Необходимость образования

      Вэй Усянь считает себя хорошим родителем. Правда. Он заботится о Юане, поддерживает его. Иногда, конечно, прикалывается, ведь это — в его натуре. Как, например, убеждает своего пятилетнего сына, что поцелованная кошка превратится в прекрасную принцессу, и Юань тратит неделю, вылавливая несчастных по всей округе. Через эту самую неделю, когда Юань, разочаровавшись, переходит на собак, а Лань Ванцзи, закрыв глаза и досчитав до десяти, оставляет его разбираться со всем одному, смешно быть перестает.       Или как, например, он покупает учительнице их сына на день рождения плюшевую жабу, зная о ее прозвище и о том, что она ненавидит это самое прозвище. Юань, к сожалению, не знает. То, что после этого случая он две недели спит на маленьком диване их квартиры, можно и упустить.       Зато он дарит идеальные подарки. Даёт лучшие советы, как вести себя с обидчиками, чтобы больше никто и никогда обижать не смел. И притягивает к себе в объятья, когда Юань, получив первую двойку, приходит к нему, объятый ужасом, и со слезами на глазах говорит, что боится показаться второму отцу. И убеждает, что Лань Чжань, конечно, гордится его идеальными оценками, но любит вовсе не за них, и даже если их дорогой Юань вдруг вылетит из школы из-за сплошных неудов, они не перестанут его обожать.       По-крайней мере, он точно лучше Цзян Чэна. На избалованность их племянника без слез не взглянешь, а их Юань вырос скромным, но достойным юношей, который знает меру во всем.       Вэй Усянь гордится своим сыном, гордится тем воспитанием, которое они с Лань Чжанем дали ему, и о лучшей жизни он и мечтать не мог.       Просто в один момент все идёт наперекосяк.       Кинотеатр, в который они собирались сходить, отменяет все вечерние сеансы из-за технических перебоев. Конечно же, Вэй Ин не унывает, и они проводят прекрасные полтора часа, собирая все детские площадки и аттракционы на них в округе (вид Лань Чжаня, с невозмутимым лицом катающимся на игрушечной лошади, греет его сердце оставшуюся неделю). После они заходят в их любимый ресторан, в котором подают прекрасное вино, и настроение Вэй Ина и вовсе поднимается выше некуда. Вино вкусное, на улице — теплое солнышко, у них выходной, рядом с ним Лань Чжань, жизнь прекрасна — о чем можно печалиться?       Однако даже так они приходят домой слишком рано. Не предупредив.       И это оказывается ошибкой.       Потому что с порога их квартиры открывается прекрасный вид на гостиную. На современную, но вместе с тем — изысканную гостиную, которую им помогал обставлять муж брата Лань Чжаня, да так искусно, что Вэй Ин до сих пор не может поверить, что простая комната может выглядеть так.       Однако не их, несомненно, потрясающая гостиная привлекает его внимание. А диван, большой, белый и очень удобный. Вернее, те, кто сидит на этом диване.       А если быть точнее, те, кто полулежит на этом диване без футболок, самозабвенно целуясь, залезая ладонями под ремни джинс, и так и не услышав скрип входной двери.       Он обводит взглядом Цзинь Лина, вжатого в подушки, но не так уж и недовольного происходящим.       Смотрит на голые плечи Юаня, которые подрагивают, будто бы от холода.       Переводит взгляд на Лань Чжаня, маска невозмутимости и спокойствия которого начисто срывается, открывая миру расширенные глаза и приоткрытые губы.       А потом слышит несдержанный стон.       Стон их драгоценного, любимого, нежного, дорогого, потрясающего, такого хорошего, невероятного и родного сына.       И приходит в полный и абсолютный ужас.       (Кажется, он даже перекрывает ужас в глазах Цзинь Лина, который отворачивает голову и случайно бросает взгляд в их сторону).       (И тем более обходит ужас Юаня, когда тот замечает за его спиной инстинктивно отступившего к двери Лань Ванцзи).       Его супруг быстро берет ситуацию в свои руки. Он прогоняет Цзинь Лина — одного грозного взгляда оказывается достаточно, и тот за десяток секунд одевается, подхватывает вещи и буквально убегает из их дома, не говоря ни слова. Той частью мозга, которая отвечает за сохранение остатков самообладания, он замечает чужие красные уши и не может сдержать истерического смешка.       