более расслабленную, поскрёб подбородок большим пальцем и с видом тёртого критика выдал:       — Пожалуй… Смотрится неплохо. Стиль совершенно другой, но какая-то эстетика в этом определенно есть. Сочетание несочетаемого, так сказать.       Не меняя позы, Казуки скосил глаза в попытке рассмотреть диван. Тот был абсолютно черным и весь состоял из прямоугольников. Для дома, на вкус Казуки, чересчур строго и больше подошло бы для офиса.       — А вот другой вариант. Переместившись к следующему ряду, Манабу указал на более округлый экспонат с металлическими элементами.       — Этот мне нравится больше, — вставил свое ценное мнение Казуки, и тут же наткнулся на выжидающий взгляд из-под длинных ресниц. Манабу нетерпеливо дернул подбородком, и хотя он и так был не против, этому жесту Казуки не осмелился бы перечить в любом случае. Утрированной походкой «от бедра» он прошествовал к своему новому лежбищу и вальяжно устроился там полусидя, не забывая приглашающе гладить кожаную спинку, при этом хищно глядя на Манабу исподлобья.       — Да, это… — Манабу закусил губу, но тут же привел лицо в порядок и, кашлянув, продолжил всё тем же строгим тоном: — Гораздо уютнее. Но металл позволяет сохранять стиль. Создает волнующий контраст. Правда, — он подошел ближе и потер подлокотник, — мне не нравится качество материала. Но здесь должен быть еще один. Точно — вон он!       — Ты случайно не моделью работаешь?       Выйдя из гипермаркета, Манабу закурил и с удовольствием выдохнул дым в ласковый темно-синий вечер.       — О да. Это моё призвание, — гордо вздернул подбородок Казуки. — Но жизнь бывает особенно жестока к особенно прекрасным людям.       — Что-то ты не выглядишь особенно несчастным, — хохотнул Манабу. Поход в мебельный завершился успехом в виде оформленного заказа, но Казуки был твёрдо уверен: спонсором хорошего настроения Манабу выступал не только закрытый гештальт, но и весьма приятная компания.       — Это потому что я фотограф, — Казуки сложил пальцы рамочкой и, прищурив один глаз, посмотрел вторым на Манабу, словно через объектив: — Моя работа — смотреть на красивых людей. Но она тоже тяжела и опасна.       — Тебе тяжёло смотреть на красивых людей?       — Но ведь можно только смотре-еть, — по-детски протянул Казуки. Он цыкнул, изображая звук затвора, и сделал вид, что придирчиво разглядывает получившийся снимок. Выпустив очередное облако сладковатого дыма, Манабу хохотнул:       — Значит, рассчитывать на фотосессию мне без шансов, да?       — Э? — тут же вскинулся Казуки. — Это ещё почему? Я с радостью!..       На это Манабу лишь махнул рукой и двинулся в сторону парковки.       — Да нет. Не надо — надорвёшься ещё.       Намек был настолько прямым, что дошёл даже до Казуки. Более того — что было совсем уж невероятно — он заставил его смутиться. Отлипнув с асфальта, Казуки широким шагом поспешил за Манабу, намереваясь ему возразить, но тут же понял, что в этом нет смысла, и в результате следовал за ним в смиренном молчании до самой машины.       Во всемирно известной технической корпорации Манабу числился разработчиком и даже имел в подчинении пару человек. Уже несколько месяцев они занимались сборкой приложения для 3D-видеоконференции, и Казуки с интересом слушал сопутствующие истории, представляя себе кадры из Звездных Войн. Небольшой итальянский ресторанчик радовал уютом и отличной кухней, они немного выпили, и Казуки совершенно потерял счёт времени. Не то чтобы он переживал перед встречей, но происходящее определённо превосходило все его ожидания. В приглушенном тёплом свете Манабу казался не просто красивым, но по-особенному притягательным, и Казуки уже в который раз за вечер пожалел, что не взял с собой камеру. Когда бутылка на столе опустела, он поделился этим сожалением с Манабу. Тот рассмеялся — не иронично или с сарказмом, а наконец искренне и просто:       — Сейчас покажу тебе мое любимое фото.       Совершенно внезапно Казуки ощутил укол ревности — едва ли любимым фото Манабу было какое-нибудь селфи. А значит, снимок сделал кто-то… Кто-то другой, а не Казуки! И каждый раз Манабу вспоминал об этом ком-то! Это было непростительно.       Решив, что раскритикует всё в пух и прах, Казуки сурово уставился на экран протянутого мобильника, но тут же подавился своей любимой панна-коттой и тяжело закашлялся.       — О нет! Что это такое? — прохрипел он, придя в себя. Назвать это фотографией было действительно сложно: на экране полубоком стояло чуть ссутуленное существо в красном свитере и каштановыми волосами до плеч. Возможно, Казуки мог бы признать в нём Манабу, если бы не огромных размеров филейная часть, которой позавидовала бы не то что любая спортсменка из инстаграмма, но даже самый откормленный цыпленок-бройлер.       — Впечатляет, правда? — Манабу вновь весело рассмеялся и, вернув себе телефон, пояснил: — Это одна из первых попыток снять с человека его аватар. Но во время процесса в комнату зашел шеф, и я неудачно повернулся…       — Да уж, — выдохнул Казуки, — знаешь, если тебе нравятся такие формы, я могу фотографировать тебя с определенного угла. Но вообще, я бы предпочел другие ракурсы.       — Это предложение? — повел бровью Манабу, пряча довольную улыбку в бокале.       — Определенно.       — Может, хватит? — Юуто сидел, подперев щеку рукой, и мрачно смотрел на Казуки, который вспомнил о присутствии друга, только когда тот заговорил.       — Хватит что? Свистеть? — спросил Казуки.       — И свистеть тоже. Ты эти сраные камеры уже сорок минут полируешь.       