Инструкция по использованию

Цзыдянь — легендарное оружие. Мало кто о нем не слышал: смертоносная фиолетовая молния вселяла ужас и трепет во всех, кто хоть раз сражался за или против нее. Но глава Цзян никогда не видел в нем всего этого. Нет, конечно же, в бою без кнута он чувствовал себя потерянным и практически беспомощным, но это было не просто оружие. Цзыдянь был последним, что осталось ему от матери; он был рядом с самого дня падения Пристани и до сегодняшнего дня. И если для врагов фиолетовые искры были знаком неминуемой гибели, то для Цзян Чэна это было успокоением: в руках хозяина Цзыдянь мог раскалиться до бела, поражая любые цели, а мог и мягко мерцать, лишь слегка покалывая кожу. Эта особенность была не для чужих глаз. Очень часто, оставаясь в одиночестве, Ваньинь призывал кнут — после целого дня, загруженного разнообразными делами ордена, хотелось просто расслабиться. Верхние одеяния становились до смешного тяжёлыми, и чувство свободы разливается по всему телу, когда они падают к ногам. Слой за слоем Цзян Чэн снимает с себя надоевшие тряпки, пока не остается совершенно обнажённым. Последним он всегда распускает тугой пучок волос, пряди падают, больше ничем не удерживаемые, а некоторые из них вьются смешными барашками из-за косичек. Такой глава ордена был прекрасен в своей беззащитности, только кольцо всё ещё поблескивает на пальце. Он опускается на кровать, зарываясь пальцами в волосы, проводит до затылка, зачесывая пряди, массирует кожу. Голова гудит после всего. Ваньинь откидывается назад с громким стоном. Как же его все достали. Ему просто нужно хотя бы немного времени для себя. Расслабиться. Вдохнуть наконец-то спокойно. Простыни уже не казались такими приятно холодными, как в первые секунды, зато рукоять Цзыдяня приятной тяжестью материализуется в руке. Цзян Чэн позволяет себе задумчиво рассматривать выкованные узоры, обводя пальцами переплетения линий. Еще мальчиком он так же заворожено смотрел на тренировки матери, считая, что ничего прекраснее и идеальнее придумать нельзя. Как жалко, что настолько совершенное оружие, всё еще не могло само исполнять пожелания владельца и двигаться. Единственный его недостаток. Он наматывает на ладонь несколько витков, оттягивает до ощутимого натяжения. Странно осознавать, что, если сейчас потянуть сильнее и дать команду, вполне можно лишиться руки. Искрящая молния пройдет сквозь плоть, как сквозь масло, без препятствий, без сильного давления. Безграничная мощь. И вся сейчас сосредоточена в руках одного человека. Каждый раз подобные мысли вызывают усмешку. Надо же, какое прекрасное оружие, и какие непотребства он собирается с ним делать. Цзыдянь сначала обхватывает щиколотку правой ноги, направленный пальцами, прижимаясь к телу ближе, по спирали поднимается выше и выше. Последний раз Ваньинь оборачивает кнут вокруг бедра. Закусывает губу от покалывания. Вдыхает. Выдыхает. Изворачивается, чтобы пустить еще один виток по самому низу живота и ягодицам — он пытался закрепить на пояснице, но рука дрогнула, и петля получилась гораздо ниже задуманного — затем дальше к бедру левой ноги и до щиколотки. Не сказать, что мотки лежали ровно, вроде бы на правой было больше, чем на левой, но кого это волнует. Главное, что он закончил. Пока что ощущения были похожи на покалывания тысяч тупых иголочек. Ваньинь откинулся обратно на кровать, рукой сжал полувставший член. Потянулся под кровать за маслом, понимая, что либо оно куда-то закатилось, либо его убрали при уборке. Выругавшись, он вытянулся до боли, чтобы проверить около ножки. Пальцы нащупали дно флакона, что не очень помогло, потому что тот был круглый и, кажется, укатился еще дальше от этого. Цзян Чэну пришлось перевернуться на бок, свеситься с края и, уже нормально оценивая положение стекляшки и расстояние до нее, схватить. Всё, конечно же, сбилось и сместилось, но поправлять что-то сейчас было совсем лень, да и раньше не то чтобы было идеально. Цзян Чэн только подтянул ослабшую петлю на бедре, и удобно устроился на простынях. Снова глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Неприятности случаются. Всё в порядке. Он пальцами пару раз невесомо провел по ключице, затем увеличивая нажим опустился до живота. Ногтями вверх, ощущая ребра под кожей. Опять слегка касаясь по груди. Зажал между пальцами сосок, прокрутил — порывистый вдох — Цзыдянь отозвался импульсом по всей длине. Цзян Чэна как будто прошибло током от пяток до макушки. Пробка никак не хотела поддаваться дрожащим пальцам, так что, когда она выскочила, немного масла пролилось на живот, немного попало на ткань, но сейчас мало заботило. Собрав ладонью жидкость, он снова сжал член, несколько раз двигая рукой вверх и вниз, выгнулся от еще одного разряда. Нога непроизвольно дернулась, и Ваньинь, согнув в колене, подтянул ее к себе. Пальцами одной руки играл с грудью, другой — ласкал истекающий смазкой член, при этом не забывая мысленно управлять Цзыдянем, повышая и понижая напряжение. Хотя большинство скачков происходило интуитивно, когда он находил на теле особо чувствительный участок, покалывания становились интенсивнее, тело подрагивало и выгибалось. Ваньинь уже тяжело дышал. По всему телу выступил пот. Губы были искусаны — мышцы сводило от напряжения. Он чувствовал подходящую разрядку, но всё равно не смог сдержать тихого стона. Кнут снова стал кольцом, всё еще поблескивая молниями на пальце. Глава клана Цзян лежал на спине, чувствуя, как начинает стягивать кожу на животе подсыхающая сперма, смотрел на разбросанные одежды, и колокольчик тихонько звенел, затерявшись во всех слоях ткани. Всё потом.