half an hour

Он просыпается с головной болью, заметной, но не настолько, чтобы захватить весь его разум. Боль усилилась, когда он начал двигаться, поэтому он замер на месте, прислонившись к стене одного из зданий в Пристани Лотоса. Он узнает постройки, несмотря на то, что он не знает, почему проснулся здесь. Воспоминаниям не требуется много времени, чтобы обрушиться на него. Он крепко зажмуривает глаза и ждет, когда они исчезнут. Головная боль усилилась, она снова зовет его заснуть, отоспись, тебе станет лучше. Он не может. Он снова открывает глаза, слепящее солнце искажает все вокруг. Все не так уж плохо. Он легко может игнорировать боль. Должно быть, он заснул в довольно удобной позе, что заставляет его задуматься, не сделал ли он это нарочно. Воспоминания о прошлой ночи расплываются, по крайней мере, с того момента, когда он потянулся за стоявшей перед ним чашей вина. Ах, конечно. Он почти позволяет себе улыбнуться. Его руки лежат на коленях, он поднимает свою доминирующую руку и смотрит на нее сверху вниз. Все кажется обычным, сила ждет, чтобы ее использовали. Она всегда готова в его ладонях, жаждет большего. "Разве прошлой ночи тебе было недостаточно?" думает он, но ответа нет, что не удивительно. Его стол выглядит точно таким же, каким он его оставил. Он аккуратно поставил на него чашу после того, как выпил, но не мог вспомнить, что произошло дальше. На короткое мгновение паника грозит подступить к горлу, но он делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. Все могло быть гораздо хуже. Его нельзя винить за это, но это не значит, что он не возьмет вину на себя, если до этого дойдет. Проходит пара минут, прежде чем он чувствует, что готов встать. Его ноги протестуют против движения, и боль возвращается, теперь она захватывает затылок. Он закрывает глаза, делает еще один глубокий вдох и медленно начинает идти. Это не первый раз, когда он входит в комнату после празднования. Вид не такой уж необычный. Но если он чувствует себя так плохо после того, как выпил одну чашу, а большинство этих солдат выпили гораздо больше, он не хочет представлять себе, что они будут чувствовать. К счастью, он за них не отвечает. Но в чем его вина, так это в том, что рядом с ним на столе лежит распростертая фигура. Он делает шаг к столу, но останавливается, словно собираясь с духом. Нет, пока нет. Сначала он должен сделать кое-что, если он не хочет никого тащить за собой. На всякий случай он проверяет, дышит ли еще молодой господин. Дышит. Вэнь Чао выглядит почти умиротворенным во сне, его руки сложены на столе, лицо прижато к ним. Это долгожданный отдых от всех этих криков и глупостей. Его наложница уснула на полу рядом с ним, подложив под голову подушку. Чжулю нашел их в худшем положении или, скорее, в неловком, так что это не такое уж необычное зрелище. Он отворачивается. Он не удивляется тому, что их пленник исчез. Тем не менее, осмотрев пустую комнату, где они держали его — наследника клана Цзян, которого они уничтожили безвозвратно, — Чжулю вынужден прислониться к дверному косяку для поддержки. Он может списать головную боль на отравленное вино, но это еще не все. Это приходит с необычным чувством в груди, с жжением, похожим на то, как он представляет себе свою силу, чтобы ощутить себя на месте того, на кого она обращена. Он кладет руку на грудь, погруженный в свои мысли, и проверяет свое золотое ядро. Оно все еще там, конечно, оно никогда не был таким сильным, как у некоторых из окружавших его людей, но оно там, чистое и настоящее. Что-то, что заставит его остановиться. Он помнит. Прислонившись к двери пустой камеры, прижав руку к груди, закрыв глаза, он вспоминает. Не часто он позволяет себе думать об этом дне. Он хочет, чтобы его разум молчал, чтобы он был готов, но прямо сейчас у него есть время для себя, и все это приходит к нему. Он помнит. Тогда, когда у него была другая фамилия, до того, как его изгнали за то, что не подчинялось его контролю… Или так оно и есть? Он отрывает руку от груди, открывает глаза и смотрит на свою ладонь, как будто она может предложить ему ответ на его вопрос. Как же он отчаялся. Еще. Ему требуется еще несколько минут, чтобы прийти в себя и вернуться к остальным. Боль притупилась до тупого жжения, почти незаметного. Вэнь Чжулю готов. Он хочет, чтобы прошлое снова оставило его в покое. Он подходит ближе к Вэнь Чао, присаживается на корточки и кладет руку ему на плечо. Сила дразнит его, насмехается над ним, смеется над тем, как нежны его прикосновения, как легко было бы уйти и никогда не возвращаться. За исключением того, что у него никогда не было выбора, не так ли? Он взял фамилию. Он снял все ограничения. Он принял иллюзию принадлежности. Он трясет мужчину за руку, всего один раз.