don't you dare

волны беспокойного сна выталкивают тэхёна на мутно-серую поверхность, а мазки воздуха в сухой дерущей глотке режут по живому. он сглатывает через силу и болезненно морщится, облизывая потрескавшиеся сухие губы. продирает отчего-то очень жгущие глаза и пытается сфокусировать осоловелый сонный взгляд хоть на чём-нибудь в комнате, но на гудящие виски давит так, что едва удаётся нормально моргать. альфа трёт кончиками пальцев слипающиеся веки и тянет руку в сторону, укладывая ладонь на холодную простынь. голова болит. низ живота и позвоночник. между лопаток влажно от пота, а в натянутых мышцах волнами прокатываются отголоски приятной и тянущей дрожи. часы на тумбочке уныло показывают три ночи, гон потихоньку заканчивается, а последнее, что он помнит перед тем как уснуть — это прижимающееся к нему тело чонгука, его успокаивающий запах, неожиданно ласковые руки и сильные пальцы, на контрасте безжалостно полосующие короткими ногтями широкую спину и слепо путающиеся в волосах потом. его горячие вдохи и выдохи в свою шею и умиротворённое сонное дыхание после. тэхён валится обратно на подушку и жмурится до белых пятен под веками. хочется выть, а ещё разодрать в клочья всё постельное бельё, насквозь пропитавшееся их смешавшимися ароматами за эти несколько дней. пальцы неконтролируемо цепляются за простынь в том месте, где должен был спать чонгук. скребут жадно, сминая в ладонях, и альфе кажется, что он сейчас словит самую настоящую паническую атаку и что хуже этого может быть только младший, находящийся неизвестно где. спустя какое-то время тэхён всё-таки поднимается с постели, с трудом переставляя совершенно ватные ноги, и чуть не валится прямо на пол, когда слышит щелчок входной двери и шорох снимаемой одежды. у него дыхание разом сбивается, а к лицу приливает горячее и душное, так же как и низ живота предательски сводит острой судорогой, когда он видит чонгука в своей одежде, такого домашнего, с растрёпанными белыми волосами, мягким взглядом и с сигаретой в руке. младший облокачивается о стену и обхватывает губами влажный фильтр. он долго и со вкусом затягивается, глядя на растерянное лицо старшего, и отстраняется, закидывая голову, словно в экстазе. — почему не спишь? — почувствовал, что тебя нет рядом, — честно и как-то рассеянно отвечает тэхён, на что чонгук только коротко улыбается самым уголком рта. — я подумал, что ты ушёл. на совсем. — я хотел. — тогда почему вернулся? чонгук не отвечает. смотрит странно, из-под ресниц и лениво докуривает дотлевающую сигарету. всего на секунду в чёрных глазах мелькает что-то болезненное, предательское, почти голодное, что-то такое за что тэхён, как всегда не успевает вовремя зацепиться, потому что младший предсказуемо уходит (от него, от неудобного вопроса), судя по шуму, в ванную комнату, а возвращается весь разрумянившийся, мягкий безумно, с влажными вьющимися волосами и спокойным, почти меланхоличным взглядом. грудь сдавливает со всех сторон, когда чонгук в одном нижнем белье и его широкой футболке забирается к нему в кровать, ложится совсем рядом и начинает дышать прямо в самое беззащитное место за ухом, от чего всё тело покрывается гусиной кожей. тэхён вздрагивает от этого, а чонгук только сильнее притирается, льнёт ближе и его мятное дыхание сбивает альфу с мыслей, но когда холодные пальцы касаются его бока, отодвигая футболку к рёбрам, он и вовсе перестаёт дышать. пальцы дотрагиваются до его горячего живота, и от пупка по впадине неторопливо пробираются к выемке между ключиц. конечно, младший чувствует, как мечется его глупое сердце. как он шумно вдыхает его густой концентрированный аромат. от этого в голове ещё тяжелее, ещё горячее, ещё горше. татуированная ладонь ложится на вспотевшее от напряжения горло и, за секунду перекинув ногу через тэхёна, чонгук оказывается сверху. — ты помнишь с чего всё началось? старший не шевелится. всё внутри носится, как бешеное, но снаружи он застывает. только смотрит широко распахнутыми глазами на нависающего чонгука, в его чёрные, совершенно колдовские глаза, утягивающие глубоко внутрь, и судорожно вздыхает. давится