Однако этих самых десяток секунд хватает и Юаню. Он подскакивает ещё быстрее, забывает про футболку и устремляется по направлению к своей комнате.       — Стой! — кричит, наконец, пришедший в себя Вэй Ин, заметив это стратегическое бегство. Он бежит следом, скользя носками по полу их квартиры, и Юань отчаянно стонет, услышав его окрик. К сожалению, у Юаня оказывается целых два преимущества — время и возраст, — поэтому двери своей комнаты он достигает быстрее. И скрывается за ней и отказывается выходить, не слушая никаких уверений и криков своего отца.       — Это ужасно. Мы… мы ужасные родители. Мы не справились с его воспитанием.       Лань Чжань ставит рядом с ним тарелку с рисом, и Вэй Ин уныло помещает порцию себе в рот.       Юань так и не выходит. Вэй Ин тратит пятнадцать минут на уговоры, ещё десять — на торги, и тогда, когда он уже почти срывается на угрозы («Я покажу этому твоему Цзинь Лину твои детские фотографии!» — «Папа, не смей!»), Лань Чжань кладет ладонь на его плечо и выразительно смотрит в глаза.       Лань Ванцзи ставит блюдо для себя и на мгновение застывает с третьей тарелкой в руках, но в конце концов ставит ее на свое законное место за столом.       — Выйдет — поест.       — Ты слышал?! — кричит Вэй Ин в сторону коридора. — Твой отец приготовил для тебя порцию! Живо выходи и ешь!       — Прекрати.       — Ну Лань Чжааааань, — ноет Вэй Ин, растекаясь по всему столу. Алкоголь ударяет в голову — и тот, что он выпил в ресторане, и тот, которым он закинулся дома, чтобы пережить ужасы сегодняшнего вечера. — Наш сын скрывал от нас своего парня. Наш сын отказывается выходить и поговорить с нами. Наш сын ненавидит нас.       Лань Чжань не обрывает его привычным «ерунда». Не фыркает, демонстрируя свое мнение на его глупости. Не делает ничего из этого. Вместо этого он на мгновение замирает, сжимая палочки с едой в руках.       И они оба вздрагивают от громкого и судорожного:       — Н-нет, это не так!       Вэй Ин вскидывается так резко, что чуть не сносит опустевшую наполовину бутылку вина, и только чудесные рефлексы Лань Чжаня спасают его же от увлекательного вечера со шваброй в руках. Они моментально обращают все свое внимание на красного, но решительного юношу, стоящего у порога, который снова открывает рот, чтобы что-то сказать.       — Садись. Ешь. Остынет.       Его готовящиеся вырваться слова обрубает Лань Чжань, и Вэй Ин позабавленно фыркает. Только его мужа в такой момент может волновать остывающая еда. Но что поделать — у Ланей в крови стремление к порядку, и Юаню волей-неволей, но приходится подчиниться. Он осторожно садится за стол, берет в руки палочки и снова пытается что-то сказать.       Безуспешно.       — Не разговаривай во время еды, — родительским тоном обрубает Лань Чжань, наливая третьему члену их семьи горячий чай. Юань со стуком зубов закрывает рот. Вэй Ин смеётся, не скрываясь.       Его отпускает, Лань Чжаня отпускает, и только от юноши можно чуть ли не руками почувствовать явное напряжение. Он старается побыстрее справиться с едой, но каждый раз, когда Лань Ванцзи поднимает свой взгляд, судорожно замедляет темп, чтобы не нарваться на нравоучения. Эта своеобразная игра чуть поднимает ему настроение, поэтому к тому моменту, как Юань ставит опустевшую тарелку в сторону, наливает себе ещё стакан вина.       — Мы просто боялись вашей реакции! — наконец, выпаливает Юань, не смотря на обоих родителей, и по его трясущимися ладоням можно понять, насколько, на самом деле, он переживает. Это заставляет Вэй Ина смягчиться и растрогаться.       — Какой такой реакции?       Но не заставляет закрыть рот.       Юань и Ванцзи выразительно смотрят на почти пустую бутылку из-под вина.       Вэй Ин ойкает.       — Я просто удивился! Да и нужен ли мне повод?!       Лань Чжань вздыхает.       — М-мы боялись вашей реакции, но особенно… реакции Цзян Ваньиня…       Вэй Ин издает смешок.       Лань Чжань смотрит на него выразительным взглядом.       — Нам жаль, и… мы надеемся, что вы… что вы будете не против.       Юань смотрит куда угодно, но не на них. А Вэй Ин мягко улыбается и берет его ладони в свои.       — Ну и чего ты боялся, А-Юань? Твой отец буквально разругался со всей своей семьёй, чтобы жить так, как он живёт…       — Мы не говорим об этом, — тут же вмешивается Лань Ванцзи.       — И второй тоже. Ты думаешь, что с нашим печальным послужным списком мы будем осуждать тебя… да за что угодно? Мы рады за тебя.       Уголки губ Юаня дёргаются. Он несмело поднимает взгляд, и в нем появляется уверенность, когда он видит успокаивающую улыбку Вэй Усяня. Но его губы тут же нервно подрагивают, когда он переводит взгляд на второго отца.       — И Лань Чжань тоже рад, да, Лань Чжань?       — Мгм.       Лань Чжань даже встаёт ради пущей убедительности и неловко хлопает Юаня по плечу. В любой другой ситуации Вэй Ин бы фыркнул с этой попытки в телесные контакты, который тот ненавидит всей душой. Но в этой он лишь продолжает улыбаться, что окончательно успокаивает их ребенка.       — П-пожалуйста… не говорите пока Цзянь Ваньину… мы ещё не готовы… к этому…       — Конечно! — моментально вскидывается Вэй Ин, сжимая чужие ладони чуть крепче. А потом ухмыляется. — Только если пообещаешь, что будешь приглашать Жуланя только тогда, когда будешь уверен, что нас нет в городе.       — П-папа!       Юань выдергивает ладони из его рук, стремительно вскакивает и буквально выбегает из комнаты под аккомпанемент его смеха. Он допивает вино, достает ещё одну бутылку — он не пил целых две недели и он не пьянеет, так что ему можно, — и с довольным лицом подставляется под чужую ладонь, которая гладит его по голове. У него замечательный сын, любимый муж, прекрасно обставленный дом и уйма причин быть счастливым.       — Только вот Цзян Чэну я уже написал… — говорит Вэй Ин, снова растекаясь по поверхности стола, и издает долгий и мучительный стон.       — Это все ты и твое дурное влияние! Ваши Лани… они плохо влияют на людей!       Лань Чжаня, который в такие моменты заступается за всех членов своей семьи, нет, а Вэй Ин слишком погружен в свои мысли, чтобы хоть как-то отреагировать на эти слова.       — Если бы я знал, в жизнь бы не познакомил Жуланя с твоим отпрыском!       Да и вообще, Цзян Чэну нужно просто дать поворчать, а препираться с ним — себе дороже. Конечно, ему понадобилось лет двадцать, чтобы прийти к этому выводу, но хэй, лучше поздно, чем никогда!       — И Цзинь Лин посмел ещё дерзить мне! Не слишком ли он мал, чтобы «решать все самому»?!       Цзян Чэн всегда был гиперопекающим. Отец Цзинь Лина, конечно, тоже особо от него не отличается, разве что возможности проявить эту самую гиперопеку у него больше, но благоразумная мать душит любые попытки влезть в личную жизнь их сына ещё на корню. Подростковая жизнь его шицзе была той ещё клеткой, и свободу она познала только после того, как вышла замуж и смогла вырваться из родительского дома, поэтому всей душой не желает такой же судьбы для своего сына.       — В конце концов, опыта у меня побольше, чем у этой мелюзги!       — А ты не подумал, что скрывал он все как раз вот поэтому?       — Почему?       Вэй Ин, подражая своему мужу, обводит Цзян Чэна выразительным взглядом. Ну, он надеется, что выразительным. Цзян Чэн одергивает одежду, пряча смущённый взгляд, а потом взрывается пуще прежнего:       — Да ему переломанных ног будет мало! Скрывать такую важную вещь от своего родного дяди! Что ещё он утаил от меня?! Почему вся моя родня вечно все скрывает только от меня одного!       Ах, так вот в чем дело, — проносится в голове Вэй Ина вместе со вспышкой стыда и неловкости. Он и забыл, насколько это больная тема для Цзян Чэна, которому ни Вэй Усянь, ни Яньли не рассказывали о своих спутниках жизни до самого конца — то есть до того момента, пока не начали делать пригласительные на свои свадьбы. Цзысюаня не одобрял ни Вэй Усянь, ни Цзян Чэн, а Лань Чжаня не одобрял никто, кроме его шицзе, что и привело к такой глупой, но плачевной ситуации.       — Ну, — Вэй Ин неловко обхватывает плечо Цзян Чэна. Тот пытается его стряхнуть, но настолько неубедительно, что Вэй Ин лишь сильнее наваливается на него. — Зато ты был другом жениха. Причем всех троих. Это ли не привилегия? Да и хватит тебе уже, Цзинь Лин просто молодой и пугливый юноша, у него перед глазами никого, кроме нас с Лань Чжанем, в жизни не было, естественно, он напуган.       — Вот вы его учить и будете, — закатывает глаза Цзянь Чэн, после чего мстительно ухмыляется. — Раз ему настолько нравится ваша квартира.       — Учить чему?       Цзян Чэн смотрит на Вэй Усяня. Вэй Усянь смотрит на него.       — Тому, чем они собирались заняться на вашем белоснежном диване.       Вэй Усянь смотрит на Цзян Чэна. Цзян Чэн смотрит на него.       — В-в смысле…       Цзян Чэн не выдерживает и снова закатывает глаза.       — Уроки полового воспитания.       И таким образом Вэй Ин снова приходит в абсолютный и первобытный ужас.       Естественно, у самого Вэй Ина никаких «уроков полового воспитания» не было и в помине. Он вырос в традиционной семье, которая с трудом терпит спутника его жизни, и абсолютно все, что он знает, черпал из интернета и личного опыта. Но Цзян Чэн прав, поговорить им и правда нужно. Им с Лань Чжанем пришлось перетерпеть, кхем, многое, прежде чем их постельные делишки перестали напоминать изощренную пытку (свою роль сыграла и мысль, что так и должно быть, просто его тело — неправильное), и он ни за что не пожелал бы подобного для своего сына.       Вот только…       Разговоры о пестиках, тычинках и прочих прелестях живой природы у них уже был… но он никогда не думал, что Юань тоже… поэтому разговоры и не затрагивали таких подробностей.       Какой кошмар.       Он смущается даже в мыслях, как, ну как, скажите ему на милость, он должен говорить со своим сыном?! Пусть Вэй Ин и славится своим бесстыдством и немного спорными моментами в воспитании, но к такому нужно подходить серьезно! А он так не умеет!       Вот же черт!       Проходит неделя, прежде чем Вэй Ин, наконец, созревает. Они почти не говорят о произошедшем, разве что теперь, когда Юань упоминает, что идет встретиться с Цзинь Лином, в его глазах появляется молчаливый вопрос, на который Лань Чжань даёт такой же молчаливый ответ кивком головы. Вэй Ин скребётся в дверь комнаты Юаня, и у него пересыхает в горле, когда ему разрешают войти.       — Чем занимаешься?       Юань снимает наушники и немного краснеет, когда говорит:       — Мы… играем по дискорду. И болтаем. Ну… ничего такого.       — А. Понятно, — Вэй Ин смотрит на экран ноутбука, в котором отображается неизвестная ему игра, и уверенно говорит: — Гуд лак! Хэв фан! Ульт…       — Пап… — Юань закрывает лицо ладонями. — Пожалуйста, прекрати…       Вэй Ин оскорбляется. А потом вспоминает, зачем он вообще пришел.       — Я хотел… с тобой поговорить.       Юань послушно поворачивается к нему всем телом. Неловкость возвращается. Снова.       Вэй Ин кашляет.       — Я… хотел поговорить о той субботе… когда вы… на нашем диване…       Юань мгновенно краснеет всем лицом и отводит взгляд.       — Я-я извиняюсь, м-мы… мы больше так не будем!       — Да ничего страшного, можете сколько угодно…       Так. Стоп.       Нет.       Это не то.       Вэй Ин краснеет, ещё пуще своего сына, и пытается вернуть разговор в нормальное русло.       — Просто… конечно, детей вы нам не заделаете, но даже так есть много рисков, и…       — Ты… ты о чем?       Ну невозможно это! Невозможно! Как, ну как он должен рассказывать своему нежному цветочку такие страшные, но такие важные вещи! Он же потом смотреть на него не сможет!       Но надо! Надо!       — Это не всегда должно быть больно, если больно — значит, очень неумело! И этого можно избежать!       — П-пап…       — Всегда, всегда надевай защиту, это вопрос не только о детях, но и о безопасности!       — Папа!       — И не забывай, что нужно хорошо подготовить, это очень важно! А ещё во время подготовки может быть очень приятно! И, конечно…       — Папа!       Что ж.       Он впервые слышит настолько громкий и истеричный крик из уст своего собственного сына.       …можно ли это считать за победу?       Юань выглядит настолько красным и побитым, что Вэй Ин чувствует укол совести. Но он ещё не закончил, далеко не, и он открывает рот, чтобы продолжить, как его грубо и судорожно затыкают.       Учебником по химии.       Он мгновенно вспоминает, как Лань Чжань, в первый же месяц их знакомства, запустил в него точно такой же учебник, пылая от ярости, и не может сдержать истерический смешок. Видимо, это и правда семейное.       Пока он приходит в себя, Юань уже успевает вытолкать его к двери и даже собраться закрыть за ним дверь. Осознав это, Вэй Усянь вскидывается.       — Но это и правда важно! Если работать пальцами…       — Не сейчас!       И только через пять минут Вэй Ин осознает, что от звонка Юань так и не отключился, и его воодушевляющую и такую потрясающую лекцию слышал не только его сын, но ещё и его племянник.       Неловко.       Но, наверное, правильно.       Вот только он больше никогда в жизни не будет повторять что-то подобное.       Никогда.       Его попытка посвятить своего сына в подробности и прелести половой жизни проваливается, и он ноет об этом следующие несколько дней подряд. Лань Чжаню и правда нужно поставить памятник — за все годы супружеской жизни и еще несколько лет до нее. И за всю его семейку в добавок. Любой другой бы уже давно сдался и сбежал от Вэй Ина и иже с ним куда подальше, а Лань Чжань нет. Держится.       Иногда Вэй Ин чувствует к нему такую сильную любовь, что аж больно становится. У него самый потрясающий муж. Самый лучший. И этот муж никуда и никогда от него больше не денется, осознание чего заставляет его периодически злобно и довольно хихикать.       Выкусите, завистники и обожатели Лань Чжаня, этот мужчина всегда будет его и только его! Непонятно, конечно, почему, но кто он такой, чтобы жаловаться!       — Успокойся, — супруг поправляет его ноги, которыми он случайно заехал по чужому животу. Вэй Ин одергивается и снова меняет позу, в результате чего он полулежит на коленях Лань Чжаня, довольно заняв большую часть дивана. По телевизору показывают очередную серию двухсотсерийного глупого сериала, который Вэй Ин смотрел в детстве, и в очередном приступе ностальгии он заставляет весь дом страдать вместе с ним. Конечно, Лань Чжаню неинтересны подобные глупости — сам он засел за книгой, которую читает уже несколько дней подряд. Вернее сказать, книженцией. Страниц так на тысячу пятьсот.       — Как я могу успокоиться! Мой сын страдает, а я даже не могу ему помочь!       — Они не виделись неделю, — обрубает Лань Чжань, наивно пытаясь продолжить чтение. — И виделись, когда мы были дома. Не о чем страдать.       — Вот именно! Лань Чжаааань, мы ужасные родители, нам нужно оставить их наедине…       — Нет.       Лань Ванцзи сжимает ладони, беспощадно сминая бедную страницу, и смотрит в пустоту. Вэй Ин замолкает.       — Не нужно.       Вэй Ин сглатывает.       — Ну, знаешь, — он нервно хихикает, после чего ластится к Лань Чжаню. И тот перестает хмуриться и сжимать ни в чем неповинную книгу. Работает безотказно. Даже спустя столько лет. — Рано или поздно это все равно случится… так не лучше ли подготовить их, прежде чем…       — Нет.       — Лань Чжань! — Вэй Ин надувает губы, обнимая мужа за шею. Тот снова хмурится, но уже, скорее, просто по привычке, чем в настоящем недовольстве. — Это у тебя семья праведников, и посмотри, к чему это привело! Хочешь такого же для Юаня?       Лань Ванцзи снова отводит взгляд. Он прекрасно помнит, к чему это привело. К годам отрицания, попыток «исправиться», оттолкнуть от себя, лишь бы не увязнуть глубже, и как итог… Вэй Ин передергивает плечами. Он никогда не понимал эту привычку что чужой семьи, что его собственной закрывать глаза и надеяться, что все пройдет само собой. Ну не работает это! Все ведь знают, что запретный плод — самый сладкий, так зачем его делать запретным, и еще и убирать удобные лестницы, чтобы достать до него?       — Ладно. Я поговорю с ним.       Вэй Ин моргает.       — Э?       — Юань. Я поговорю с ним.       Вэй Ин моргает еще раз, более основательно.       — О чем?       Лань Чжань смотрит на него, и Вэй Ин понимает все без слов.       И задыхается в приступе уже привычного ужаса и абсолютно неприличного восторга.       Он всеми силами пытается подслушать разговор супруга с их сыном, но не претерпевает успеха.       Сначала он старается выпытать у Лань Чжаня, когда и где именно он собирается говорить с Юанем. Потом ненавязчиво делает намеки третьему члену их семьи, чтобы тот непременно позвал его, если отец вдруг начнет говорить странные вещи. После этого он просто не оставляет своих родных наедине, и да, ему приходится пару раз опоздать на работу, когда он остается в машине до самого последнего (то есть до того момента, пока они не подъезжают к школе Юаня), но даже это не приводит ни к чему.       Он просто хочет послушать, как его горячо любимый муж говорит слова на букву «с» и «ч», неужели судьба откажет ему в этой небольшой просьбе?! Да он даже в постели такое не вытворяет, а, между прочем, за все эти годы в этой самой постели они перепробовали уйму всего! Он просто умрет, если увидит, как Лань Ванцзи с невозмутимым лицом будет объяснять, что и куда нужно и не нужно пихать. И умрет абсолютно счастливым, без единого сожаления в своей жизни.       К сожалению, его домочадцы знают все его привычки и пристрастия вдоль и поперек. Поэтому разговор, судьбоносный и несомненно важный, происходит тогда, когда он засиживается в ванной на несколько часов. Ну любит он отмокать в горячей ванной с очередной бомбочкой и маслами, ладно?! Это — одна из его мелких слабостей и радостей жизни, а также обстановка, в которой произошел их с Лань Чжанем первый… неважно, не лишаться же ему своего привычного ритуала?       Хотя лучше бы лишился. Потому что тогда, когда он, довольный жизнью и проведенным вечером, выходит из ванной, к нему навстречу, из комнаты Юаня, выходит его супруг.       Из комнаты Юаня.       Его супруг.       Черт возьми! Прошляпил!!!       — Лань Чжаааааааань, — тут же ноет Вэй Ин, подставляя голову под чужую ласку. Лицо Лань Чжаня приобретает выражение довольного спокойствия, которое появляется всегда, когда он находится в тепле домашнего уюта, и Вэй Ин не может долго злиться. Так, лишь побурчать, что его родные люди скрываются от него, как от преступника, но и этот бубнеж прерывается легким поцелуем в лоб. Вэй Ин тает окончательно и со вздохом направляется в комнату Юаня.       И сталкивается с ним в дверях.       С абсолютно белым и потрясенным Юанем, который смотрит на него невероятно побитым взглядом, и, стоп, это слезы в уголках его глаз?!       — Лань Чжань, ты опять обижал нашего ребенка?!       Лань Чжань не обижал. Лань Чжань попытался поговорить, но Юань пришел в такой ужас, что не услышал ни слова и попросту выгнал отца из своей комнаты — что становится его печальной привычкой. И Вэй Ин засмеялся до слез, когда ему, наконец, это объяснили.       — Насколько же вы бесполезные, — закатывает глаза Цзян Чэн, когда он рассказывает о приключениях их семейки. Вэй Ин обиженно сопит, закидывая в рот очередную горсть чипсов. Цзян Чэн видит это и снова закатывает глаза. — Тебе сколько лет? Желудок-то не помрет?       — Не помрет, — огрызается Вэй Ин, потому что его и его супруга назвали бесполезными, они так и не поговорили с Юанем, и эта ситуация не дает ему покоя, потому что он снова задумывается над тем, что отец из него — просто никудышный, и все его окружение, высмеивающее его решение взять ребенка, было право в том, что он никогда не сможет быть хорошим родителем. — Следил бы лучше за своим племянником. У нас он объедается фастфудом — будь здоров.       — Ему не дают делать этого дома, конечно он будет объедаться у вас! А вы потворствуете! Все у вас, как не у людей! Даже просто поговорить со своим ребенком не можете!       — Ну так ты и поговори! — наконец-таки взрывается Вэй Ин, чуть не снеся бокал с пивом с их стола. — Это и твой племянник тоже! Или что, думаешь, что спихнул на нас все воспитание — считай, отделался?       — Ничего я не спихивал! Просто надеялся, что у тебя есть мозги! Но сейчас вижу, что нет! — Цзян Чэн отпивает из своего бокала и злобно стукает им об поверхность стола. Они смотрят друг на друга прищуренными глазами, скрещивая руки на груди, и Вэй Ин, наконец, говорит:       — Ну да. О чем тебе с ним говорить. У тебя же никого и не было, как я мог забыть.       — Вэй Усянь! — кружка, причем не Цзян Чэна, оказывается на полу бара. Вэй Ин судорожно прячет ухмылку. Хотя за пиво обидно, это да. — Я могу поговорить со своим племянником, черт возьми!       — Ну так поговори! — Вэй Ин поднимает руки, уже не пряча ухмылку. — Или ты только бахвалиться и можешь!       — Я!..       Цзян Чэн, наконец, понимает, во что он ввязался. Вернее, во что Вэй Усянь с упоением и завидным упорством пытался его ввязать. И из всего, что проносится в его голове, из его рта вырывается только грозное и злобное:       — Вэй Усянь!       Следующую неделю Цзин Линь проводит в их квартире практически каждый вечер, и Юань одним только взглядом предостерегает их от любых вопросов.       И Вэй Ин понимает, что разговор явно не задался.       1:1, Цзян Чэн.       Не один он тут лажает в разговорах со своими младшими родственниками.       Он даже не знает, повезло им или нет, что у них — такое огромное количество родни. Потому что Вэй Ин с завидным упорством пытается добиться дельного совета — ну или же переложить ответственность на чужую голову. И, в конце концов, это стремление приводит к семье Вэнь.       Вэнь — какие-то очень дальние родственники Юаня, которые появились уже после того, как они забрали его из детского дома, и вскоре заняли твердое место в их жизни. Сколько раз Вэнь Нин и его сестра, Вэнь Цин, помогали им справляться с болезненным ребенком? Сколько раз они сидели с ним, даря им небольшие вечера отдыха только наедине друг с другом? Сколько раз они звонили, писали, приходили на праздники и помогали всем, чем могли? Сколько раз оказывали поддержку, такую необходимую, и прочно вошли в сердце Юаня — и их собственные?       А еще Вэй Ина воодушевляет медицинское образование Вэнь Цин, поэтому он с облегчением обрисовывает им ситуацию и просит «зайти на огонек» в ближайшие выходные. Они с Лань Чжанем уходят в кино — наконец-то они смотрят этот фильм, который так их подвел в прошлый раз! — и приходят домой, не ожидая никакой беды.       Они понимают, что что-то пошло не так, когда с порога видят, как Юань сидит на диване, прижав колени к груди, и смотрит в пустоту отсутствующим взглядом. Он подозрительно напоминает отца в этот момент, и только эта мысль помогает Вэй Ину не удариться в панику.       — Что произошло?! — чуть более истерично, чем нужно, спрашивает он у подошедшей Вэнь Цин, пока Лань Чжань направляется к их сыну, который бормочет вещи наподобие «больше никогда», «к черту», «это того не стоит», «ни за что на свете».       — А-Цин просто углубилась в подробности, — чуть заикаясь, неловко говорит Вэнь Нин, все это время пытающийся успокоить Юаня. Вэнь Цин отводит взгляд, вскидывая нос, и хмыкает.       — Если вы все такие неженки, это не значит, что он не должен знать о клиз…       — Довольно! — взвизгивает Юань, подскакивая с места, и убегает из гостиной, не попрощавшись. Они обмениваются неловкими взглядами. Вэй Ин вздыхает. Лань Чжань смотрит на них всех невероятно строго и разочарованно, после чего идет догонять их сына — вернее, успокаивать его от потрясений сегодняшнего вечера.       — Я кину тебе один сайт, ты ему как-нибудь посоветуй, открой на ноутбуке, это важные вещи, и…       — Понял-понял, обязательно, — Вэй Ин выдворяет Вэней из их дома, благодушно улыбаясь им, и думает, что ту штуку, которую собирается кинуть Вэнь Цин, он не откроет даже под страхом смерти.       