Своими фотоаппаратами Казуки и правда занимался уже долго, забыв о времени и вообще всем постороннем. На следующий день ему предстояла грандиозная фотосессия, к которой Казуки готовился, как не готовился никогда. По этому поводу он вытащил вторую камеру, которую не доставал уже около года, после уселся за стол, разобрал оба объектива и, оптимистично насвистывая незамысловатую мелодию, которую только что сам сочинил, натёр до блеска все линзы. Потом подумал немного и заодно отполировал фильтры. И когда уже начал придирчиво рассматривать ремень — не постирать ли и его? — подал голос потерявший терпение Юуто.       — Серьезно, ты как будто к собственной свадьбе готовишься, — отчего-то недовольно заметил его друг.       — То, что мне предстоит завтра, важнее какой-то там несчастной свадьбы. Завтра у меня свидание мечты.       — Он тебя пригласил сделать пару снимков, — напомнил Юуто, — а вовсе не на свидание.       — Одно другое не исключает, — поучительно заметил Казуки, сдувая невидимую пылинку с одного из фотоаппаратов.       — Если это свидание, лучше бы собой занялся.       — А что мной заниматься? — подняв фотоаппарат, Казуки всмотрелся в своё отражение в большом объективе. — Я абсолютно прекрасен.       — Это ты так думаешь, — усмехнулся Юуто.       — Это Манабу так думает.       — Он сам тебе сказал? — недоверчиво прищурился друг.       — Нет. Но ты бы видел, как он на меня смотрел, — Казуки тоже прищурился, но от удовольствия, которое вызывало воспоминание первой спустя много лет встречи.       — И как он смотрел? Как на идиота?       — Нет!       — Как на больного родственника? — зевнул Юуто.       Секунду подумав, оскорбиться или нет, Казуки решил, что он в слишком хорошем настроении, чтобы вестись на привычные подначивания Юуто и уж тем более злиться всерьез.       — Смотрел как на мужчину своей мечты, — Казуки гордо расправил плечи и добавил: — Ты так говоришь просто потому, что завидуешь. У тебя нет такого классного парня, как у меня.       — У тебя его тоже пока нет, — напомнил Юуто, вставая и потягиваясь, отчего футболка задралась, демонстрируя Казуки бледный тощий живот. — И если ты забыл, я по девушкам.       — Девушки у тебя тоже нет, — бросил ему уже в спину Казуки и злорадно добавил: — Вообще никого нет.       Юуто только невозмутимо плечами пожал и отправился в свою комнату, а Казуки ещё раз заглянул в начищенный до блеска объектив.       Самым ужасным было то, что Манабу не оставил ему свой номер: записав телефон Казуки, тот пообещал сообщить, если его планы изменятся, и с тех пор не давал о себе знать. Но несмотря на подвешенное состояние ситуации, Казуки отчего-то не сомневался — Манабу сдержит слово, а потому вздыхал всю неделю исключительно из-за невозможности написать какую-нибудь глупость, узнать как дела или просто сбросить смешную картинку. Казуки по-настоящему скучал, но неожиданно даже для себя самого вдруг решил проявить терпение и такт. Манабу оказался человеком своеобразным и явно не пальцем деланным, — торопить события не следовало. В фейсбуке к нему в друзья Казуки так и не добавился, иррационально решив, что это могло поставить под сомнение случайность их столкновения на улице. А вот к новой встрече решил подойти максимально серьёзно.       Манабу позвонил в субботу утром, заставив уже проснувшегося Казуки буквально взлететь с кровати. Через час он был в Одайбе — с двумя камерами, одну из которых чуть не забыл, выбегая из дома, и негаснущей улыбкой под стать прекрасному солнечному дню. Они договорились встретиться у огромного гандама, но, зная за собой привычку опаздывать, Казуки так спешил, что пришел намного раньше. Сделав пару снимков робота, он присел на скамейку и стал беспокойно ждать: в качестве разминки целился объективом в прохожих, поминутно проверял время, то и дело оглядываясь по сторонам.       — Вот это да, — Манабу появился незаметно — как раз в тот момент, когда Казуки настраивал фокус, выцеливая какую-то птаху в ветвях ближайшего дерева. От неожиданности он чуть не выронил камеру, но тут же взял себя в руки и повернулся на голос, продолжая разглядывать мир через видоискатель. — Не думал, что всё настолько серьезно.       С едва заметной улыбкой Манабу отсалютовал в объектив, и Казуки нажал на спуск.       — Все серьёзнее некуда! — подтвердил он, кладя камеру на колени. — Ты и так похож на какую-нибудь начинающую знаменитость. А теперь у тебя есть ещё я — неотступно следующий по пятам папарацци.       На такое заявление Манабу смешливо фыркнул, пробормотав что-то о том, что не привык быть в центре внимания. Он вновь был одет просто: в чёрные джинсы и белую футболку с монохромным абстрактным принтом. Но Казуки не мог бы пожелать лучшего: ему всё безумно нравилось, особенно ломкие запястья, одно из которых обхватывал тонкий кожаный браслет, наполовину забранные в хвост волосы, сияющие медовым оттенком под солнцем, расслабленная, чуть насмешливая улыбка резных губ. А ещё Манабу был в линзах, от чего его строгий взгляд стал как будто мягче и человечнее.       Мечтательно вздохнув, Казуки вновь поднял камеру, но на этот раз Манабу шагнул в сторону и скрылся из виду.       — О нет. Думаю, на его фоне я выгляжу не слишком впечатляюще, — Манабу указал на гандама, согнув напряжённую руку в локте, а второй деланно-разочарованно пощупал выступивший бицепс.       — Ты выглядишь потрясающе, — улыбнулся Казуки. — Но для такого профи как я, это и правда слишком попсовое место.       Разжившись мороженным, они вышли с площади и свернули в тянущийся вдоль берега парк. Манабу не спрашивал, куда ведёт его Казуки, а тот в свою очередь, стараясь сохранить интригу, травил свои бесконечные байки про путешествия автостопом. Почему-то он был уверен, что для Манабу такой способ развлечься совершенно несвойственен — и оказался прав.       — Я даже на школьные экскурсии толком не ездил. Не люблю лишних попутчиков, — пожал плечами Манабу. Однако слушал он с большим интересом, и Казуки с радостью делился впечатлениями, повторяя про себя мысль, что его лишним Манабу не считает.       Запечатлеть Манабу в процессе поедания мороженного как следует не вышло — на единственном снимке тот сделал настолько суровое лицо, что Казуки от души посочувствовал его подчиненным, а следом узкая ладонь безапелляционно закрыла объектив.       — Давай я лучше тебя сфотографирую.       — Давай, — легко согласился Казуки. Накинув ремень Манабу на шею, он осторожно отдал камеру и, подбоченившись, встал на фоне как раз показавшейся из-за деревьев статуи Свободы. Когда он надевал ремень, то почувствовал запах шампуня Манабу, и теперь воображение понеслось вскачь, подкидывая идеи, как вернуть и продлить эти ощущения. Наверное поэтому на фото его выражение лица было столь довольным, что даже не страдающему излишней стеснительностью Казуки оно показалось неприличным. Малодушно занеся палец над кнопкой удаления, он краем глаза увидел ехидную ухмылку Манабу, и в результате просто выключил фотоаппарат.       Когда впереди показалась блестящая громада технологического музея, Казуки торжественно провозгласил: — Официальная часть фотосессии началась!       — Боюсь спросить насчёт неофициальной, — выгнул бровь Манабу. Он делал это настолько изящно, и это высокомерное выражение так ему шло, что Казуки уже в который раз мысленно схватился за сердце. И без того немногочисленные, последние связные мысли покинули его сознание, и всё, что смог Казуки, это глубокомысленно выдать:       — Она тоже будет.       Спустя пару часов, вдоволь наснимав Манабу на фоне всевозможных технических инсталляций, роботов, хитроумных макетов и панорамных окон с прекрасным видом на залив, Казуки с удовольствием уплетал карри в местном кафе. Напротив Манабу листал фотографии — с первого взгляда выражение его лица могло бы показаться скучающим или даже несколько недовольным, но Казуки уже привык, и теперь без ложных иллюзий мог сказать, что Манабу нравится.       — Всё-таки, почему официальная? — Манабу отложил камеру и со странным выражением взглянул на Казуки. Тот с довольным видом откинулся на стуле и пафосным тоном ответил:       — Станешь через пару лет японским Маском — продам всю серию по заоблачной цене. Ну, знаешь, типа… «с чего все начиналось» или «до того, как это стало мейнстримом».       — Вот как. А что насчёт других фотографов?       — Даже не думай, — замахал рукой Казуки, — иначе я буду следить за тобой, а потом выпрыгивать в самый ответственный момент из кустов и портить все снимки!       — Почему сразу портить? — Манабу положил камеру на стол и подвинул экраном к Казуки. — Вот здесь всё прекрасно, я считаю.       На зеркалку селфи было делать не так чтобы удобно, поэтому горизонт на фото превратился в диагональ. Жмурящийся от смеха Казуки обнимал одной рукой однобоко улыбающегося Манабу: оба были в коричневых шапочках, а позади возвышался белоснежный двухметровый макет унитаза.       На улице начинало вечереть. Блики на волнах залива стремительно рыжели, а силуэты чаек теряли белизну. Засмотревшись на закатное небо, расцвеченное красным и синим, Казуки не сразу заметил, что Манабу немного отстал, а обернувшись, тут же получил в лоб.       — Эй!       — В десяточку.       Манабу снял с пальцев резинку, которую использовал как рогатку, и вновь собрав волосы, невозмутимо прошествовал дальше по тропинке. Казуки потер лоб, посмотрел на крошечное недозрелое яблочко возле своих кроссовок и обернулся Манабу вслед. На мгновение ему показалось, будто у этой выходки была причина — в том смысле, что у Манабу действительно был повод зарядить ему в лоб. Но уже в следующий момент Казуки беззаботно и радостно спешил следом, рассудив, что раз Манабу в него целился, то он — его цель. А раз так, то всё идёт по плану, и жизнь, в общем, на удивление хороша и прекрасна!       До конца работы выставки оставалось каких-то полчаса, и тёмные залы понемногу пустели. Родители уводили галдящих детей, парочки тянулись к выходу, обсуждая планы на остаток вечера, а в просторные помещения возвращалась тишина, в которой можно было расслышать жужжание проекторов и тихое перешёптывание десятков электрических моторчиков.       Среди множества экспозиций и цветастых голограмм Казуки выбрал наиболее строгую — небольшую комнату со множеством лучей и цветовых пятен холодной гаммы. Он достал вторую камеру — ту, что провисела весь день без дела у него на плече, и теперь экспериментировал с яркостью и выдержкой. Каждый раз вокруг Манабу возникал новый мир: смазанный в скорости космос, водные блики как под толщей воды, мистическая ночь с мягким свечением блуждающих огоньков. Исчезая и перетекая друг в друга, разноцветные отсветы неуловимо меняли выражение лица Манабу, делая его то поэтически-грустным, то демонически-хитрым. В какой-то момент бледные лучи скрестились так, что перед Казуки возник тот, прежний Манабу, который учился с ним в одном классе. И это было так странно: теперь Казуки искренне не понимал, почему не замечал его. А ведь они виделись целых два года почти каждый день! Миллионы минут, прошедших с окончания школы вдруг вытянулись перед Казуки бесконечной лентой упущенных возможностей. Пора было положить этому конец.       