собственным дыханием, когда чонгук сжимает пальцы на его шее, обводя большим выпирающий и дёрнувшийся кадык, и мягко двигает бёдрами, вжимаясь ягодицами в пах. младший склоняет голову к плечу, поглядывая сквозь ресницы, и успевает заметить, как взгляд тэхёна жадно дотрагивается до его дрогнувшего кадыка. смотрит внимательно несколько секунд, а после доверительно обнажает горло, задирая подбородок чуть вверх, когда альфа на мгновенье касается дрожащими пальцами крепкой шеи, в том месте, где ставится метка, и проводит указательным по уязвимому месту под челюстью, чтобы после резко, будто обжёгшись, убрать руку. помнит ли он, как пьяный чонгук, с которым он только-только познакомился на студенческой вечеринке учил его курить по-цыгански, но всё, что у них получилось в итоге – это долго и смазано целоваться, пока губы не начали болеть? — да, — на выдохе выдавливает из себя тэхён и не дышит совсем, когда чонгук вдруг вжимается своим животом в его, полностью укладываясь на него сверху. — мы потом в обнимку заснули прямо на полу. нас ещё намджун нашёл, — мягкие губы осторожно прижимаются к шее у основания челюсти, и альфа от этого волком завыть хочет, но издаёт он только короткий звук, больше похожий на пришибленный писк. влажный лоб чонгука касается его горячего виска, и младший совсем на нём разваливается всем своим немаленьким весом, уже смелее тычась тёплыми губами в подбородок, но тэхён и не против. он, чёрт возьми, только «за». укладывает горячие, разом вспотевшие ладони на обнажённые бёдра чонгука и гладит большими пальцами нежную загорелую кожу. младший вздрагивает мелко, ёжится незаметно и говорит почти с нежностью и слабой улыбкой, выдыхая тёплый мятный воздух в смуглую кожу тэхёна: — самый проницательный хён в нашей компании. — о чём ты? старшему совершенно не хочется разговаривать, он и так с трудом языком ворочает, вдыхая через раз сгустившийся вокруг них воздух. его внутренний альфа довольно и сыто урчит, наслаждаясь близостью любимого тела, и думать о чём-то, кроме как о ластящемся к нему чонгуке, не хочется вообще. младший редко проявляет такую инициативу, обычно не позволяя тэхёну быть нежным с собой, вот альфу и ведёт от него такого ласкового и на удивление болтливого похлеще, чем от палёной водки. будто и не было всех этих дней безудержного секса и послушного чонгука, от которого даже после душа несёт, как от омеги в период течки. — он вправляет мне мозги время от времени, когда я забываюсь и начинаю вести себя как еблан с тобой. младший укладывает голову на плечо тэхёна и смотрит на него снизу своими огромными чернющими глазами. альфа скашивает на него взгляд, и теперь они дышат друг другу почти в самые губы. — вот как, — хриплый смешок против воли срывается с губ. намджун-хён он такой. — а ещё он говорит, что мне надо меньше думать и загоняться. тэхён тихо мычит и осторожно касается кончиками пальцев белого загривка. гладит местечко, где волосы натурального тёмного цвета, где они только начинают расти. чонгук жмурится от этого, сильнее притираясь щекой к плечу, и слегка оттопыривает полные губы, которые альфа поцеловать безумно хочет, но так и замирает позорно, когда чонгук снова открывает рот. — я начал встречаться с лиёном, чтобы не привязываться к тебе. я думал, что когда ты увидишь нас вместе, то всё, что происходит между нами, прекратится само собой. ты возненавидишь меня, и мы разойдёмся. думал, что нам не придётся даже разговаривать после этого, потому что я бы не стал. — но я не ты. — да, в этом и проблема. — чонгук… — я слишком труслив, хён. ты так это и не понял? чонгук пытается отстраниться, но тэхён крепко вцепляется в его руку, а потом рывок и вот уже младший лежит распластанный под нависающим над ним альфой. — я не позволю тебе сбежать. не в этот раз. — я не собираюсь… — ты делаешь это постоянно, чонгук. даже сейчас, ты продолжаешь это делать, после всего, что ты мне только что наговорил. самому не смешно? чонгук дёргает бровью, кривя губы, и глаза его, на одно мгновенье затапливает предупреждающе красным. — это не признание, хён. — если тебе от этого легче. младший