***
Навеселившись с друзьями, Эмма чувствовала, как после бокала вина она не становилась пьяной, лишь распалялась ещё больше. Поэтому и ночи на суше были более волнующими. Киллиану оставалось лишь исполнять любое желание своей красавицы, которая, словно очнувшись и боясь не успеть, первая подставляла губы для поцелуев, первая тянулась к пуговицам жилета, первая откидывала полог кровати, первая срывалась на крики, разгонявшие тишину их спальни. А после Киллиан, втягивая носом воздух, ощущал лишь душный запах цветов, прелых листьев и дождя, тянувшийся из окна. Устроив Эмму поудобней, он переводил взгляд на Северную звезду — верного путеводителя любого моряка — и засыпал лишь тогда, когда представлял соленый бриз, овевающий их разгоряченную кожу.***
Чем больше Крюк находился на суше, тем хуже он переносил внезапно одолевающую тоску. Бравый капитан словно тушевался, становился бледным подобием себя настоящего: такого, каким он брал судна на абордаж, очаровывал девиц в кабаке, играл в кости с командой, пил, гулял, лежал ночью на палубе и глядел на звезды. И тайным желанием Киллиана было оставаться таким всегда. Свободным, подобно птице и вольному ветру. Легким на подъем, будто жухлый листок или крылатое семечко. Нет, не без его Эммы, его маленькой птички. Ему так хотелось вести «Весёлый Роджер» вперед, в невиданные земли, обнимая её, прижимая и чувствуя её тело, чувствуя солёные брызги на лице.***
Эмму всегда влекли приключения. И поэтому она лазила в соседний сад общипать вишню, дружила с оборотнем, нисколько не боясь её второй ипостаси. Именно поэтому она влюбилась в грозного, но обаятельного капитана самого настоящего пиратского корабля. Морская стихия не хотела подобру-поздорову отпускать Крюка к Эмме в единоличное пользование и всячески старалась сделать девушке хуже. Киллиан только смеялся, когда она поднималась на борт, словно невиновный на плаху. Во время бессонных ночей стихия бушевала еще больше чем обычно, ревнуя капитана к маленькой птичке, невесть как оказавшейся посреди волн. И тогда Киллиан снова приходил к ней в каюту и подолгу лежал, борясь вместе с Эммой с приступами паники и тошноты. С каждым разом путешествия становились всё короче. У Крюка болело сердце при виде еле живой Эммы, не смеющей лишний раз поднять голову от подушки. На все попытки её растормошить она лишь поднимала на него запавшие глаза, и во взгляде читались безразличие и мука. И однажды Киллиан не вытерпел, резко поднялся с койки и чеканным шагом стремительно поднялся наверх, хлопнув напоследок дверью в каюту. Затем, будто свежуя себя заживо, сжал побледневшие пальцы на штурвале и резко крутанул его вправо. «Весёлый Роджер», так и не выйдя из пограничных вод, повернул домой. Войдя в порт, мужчина лично спустил якорь, не веря самому себе, проверил трюм, осмотрел каюты, погладил штурвал, отпустив его очень бережно, словно фарфоровый, с нежностью провел по борту рукой. Капитан Киллиан «Крюк» Джонс, один из самых знаменитых пиратов, последним спустился на сушу по трапу своего корабля «Весёлый Роджер», с которым побывал в сотнях переделок и штормов, и чьи доски еще помнили крючья, впивавшиеся в борта, когда судна противников сходились нос к носу в попытках взять друг-друга на абордаж. Спустился, чтобы, как он думал, уже никогда не подняться на него вновь.***
Смело можно сказать, что Киллиан очень старался. Он всё время посвятил Эмме и покраске дома в голубой цвет, шумел в компании всё тех же друзей, занялся конной ездой, отпускал самые пошлые шуточки и балагурил больше всех. Иногда ему даже удавалось обмануть Эмму и её чутьё на ложь, но внутри себя он давно знал правду. На суше его жизнь подходила к концу. Почему это происходило? Киллиан никогда не знал точного ответа на этот вопрос, но, будьте уверены, он приложил все свои силы, чтобы разрешить эту проблему. То ли это была месть его отцу от какой-то молодой ведьмы, которую он бросил в очередном кабаке, и которая отомстила его потомству; то ли такой чести