Не теряя больше ни секунды, Казуки решительно шагнул вперёд, и поймав Манабу за подбородок, прижался к его губам своими. Какие-то мгновения ничего не происходило — закрыв глаза как перед прыжком в воду, Казуки почувствовал тупой укол страха под ребрами, но в следующий момент Манабу ответил ему. Он целовал осторожно и в то же время жадно: сжимая волосы на затылке, льнул ближе всем телом, на безумном контрасте нежно обнимая за шею. Положив руку на рёбра, которые можно было нащупать даже сквозь футболку, Казуки с восторгом почувствовал, как под пальцами дико бьется чужой пульс. Смазанный разноцветный мир наполнился уже полюбившимся запахом чужих волос, запульсировал в такт одного на двоих дыхания, бархатно раскрываясь мягкостью горячих губ.       Но всё закончилось преступно, катастрофически быстро. Несильно толкнув ладонью в грудь, Манабу отстранился и указал взглядом куда-то за плечо. Охранник, которого Казуки в тот момент искренне ненавидел, постучал по циферблату наручных часов и вновь скрылся в соседнем зале.       — Общественное место, ничего не поделаешь, — пожал плечами Манабу. Он отступил ещё на шаг, пригладил чуть растрепавшиеся волосы и улыбнулся краем губ. Глядя на них, Казуки сглотнул и заметно севшим голосом спросил:       — Как насчет более приватной обстановки?       — Могу пригласить тебя в гости, — Манабу вновь вытянул руку, останавливая на полпути подавшегося к нему Казуки, и, хмыкнув, добавил: — В следующий раз.       Когда Казуки вернулся домой, Юуто, привычно болтавшийся по квартире без дела, демонстративно прикрыл глаза рукой.       — Не могу смотреть, — фальшиво простонал он.       — Это ж почему? — Казуки довольно улыбался, и даже приколы приятеля сейчас не могли испортить ему настроение.       — Да ты сияешь, как солнце в августе, — объявил Юуто и, чуть помешкав, всё же спросил: — Ну? Как все прошло?       — Идеально, — выдохнул Казуки, не пожелав ничего объяснять.       Озадачено почесав затылок, Юуто отправился в свою комнату, и отсутствие язвительных комментариев Казуки посчитал полной капитуляцией. Видимо, даже его друг наконец признал идею отыскать одноклассника не глупой и не безнадёжной.       А в ту же ночь Казуки приснился странный сон.       Он стоял в школьном коридоре и рассматривал какую-то розовую записку, а вокруг звучал громкий хохот. Казуки тоже смеялся, ему действительно было безумно весело, и это чувство было настолько ярким, что затмевало детали сна.       — Мана, Мана, — звенело в ушах.       — Да кто такая эта Мана? — вопрошал Казуки и сам смеялся.       — Мана, — вторили самим себе голоса, кто-то хлопнул Казуки по плечу. — Мана…       Неожиданно поверх всех иных звуков зазвучала навязчивая мелодия — кто-то насвистывал до боли знакомый мотив. Мир вокруг Казуки закружился, и он открыл глаза, выныривая из дурацкого сна.        «Мана, Мана… » — все повторялось в его голове, но имя постепенно вытеснял дурацкий свист.       Казуки понадобилось несколько секунд, чтобы понять: он спал, ему снилась полная хрень, сейчас уже утро, а его сосед-придурок, хозяйничал на кухне и свистел. Крайне редко того посещало желание приготовить какой-нибудь сложный завтрак, и сопровождались подобные события неизменным фальшивым пением у плиты.       Шёпотом выругавшись, Казуки протёр глаза, зевнул и пообещал себе, что полежит две минуты, а потом встанет.       От невнятного сновидения он почти отмахнулся, но всё же имя «Мана», выведенное на записке, настойчиво маячило перед глазами, и Казуки вдруг подумалось, что его сон — вовсе не сон, а некое воспоминание, перекрученное подсознанием.       «Мана, Манабу, Мана…» — Казуки мысленно повторял имя из сна и понял, что переплетает его с именем своего будущего парня. И вдруг замер на месте, оторопело уставившись в белый потолок комнаты.       Записка, а ведь точно! Когда пророкам и ясновидящим являлись картины будущего, они и то не бывали так шокированы, как Казуки, неожиданно для себя вспомнивший сцену из прошлого.       Школа, Манабу, день святого Валентина, записка, шоколадки, розовые сердечки повсюду — картинки и обрывки воспоминаний хороводом закружили вокруг.       Теперь Казуки не сказал бы точно, в каком классе это произошло, было ему лет четырнадцать или пятнадцать, но вряд ли больше. Праздновали день всех влюблённых. Каждый год Казуки получал десятки шоколадок разной величины, приготовленные самостоятельно и купленные в кондитерских, а в карманах оставленного на спинке стула пиджака, в портфеле, в собственном шкафчике находил записки с признаниями в любви. Шоколадки он с аппетитом съедал, записки, как правило, выбрасывал, едва взглянув. Ему писали не только одноклассницы, но и девчонки из младших классов, а иногда и из старших.       Однако в тот раз, получив очередное дурацкое розовое сердечко, Казуки, мельком прочитав строчки крохотной открытки, на секунду замешкался и нахмурился. Валентинка была подписана просто — «Мана», и Казуки никак не мог вспомнить девушку с таким именем.       — Эй, Руи, — он ткнул локтем в бок сидевшего рядом друга, — кто такая Мана?       — Какая еще Мана? — отозвался Руи, не отвлекаясь от разглядывания своих валентинок — ему их присылали не так много, как Казуки, но всё равно достаточно, чтобы зависнуть на полчаса, перечитывая признания в любви.       — Откуда мне знать? Я тебя потому и спрашиваю, — Казуки сунул Руи под нос записку, и тот озадаченно уставился на подпись.       — Так Мана — это не девушка, — вдруг отозвался другой их приятель и громко заржал. — Мана — это Манабу наш.       — Чего? — распахнул от удивления глаза Казуки.       — Да Манабу это, я тебе говорю, а ну дай сюда.       Растерянный Казуки даже не попытался удержать в руках валентинку, когда её выхватили и пустили по кругу. Одноклассники громко смеялись и зачитывали вслух написанное в валентинке признание.       