изгибает губы в ироничной улыбке и приподнимается на локтях, в то время как тэхён отстраняется от него, смотря сверху вниз во всех смыслах и стягивая через голову футболку. мышцы груди, пресса, косая линия живота, дорожка едва заметных тёмных волос от пупка к паху. следы его царапин на крепкой шее и плечах. кровавые лунки от коротких ногтей на смуглой коже в районе рёбер. растрёпанные чёрные волосы. тэхён и правда очень красивый, настолько, что это даже больно. и ведь совсем не замечает, как омеги и некоторые альфы провожают его вполне определённым взглядом. потому что всегда он смотрит только на него. по ногам чонгука уже знакомо начинает растекаться истома и что-то пугающее, бурлящее и предвкушающее, лишающее возможности двигаться самостоятельно. тэхён крепко держит его за бёдра и наклоняется совсем близко. тянется к приоткрытым розовым губам и поглядывает сквозь ресницы, наблюдая за чужой реакцией. оттолкнёт или позволит? младший очерчивает указательным пальцем чужой щетинистый подбородок, царапает ногтём нижнюю губу и шепчет, не отводя ответного острого взгляда от потемневших глаз альфы: — хочу твой узел в себе. старший громко выдыхает и переносит весь вес на руки, грубо впиваясь в полные губы кусачим поцелуем. целует жадно и требовательно, и сразу же забирается языком во влажный призывно распахнувшийся рот. — тебе будет больно, — тэхён слабо контролирует свой хриплый голос, когда проникает закоченевшими от желания пальцами под бельё чонгука, когда вжимается в него всем телом, наваливаясь сверху, и рвано толкается между разведённых и согнутых в коленях ног. младший цепляется за его плечи, беспомощно обнимая за шею, и сжимается судорожно вокруг трёх пальцев торопливо двигающихся внутри. у него там всё чавкает и хлюпает. он гнётся в спине до хруста, упираясь затылком в сбитую простынь, и стонет протяжно, захлёбываясь и тихо подвывая, когда подушечки пальцев настойчиво упираются в простату. — я всё ещё хочу твой ёбаный узел в своей заднице, ким. у тэхёна волосы дыбом встают от чужого грудного рыка. ему так плохо и так охуенно сейчас, что он почти забывает, кто он такой. есть только горячее внизу живота, только обмякший в его руках, постанывающий чонгук, только его мокрые дрожащие бёдра, которых он постоянно касается и требовательный, срывающийся на звонкие вскрики голос. господи, блять, боже. — не думай, что мы не поговорим. тэхён останавливается, вытаскивая мокрые пальцы из сжавшейся дырки, и толкается сразу же на всю длину, шлёпаясь крепкими бёдрами о мягкие ягодицы. чонгук вскидывает на него злобный, горящий алым взгляд и пинает пяткой, сердито клацая зубами. — тэхён. глубокие рычащие нотки отдаются дрожью по позвоночнику и напряжённым бёдрам, и альфа с силой подавляет в себе позорный скулёж и желание обнажить перед младшим уязвимое горло. чонгук даже будучи снизу умудряется командовать и вести, смотреть свысока своим жаждущим, чёрным взглядом и выглядеть, как демон, как самая настоящая фурия. но и тэхён не привык прогибаться настолько. он впервые давит на младшего своим внутренним альфой, сверкая красной радужкой, и толкается грубо, вжимаясь в покрасневшие от шлепков ягодицы. чонгука под ним дугой выгибает, он впивается ногтями в его руки, сжимается нервно вокруг члена и стонет сдавленно, всхлипывая на сухую и шмыгая носом. альфа не удивится, если младший сейчас расплачется. — скажи, что ты меня понял. у чонгука щёки горят, выделяясь на лице кровавыми пятнами, и веки зажмуренные розовеют. упрямый. какой же всё-таки упрямый. тэхён и сам уже против воли начинает медленно двигаться, не в силах долго терпеть эту узость и давление плотных влажных стенок на собственный член. младший тут же заходится довольным стоном, идущим откуда-то из бронхов, гудящим и сжигающим, жадно поддаётся тазом на встречу, потому что приторная тяжесть в стоящем уже члене отдаётся между ушей, и вздрагивает крупно от хриплого стона тэхёна прямо в губы. поговорят. они обязательно поговорят. и чонгук ещё сто раз извинится за то, что мозг ебёт похлеще любого омеги, и за характер свой тяжёлый тоже. за то, что с ним так нихуя непросто.