удостоился сам Крюк, но факт оставался фактом: провести на суше без вреда для себя Джонс мог лишь ровно год, секунда в секунду после его последнего шага с трапа «Роджера». Знакомая колдунья, Кора, объяснила ему принцип действия заклятья: как только он навсегда покинет борт корабля, спустившись ради любви, начнется отсчет времени, и попытки перезапустить его с помощью ежемесячного краткого круиза вокруг островов или небольших морских прогулок будут бесплодными. Спасение возможно лишь тогда, когда он покинет сушу, навсегда оставшись на корабле и уже никогда не наступая на твёрдую землю. Кора всячески намекала на свою готовность поспособствовать поиску возможности снять заклятье в обмен на сердце капитана, причем во всех смыслах этого слова, но Киллиан был непреклонен, ведь его сердце уже давно было отдано голубоглазой блондинке. Эмме.***
Эмма чувствовала подвох, но не могла объяснить, в чем он заключается. Ей часто казалось, что веселье её капитана омрачало что-то такое, к чему у неё нет доступа. Киллиан стал более мягким, нежным, задумчивым. Даже когда они были близки, его прежняя ярость и напор ушли, сменившись бережностью. Он обращался с ней, словно с фарфоровой, крайне аккуратно и осторожно, будто боясь навредить. Иногда, когда Киллиан терял контроль над собой, обаятельная улыбка исчезала с его лица, а он сам переводил хмурый взгляд на узкую полоску горизонта за окном, что-то обдумывая. Эмма буквально ощущала, как какие-то тяжелые мысли ворочаются у него в голове, словно камни. Когда она его спрашивала об этом, Крюк лишь обнимал её покрепче и тут же переводил тему. Более того, в последнее время его крепкое здоровье пошатнулось, и теперь ранее бравый капитан, переживший не один шторм, редко покидал дом из-за мигреней, всё свободное время проводя на открытой террасе, выходившей на сторону моря. Однажды Эмме всё это надоело. Она рассказала об этой ситуации Белль, понадеявшись на её опыт из книг, и ждала от неё возможного совета. Белль, немного помявшись, заметила: — Эмма, а ты никогда не задумывалась о … магии? — Магии? Что… А причем тут магия? — Ну, если Киллиан не хочет делиться своими мыслями, то это за него может сделать кто-то другой. — И кто же это сделает? — Я знаю одного… человека, который тебе может помочь. — Отлично! И что же я должна сделать? — Приходи сегодня ночью на пристань, и ровно в полночь произнеси его имя. Он услышит тебя, придёт и сможет что-нибудь предложить. Только учти, что магия всегда имеет свою цену, и поэтому он обязательно попросит что-то взамен. — Я заплатила бы любую, лишь бы с Киллианом было всё хорошо. Скажи, как зовут того мага? — Если что, я тебя предупреждала. Имя его — Румпельштильцхен.***
Эмма неуверенно мерила шагами подгнившие доски настила, покрывающего пристань. Время сочилось, словно густой мёд, а потому ей всё время приходилось доставать карманные часы на цепочке и перепроверять количество оставшихся минут до полуночи. Она корила себя за то, что вообще позволила себе прийти сюда и ждать помощи от неизвестного Тёмного мага. — Не меня ли ждёшь, красавица? — послышался ехидный голос из-за спины. Эмма стремительно развернулась, и перед ней возникло удивительное зрелище: на перилах, ограждающих пристань, сидел мужчина с золотистой, будто крокодильей, кожей, в красном сюртуке поверх вычурного костюма и в туфлях с большими золотыми пряжками. — Я жду Румпельштицх... Румлеш... Черт, Румпельштильцхена! — Не утруждай себя, вот он я! — И как вы узнали, что я здесь? Я не называла вашего имени вслух! — О, дорогуша, я прекрасно чувствую, когда я кому-то нужен. К тому же, ты подумала обо мне, и этого вполне достаточно. Расскажи о том, что привело тебя сюда ночью, совсем одну. Неужто отчаяние? — хихикнув, Тёмный маг сделал замысловатый жест руками и спрыгнул на пристань в нескольких шагах от девушки. — Мне очень нужна ваша помощь. Мой любимый человек начал чахнуть, из-за чего-то страдать, но причину мне не называет! Я на всё готова, лишь бы ему