Спустя годы взрослого теперь Казуки передёрнуло от этого воспоминания: даже померкшая от времени, выглядела сцена безобразно. Казуки едва знал Манабу, тот был тщедушный, жалкий, никому не интересный. Даже сейчас будто наяву Казуки видел затравленный взгляд из-за толстых стекол очков в некрасивой массивной оправе. Как он мог забыть? Над Манабу еще долго издевались, а Казуки только посмеивался, когда его друзья несмешно шутили о том, что ему даже парни шлют валентинки.       — Бр-р, — вслух произнес Казуки и резко сел на постели. Пора прекращать думать об этом.       В конце концов, виноват он ни в чём не был, так решил Казуки, пока одевался. Он ведь и подумать не мог, что открытка от Манабу, когда показал её другу, а потом всё само собой закрутилось. Да и Манабу очевидно его простил, и доказательством тому — недавнее свидание.       А может, вовсе забыл ту историю. Казуки ведь не помнил ничего, так с чего должен помнить Манабу?       Успокоив себя так, Казуки отправился на кухню, полный решимости выпросить у Юуто пару блинчиков, кусочек омлета или что там его сосед так старательно жарил всё утро.       Манабу предложил встретиться в пятницу вечером, что было очень удачно: всю субботу, начиная с самого утра, Казуки был занят. Ради такого жирного заказа он согласился явиться на точку в жуткие восемь часов, но, даже несмотря на это, всерьёз надеялся отправиться туда не из собственной постели, а из сонных объятий Манабу.       Пользуясь преимуществом свободного человека, Казуки вновь встретил Манабу у самого офиса. Дневная духота города понемногу спадала, свежий ветерок приносил откуда-то сладковатый цветочный запах и приятно охлаждал горячую голову. Неделя, показавшаяся Казуки просто бесконечно длинной, выдалась нелёгкой и для Манабу. Тот выглядел уставшим — под глазами залегли тёмные круги, а хвост на голове был затянут кое-как и не по центру. Наверное, раньше, встреть его Казуки в таком виде, то даже не заметил бы — не то что обернулся бы вслед. Но теперь каждая деталь, любое крошечное несовершенство вызывали в нем нечто среднее между восхищением, умилением и ощущением чего-то родного. Мысленно Казуки поставил галочку, что усталость идёт Манабу так же, как и всё остальное, будь то сарказм, искренняя улыбка, холодная собранность или отстранённая задумчивость.       — Хреново выгляжу? — Манабу усмехнулся уголком рта, а Казуки удивлённо моргнул, возвращаясь в реальность.       — Почему? Нет, — кажется, всё это время он просто пялился на Манабу, но тот истолковал это по-своему, — как любой честный человек в пятницу вечером.       — Да уж, — Манабу стянул резинку, и с видимым удовольствием помассировал виски.       Он и его подчинённые всю неделю напряженно трудились над презентацией результатов проекта. От этого отчёта зависело всё вплоть до того, будут ли они и дальше работать в компании. В итоге заседание внезапно перенесли, но вместо облегчения от лишних пары дней для подготовки, Манабу чувствовал лишь раздражение из-за невозможности перестать нервничать. Уловив в его настроении разрушительные порывы, Казуки свернул чуть раньше бара, куда они шли.       — Вообще-то я рассчитывал на бокал-другой холодного пива, — Манабу обвёл взглядом помещение, поднял с пола ярко-розовый мячик и несколько раз с силой сжал его. — Не расскажешь, почему мы здесь?       — Какой это кегль? — Казуки подошел ближе и, нахмурившись, коснулся пальцем чужого лба. — Семьдесят второй? Нет, наверное, сотня.       Манабу нахмурился, что теперь смотрелось особенно комично — словно мимическими складками он пытался взять палец Казуки в окружение.       — Ты меня пугаешь.       На это Казуки довольно улыбнулся, наклонился ближе, к самому уху, прошептав:       — У тебя на лбу огромная надпись: «Я. Хочу. Убивать», — он отстранился и, кивнув на площадку, обтянутую спортивной сеткой, добавил: — Поэтому мы здесь.       Если с самого начала Манабу и пытался кривиться, вспоминать о пиве и вздыхать, что для боёв на пневмопушках он уже слишком стар, то вскоре позабыл обо всех этих глупостях. Идея пострелять в Казуки однозначно пришлась ему по вкусу. Под конец его было уже не узнать: щёки раскраснелись, в глазах блестели азарт и смех, и даже спутанные волосы теперь выглядели по-особому живо. Несколько прядей прилипли к вспотевшей шее, и, глядя на всё это, Казуки вновь ненадолго завис, размышляя о том, что теперь Манабу выглядел затраханным уже в хорошем смысле. Разумеется, то была заслуга Казуки, но останавливаться на достигнутом он не собирался. Как проигравший в дуэли, он честно купил упаковку пива. Из холодильника, то пошло прекрасно — выпив по банке в небольшом сквере между очередным гигантским офисом и торговым центром, Казуки с Манабу отправились домой к последнему. Вроде бы дальше по плану значилось продолжение дуэли на раритетной приставке. Или просмотр ужастика под ленивое поедание пиццы. Казуки не был уверен и согласился бы, в общем, на всё, но чем ближе они были к дому Манабу, тем отчетливее чувствовалось напряжение в салоне автомобиля. Казуки позволил себе накрыть ладонью руку Манабу, сладко-волнительно переплетая пальцы, и тот не оттолкнул. Лишь однобоко и не совсем понятно ухмыльнулся и отвернулся к окну, несильно сжав пальцы в ответ.       