И уж тем более не будет кидать Юаню.       Вэй Ин даже думает написать брату Лань Чжаня. А что, наследник семейного бизнеса, некогда — почтенный учитель младших классов, вежливый, учтивый и очень умный — чем не вариант? А если не справится он, то всегда поможет Цзинь Гуанъяо — его чуть менее вежливый и менее учтивый муж, как раз приходящийся родственником Жуланю.       Он правда собирается. Даже почти набирает чужой номер в своем телефоне.       А потом его прерывает Юань, выхватывая телефон прямо из его рук.       — Э?       — Папа! — Юань выглядит настолько возмущенным и раздраженным, что Вэй Усянь даже не может сказать ничего в ответ — настолько он удивлен настроению их сына. Он краснеет, и его волосы растрепались, и в его глазах виден яростный и боевой огонь. — Хватит!       — Хватит что?       — Хватит рассказывать всем нашим родственником обо мне и Жулане! Еще и такие вещи!       — Ой, — Вэй Ин моргает. А потом спрашивает: — Ты называешь его Жуланем?       — Папа! — Юань чуть ли не топчет ногой, лишь в самый последний момент осознавая, насколько нелепо он будет выглядеть, если сделает так. Он сжимает ладони в кулаки и сдувает челку, которая лезет в глаза. На душе немного теплеет, когда Вэй Ин понимает, что он перенял эту привычку от Цзинь Лина. — Прекрати! М-мы не хотели рассказывать даже вам, а тут вся родня знает, что мы!.. Что мы!.. Это даже не смешно!       «Это очень смешно», — думает Вэй Ин, когда до него доходит, сколько людей он, не подумав, впутал в любовные отношения своего сына, но, конечно, не говорит этого вслух. Он ведь хороший отец, нечего ему смущать и без того горящего смущением юношу. Который смотрит на него требовательным и выжидающим взглядом, и Вэй Ин осознает, что он так ничего и не сказал.       — Ой. Да. Конечно. Извини, я просто… Хотел помочь.       — Я-я знаю, но ты мог просто… не связываться с таким количеством… мы разберемся сами! Это наши отношения, но у меня такое чувство, что все вокруг пытаются нам что-то навязать!       — Не разберетесь, — угрюмо говорит Вэй Ин, когда понимает, что Юань остывает, высказав все, что копилось в его душе все это время. Юань вскидывается, и Вэй Ин поспешно добавляет: — Я имею ввиду… я просто не хочу, чтобы вы сделали что-то, о чем будете потом жалеть.       — У нас есть голова на плечах, пап, — уже более мягким тоном отвечает Юань, расслабляясь. — И мы никуда не торопимся. И мама Жуланя уже обо всем позаботилась.       Вэй Ин открывает рот.       — Она поговорила с ним, — быстро, предвидя кучу вопросов и шуток, которые роются в голове своего отца, говорит Юань. — И, ну… это оказалось куда полезнее, чем все ваши попытки. Так что… правда, не стоит. Мы не маленькие.       — Да, А-Юань. Вы уже не маленькие, — чуть более грустно, чем это требует ситуация, говорит Вэй Ин.       Он снова задумывается над тем, что, во-первых, он никудышный отец, а, во-вторых, его сын взрослеет, и рано или поздно он покинет отчий дом. Их жизнь так поменялась после того, как они впервые робко разговорились о детях, и совсем скоро эта самая жизнь вновь изменится. Он любит Юаня, безумно любит, и ему тяжело думать, что вскоре надобность в нем, Вэй Ине, отце, который не умеет ничего, кроме как шутить и вести себя нелепо, просто отпадет.       — Пап…       Юань врезается в него, заключая в объятья, и Вэй Ин давится воздухом.       — Ты у меня все равно самый лучший. Ты знаешь об этом?       Вот позор, — думает Вэй Ин, чувствуя, как в его глазах скапливаются слезы.       Меня утешает мой собственный ребенок, — думает он, обнимая Юаня в ответ.       Да, может, методы его воспитания вызывают вопросы. Может, он не такой хороший и правильный отец, каким должен быть. Может, он и правда был не готов, когда решился завести семью. Может.       Но Юань обнимает его крепко, а потом смеется, когда он рассказывает, как провел Цзян Чэна.       И для него он — идеальный.       Так что какая разница?