помочь! — Милочка, я бы не стал раскидываться такими словами в присутствии того, с кем ты заключаешь сделку. Хорошо, я помогу тебе, но взамен ты будешь должна мне... Одну вещь. — Хорошо, но какую? — Хе, это я скажу тебе только после того, как помогу, ведь всё зависит от сложности дела. — Так не пойдёт, Тёмный. Я должна знать, на что я иду. — О, девочка имеет острые зубки? Забавно, ведь несколько минут назад ты была готова на всё. Хорошо же, сойдемся вот на чём: я скажу тебе, в чём дело, а после этого предложу свою помощь для решения проблемы. И вот уже тогда мы заключим настоящую сделку. — По рукам! — Хм, ну давай-ка посмотрим, что там с твоим возлюбленным. — Румпельштильцхен взмахнул рукой, и на пристани появилось зеркало в кованной оправе, в котором ничего не отражалось. Он провел над его поверхностью ладонью, и во всю оправу появилось изображение спящего Киллиана. — Так-так, дорогуша, а ведь он проклят! — с довольным видом заявил Тёмный маг. Эмма вскрикнула и испуганно спросила: — Кем он проклят, и что с ним случилось?! — Однажды его отец обидел русалку. Она ради него отказалась от хвоста и чудесного голоса и заявилась к нему на порог. А он не ждал её, утешившись в обьятиях портовой девки. Русалка не выдержала предательства и покончила с собой, сбросившись со скалы. Бедняжка. — Румпельштильцхен умильно сложил руки под подбородком и продолжил. — Её сестры обменяли свои волшебные, шелковые локоны на проклятье для этого пирата у морской колдуньи. И он, и его потомки были прокляты. Как только бы кто-то из них отказался от своей самой любимой вещи — свободы в океане — ради любви, навсегда спустившись на сушу и покинув свой корабль, проклятие вступило бы в силу. Видимо, это сейчас и произошло. Эмма изменилась в лице и ощутимо побледнела: — Боже мой, и что его ждёт? Тёмный тоненько засмеялся и, ткнув в неё указательным пальцем, произнес: — А как ты думаешь, дорогуша? Конечно же, смерть. Подаренный год практически истёк, и краткие прогулки на кораблике его уже не спасут. Он добровольно внутри себя отказался от океана, и сейчас океан потребовал своё обратно. Слова мага отдались в голове Эммы похоронным звоном. Год... В последнее путешествие, которое так и не началось, они действительно собрались около года назад. Киллиану оставалось всего несколько дней, сколько точно Эмма не смогла прикинуть, до сих пор пребывая в смятении из-за полученной информации. — Но ведь Киллиан невиновен! Русалка погибла из-за его отца! — Верно заметила, милочка. А потому ему ещё можно помочь. Я сохраню его жизнь. Взамен я прошу у тебя... слезу. — Мою слезу? Зачем она вам? Я могу вам предложить золото, и немало, что угодно! — Вот именно, что угодно. А мне угодно иметь твою слезу. Эмма пожала плечами и кивнула. Довольный Тёмный хихикнул и, похлопав в ладоши, достал буквально из воздуха свиток и небольшой флакончик. — Итак, дорогуша. Сюда — подпись, сюда — слезу. Не перепутай, хе-хе! Девушка сделала всё, как было велено: теперь её слеза покоилась на дне флакончика, а на свитке подсыхала её подпись. — Так что же ты намерен сделать, Румпельштильцхен? — О нет, дорогая, всё сделать должна будешь ты. Организуй новое путешествие на его судне, выйдите в открытый океан, и, когда начнёт штормить, ты должна будешь поведать Киллиану, что заклятие больше не властно над ним, но только лишь если он будет соблюдать одно условие: ни при каких условиях его нога не должна больше касаться суши. Никогда. Он становится пленником своего корабля, взамен получая вечную жизнь и возможность скитаться по морям и дальше в своё удовольствие. — И это всё? Румпельштильцхен довольно хихикнул и, передернув плечами, нетерпеливо подпрыгнул. — О, кажется я забыл сказать самое главное! Видишь ли, несмотря на спасение капитана, океан будет по-прежнему ждать своей жертвы. Так что после того, как ты передашь своему пирату всё, что я тебе сейчас сказал, ты будешь должна выброситься за борт. Либо ты обменяешь свою жизнь на его, либо твой возлюбленный умрёт.