Дом, в котором жил Манабу, нельзя было назвать элитным, но Казуки, третий год ютившемуся на съёмной квартире с другом, о таком пока оставалось лишь мечтать. Возможно, у Манабу случались и более выдающиеся поклонники: солиднее, умнее, с более серьезным отношением к жизни… Глупо было бы думать, что Казуки и по сей день оставался пределом его мечтаний. Через столько лет Манабу едва вспомнил его при встрече, кроме того, его вкусы могли сильно измениться. Однако тем вечером к нему домой ехал не кто-нибудь, а именно Казуки. Перебирая в мыслях достоинства Манабу — многие из которых были откровенно надуманными, но от того ещё более притягательными — Казуки не мог перестать заворожено разглядывать его, и когда такси затормозило у подъезда, пообещал себе, что не даст повода для разочарования. Возможно, это было не слишком вежливо для первого визита в чужой дом, безвкусно или же просто преждевременно, но Казуки всерьёз рассматривал вариант с порога прижать Манабу к стене или к чему придется и целовать. Тонкий нос, манящие губы, насмешливо вздернутые брови, очаровательной формы уши, горячую кожу шеи, с голубоватыми прожилками веки — целовать всё, из чего состоял этот невероятный, прекрасных во всех отношениях человек. Где-то на периферии сознания мелькнуло вспышкой, до чего же удачной оказалась идея поискать счастья среди бывших. А в следующий миг Манабу повернул в замке ключ и толкнул дверь. Казуки едва переступил порог и только потянулся, чтобы схватить Манабу за плечо, когда тот вдруг громко крикнул куда-то вглубь прихожей:       — Я дома!       Пару секунд до Казуки просто не доходило. Он аккуратно прикрыл за собой дверь и уже собирался с невинным видом спросить Манабу, где же его кот, собака, ну или попугай — те ведь тоже довольно умные твари, чтобы лететь навстречу любимому хозяину. Но его надеждам не суждено было сбыться. Вместо благодарной животины, которая, вероятно, могла бы обрадоваться новому двуногому с божественными руками для волшебных почесушек, в прихожую вышел…       — Ого! С возвращением, — парень ростом примерно с Казуки вытер руки о кухонный передник с цветочками и не слишком уверенно добавил: — Ты поздно — я уже звонить хотел.       — Да вот, старого друга встретил, — разувшись, Манабу отошел ближе к стене, так что Казуки наконец смог нормально разглядеть его домашнего любимца.       По ощущениям челюсть пробила девять этажей и рухнула на бетонный пол подземной парковки. Прямо перед Казуки в леопардовых носках, дурацком переднике, ободком на голове и следами муки на руках стоял не кто иной, как…       — Маса?!       Судя по выражению лица, первый парень Казуки тоже узнал своего одноклассника, от чего был удивлен не меньше.       — Казу?..       — Вот это да. Ты что здесь делаешь? Ой, — Казуки едва удержался, чтобы не треснуть себе по лбу, — то есть… Это так неожиданно.       — И не говори, — искренне улыбнулся Маса. — Рад тебя видеть.       Несмотря на откровенно дерьмовый характер, эта его улыбка была настолько ослепляющее красивой, что Казуки засмотрелся, как когда-то давно, на миг позабыв и о прикиде запущенной домохозяйки и о странности ситуации в целом.       — Ну что ты там топчешься? Проходи давай. Мне ещё нужно тут кое с чем закончить, но Мана побудет радушным хозяином. Да?       Маса скрылся в кухне, откуда начало веять чем-то весьма аппетитным.       Казуки медленно перевёл взгляд на Манабу. Тот стоял, прислонившись к стене прихожей, и наблюдал за гостем с дьявольски довольной ухмылкой. Под его полным собственного достоинства взглядом Казуки был вынужден капитулировать: он прикрыл глаза и, скинув кеды, поплелся за Манабу в гостиную.       Первым, что бросилось в глаза, был уже знакомый диван. Здесь не пахло клеем или краской, но всё ещё присутствовал особый запах недавнего ремонта, который угадывался даже сквозь ароматы стряпни Масы. Когда тот повернулся, чтобы взять что-то со стола, Казуки заметил на его жутком переднике вышитую явно от руки надпись «Byo» с сердечком на конце.       — Бё? — задумчиво протянул он, пытаясь вспомнить, где уже слышал это странное сочетание звуков, но так и не успел придти к чему-либо — Маса поднял глаза от разделочной доски, и вновь солнечно улыбнувшись, спросил:       — Что такое?       — Да, это что-то типа псевдонима, — отозвался позади Манабу, но Казуки уже вспомнил и сам. Кажется, ещё в школе Маса как-то просил называть его Бё, думая, что так он будет выглядеть круче. Но Казуки никогда этим не заморачивался, что уж говорить о других.       — Псевдонима? — глупо переспросил Казуки. Он опустился на диван, на подлокотнике которого, будто птица на ветке, устроился Манабу.       — Да. Сначала это было название бренда, но потом Бё придумал кое-что получше.       На взгляд Казуки, звучал псевдоним откровенно так себе, но Бё нравилось, и Манабу, судя по всему, даже в обычной жизни называл его именно так. Это было трогательно, и Казуки, возможно, даже мог бы прослезиться, если бы не осознание того, что такой прекрасный во всех отношениях человек ускользнул от него, как рыба из рук.       Что касается Бё, тот вёл себя на удивление дружелюбно и тихо. С Казуки они расстались не то чтобы друзьями, но без каких-либо недомолвок или обид. Странно было другое — в бытность парнем Казуки, да и после, если верить слухам, Бё просто обожал устраивать сцены ревности. Те могли быть какими угодно: от пафосно-оскорбленного молчания до шумного выяснения отношений в любом, даже самом неподходящем для этого месте. Примечательно было и то, что в зависимости от настроения, Бё мог в упор не замечать даже самые откровенные приставания к его, так сказать, собственности. Тогда Казуки списывал это на редкие моменты душевного равновесия Бё. Вот только тот факт, что приставания к его парню не выводили Бё из этого душевного равновесия, дошёл до него уже много позже. На самом деле Бё было плевать, и бурное выяснение отношений, равно как и внезапные порывы страсти, которые так нравились Казуки, играли у него роль своеобразной психотерапии. С той же целью кто-то занимается спортом, а кто-то прыгает с парашютом…       И вот теперь Бё вновь не подавал никаких признаков раздражения, хотя повод для ревности имелся — да ещё какой! Неужели ему было плевать и на Манабу тоже? Казуки недобро прищурился, пытаясь лучше понять, что происходило между этими двумя. Для разминки они открыли ещё по банке пива и продолжили болтать о том о сём. По понятным причинам школьные годы никто не вспоминал — Казуки, в частности, за последние пару дней и без того узнал о них много нового. Теперь же неуравновешенный раздолбай Маса заделался модным дизайнером украшений, а затюканный никому не нужный Манабу превратился в преуспевающего уверенного в себе человека с большим безоблачным будущим. «Ещё и с Бё в придачу», — про себя мрачно добавил Казуки. Что бы там ни было, а в постели Бё был действительно хорош. Несмотря на то, что это был его первый опыт, даже спустя годы Казуки не мог не признавать сей досадный факт, и нет-нет, иногда ловил себя на приятных воспоминаниях, от которых ностальгически тянуло в паху. Не случайно первым, о ком он вспомнил при упоминании о бывших, был именно Бё.       На этом моменте собственных размышлений Казуки окончательно запутался, кому из присутствующих он завидовал больше. Но что точно — искренне сочувствовал себе.       На вопрос, почему обновлением и оформлением интерьера занимается не профессиональный дизайнер, а Манабу, Бё серьезно ответил:       — Ну, я здесь вроде как не хозяин.       — Ты живёшь тут уже третий год, — прикрыл глаза рукой Манабу. По всему было видно, что данный вопрос поднимался не первые. Бё лишь махнул на него и с дальнейшими пояснениями обратился уже к Казуки:       — У меня был не лучший период, и Мана-кун благородно разрешил пожить у него.       — И с тех пор?.. — Казуки вопросительно повернулся к Манабу, но тот лишь покачал головой в ответ.       — С тех пор уже многое изменилось — дела пошли лучше…       — Но я не вижу причин, почему ты должен отсюда съехать, — перебил Манабу. Бё поднял ладонь, с мягкой улыбкой призывая его замолчать.       — И всё же, это квартира Манабу. Поэтому здесь всё должно быть так, как удобно и нравится ему.       Это не был сарказм, Бё и не пытался паясничать — он верил в то, о чем говорил, и это было просто непостижимо. Осознав вдруг, что теперь даже в мыслях отчего-то использует прилипчивый псевдоним, Казуки едва не чертыхнулся вслух. Наверное, это было как-то связано с тем, что в доме Манабу всё должно быть так, как нравится Манабу. А раз Манабу нравилось называть Масу Бё, это превращалось в правило. Атмосфера попахивала каким-то радужно-позитивным безумием. А самым невероятным было то, что Бё, оказывается, мог думать о другом человеке. Не просто помнить о его существовании и время от времени взаимодействовать — под настроение и на свой вкус, а сопереживать, заботиться и стараться угодить.       Про себя Казуки не мог вспомнить ни единого эпизода, когда бы Бё проявил хоть какое-то участие по отношению к нему. Тогда это казалось неважным, но теперь Казуки вдруг ясно ощутил, что стремительно превращается в сентиментального одзи-сан.       — А этот передник тоже Манабу выбирал? — спросил Казуки, маскируя внезапную обиду ехидством.       — О нет, — Бё довольно рассмеялся и присел у плиты, собираясь вытащить наконец готовый ужин. — Это его племяшка. Я как-то подарил ей заколку, а через полгода Мана привез от неё это.       — Да ужас, — встрял Манабу. — Теперь только и говорит о том, что хочет быть «как дядя Бё». Только по части одежды. Учится шить понемногу.       — Дядя Бё, значит, — эхом повторил Казуки, наблюдая, как Бё ловко накрывал на стол. Как называлось блюдо дня, он не брался предположить даже примерно, но мешанина из слегка тушёных овощей и кусочков мяса, сдобренная в меру острым соусом, на вкус оказалась просто божественна.       — О, новый урожай подоспел, — хмыкнул Манабу, расправляясь со своей порцией. Бё с гордостью кивнул. Глядя на эту идиллию, Казуки, уже зарекшийся удивляться чему бы то ни было, всё же решил поинтересоваться:       — Урожай чего?       Словно только и ждал этого вопроса, Бё вскочил из-за стола. Он подошел к окну, отдёрнул занавеску и театральным жестом представил:       — Вот!       Низкорослые кустики в горшочках не производили особого впечатления, но присмотревшись, Казуки понял, что на них что-то висит.       — Это перцы, — тыкая пальцем в каждый по очереди, Бё буквально светился: — Кайенский, халапеньо, кордара, черный жемчуг, дракон…       — Зря ты спросил, — по-доброму усмехнувшись, доверительно шепнул Манабу: — Он про них может лекции читать.       Когда пиво закончилось, Бё заварил травяной чай и поставил на стол миску с миниатюрными поджарыми кругляшами.       — А это что? — выгнул бровь Манабу. Уже привычный жест вновь всколыхнул в Казуки волну переживаний — теперь к любованию и не слишком приличным мыслям с лихвой примешивалась обида на несправедливость судьбы и ещё какое-то грустное чувство.       — Морковное печенье. Не понравится — сам съем, — подмигнул Бё. — Я одно понять не могу, — решил отчасти поделиться собственным состоянием Казуки. — Как вы двое умудрились познакомиться? То есть… Это же уже здесь произошло, да?       — Как сказать, — пожал плечами Манабу. Бё сел прямо, и подняв палец к потолку, сказал:       — Это было провидение судьбы!       — Это было очень глупо, — осадил Манабу. — Но да, похоже на то.       — Ничего не понял, — вздохнул Казуки. — Но звучит очень интригующе.       Бё шутливо поклонился.       — У меня был тот самый не лучший период. Всё как-то навалилось, и нужно было переосмыслить. Так что я поехал к родителям в Чиба.       — Проще говоря, его выперли со съемной квартиры за долги, — буркнул Манабу. При этом он выглядел скорее смущенным, а не чем-то недовольным.       — Так вот. Пожил я там с недельку, повидал всех, кого хотел. А потом как-то вечером решил прогуляться. Один, — вдохновенно продолжил Бё. — Иду, значит по улице, а навстречу Ошио-сан. Я, конечно, не узнал его сначала.       — Да мы и не общались никогда — с чего б тебе меня узнавать.       Манабу подпер кулаком щеку и напустил на себя откровенно скучающий вид, показывая, что слышал эту историю миллион раз, и не разделяет её восторга. Однако от Казуки не укрылся краткий настороженный взгляд, который Манабу неосторожно бросил в его сторону. Уже начиная о чем-то смутно догадываться, он весь обратился в слух.       — Это не так важно, — тем временем вещал Бё, — делать в Чиба было особенно нечего, поэтому я часто смотрел телек с родителями. И как-то раз там даже сказали кое-что стоящее.       — Да ну, — натянуто усмехнулся Казуки.       — Сам в шоке. Там было что-то о том, будто, когда дело касается близких отношений, найти общий язык гораздо легче если не со старыми знакомыми, то хотя бы просто с людьми, которые выросли в той же среде, что и ты. Проще говоря, даже после переезда в столицу или куда там, людей продолжает тянуть к тем, кто вырос в той же местности, что и они. Кто все детство видел похожие пейзажи, слышал тот же диалект и играл в те же игры.       — Видимо, я был первым, кого Бё встретил после той передачи, — грубовато хохотнул Манабу.       Домой Казуки возвращался в смешанных чувствах. С одной стороны, было немного тоскливо, как он сам определил своё состояние. Хотя какое немного — Казуки никогда в жизни ещё не обламывали вот так, с явным умыслом и по полной программе. Но с другой стороны…       — Да ну нахрен, — пробормотал под нос он и чуть было не рассмеялся.       Подумать только, Маса — тот ещё придурок и сумасшедший ревнивец, с которым только и можно было, что потрахаться да пива выпить, теперь расхаживал по дому в фартуке с сердечком и выращивал на подоконнике перцы. И вывод из всего увиденного за вечер Казуки, который в первый момент испытал жгучее разочарование, сделал только один: от такого, как Манабу, надо держаться подальше.       Выслушав подробный пересказ третьей и последней встречи с Манабу, Юуто хохотал так, что у него заболел живот настолько, что он больше не мог пить пиво.       — Ни одна женщина не поимеет тебя так, как мужик, — наконец, всё ещё икая от смеха, выдохнул он. — Переходи на девушек, Казуки. Я не шучу.       — Ой, да забей, — отмахнулся Казуки, раскинувшись на диване рядом. Прихватив банку пива, он водил пальцем по экрану телефона.       — А говорят, женщины мстительные, — всё никак не мог успокоиться его друг. Глаза Юуто заметно округлились, даже как будто стали больше размером и не спешили возвращаться в прежнее состояние.       — Во-от, — в знак согласия Казуки на миг поднял вверх указательный палец. — Делать из нормальных людей подкаблучников — это тоже исключительно женская черта. И что это значит?       — Что значит? — глупо моргнул Юуто.       — Что Манабу мужчина только по природе своей, а по сути — баба бабой.       — Ты гениален как всегда, — пробормотал Юуто, и Казуки не без обиды отметил, что это, по-видимому, был сарказм.       — В любом случае, я считаю, что мне повезло. Представляешь, что бы было, если бы он в итоге остался со мной? Мне не идут фартуки!       — Казуки, ты совсем идиот? — его друг возвел глаза к потолку. — Ты что, не понял? Он бы не остался с тобой ни за что, потому что нихрена он тебя не простил. И неудивительно! Я понять не могу, как ты сам мог забыть, что… Казуки?       Но Казуки его не слушал, он рассматривал что-то в телефоне с преувеличенным интересом, едва ли не уткнувшись в него носом и улыбаясь, как дурак.       — Что там у тебя опять? — подозрительно протянул Юуто и, не вставая, пододвинулся к Казуки, но тот уже сам подался ему навстречу.       — Ты только посмотри! — объявил он и сунул другу телефон, на экране которого было фото какого-то светловолосого, смущенно улыбавшегося парня — самого обыкновенного, на взгляд Юуто.       — Кто это? — обреченно спросил он, заранее догадываясь, какой ответ услышит.       — Это Джин! — Казуки объявил так торжественно, как будто упомянутый Джин стоял рядом и раскланивался по случаю знакомства.       — Только не говори, что ты опять…       — Джин был моим соседом, когда я только съехал от родителей. Кажется, у нас один раз был секс.       — Кажется?       — Или два, — Казуки озадаченно почесал свою лохматую голову. — Да, наверно, всё же два. Не помню, что было потом, но это и неважно.       Выражение лица у Юуто было такое, будто он хотел покрутить пальцем у виска и сдерживался из последних сил. Казуки же ничего не замечал, с глупой радостью на лице листая фото на дисплее.       — Казу, кретин… — всё же сдался своим эмоциям Юуто. — Тебя только что морально поимел один бывший, и ты тут же бежишь к другому?       Взглянув на него исподлобья, Казуки лучезарно улыбнулся и наконец отложил телефон в сторону.       — В чём твоя проблема, Юу, — поучительно произнес он, — так в том, что ты ко всему относишься с негативом. А люди-то не такие уж и плохие. Как правило.       — Как правило, они очень злопамятные, — непримиримо отрезал Юуто. — А тебя собственный опыт ничему не учит. Ну не сходятся нормальные люди со своими бывшими!       — Очень даже сходятся, — Казуки снова потянулся за мобильным, и прежде чем вернуться к просмотру профиля Джина, добавил: — Статистика не лжёт.