Ссора

В комнате стоит тишина, нарушаемая лишь едва слышимым, но очень раздражающим тиканьем часов и шумом редко проезжающих машин. Здесь темно, только полоска света с приоткрытого окна проникает сквозь неплотно задёрнутые шторы и падает на стену, на которую уже второй час смотрит Дима. Масленников, в общем-то, и рад бы уснуть, только засыпать он привык, сжимая в своих объятиях Эмиля, чувствуя тепло, исходящее от него, слышать спокойное дыхание и размеренный стук сердца. Сейчас чертовски хотелось оказаться рядом с Имановым — Эмиль правда давно уже спал, и явно был бы не рад, обнаружив рядом с собой Диму. Несколько дней назад они несильно повздорили из-за совершенно глупой и даже смешной причины: Эмиль не удержал в руках кружку, и та, упав, разлетелась на мелкие осколки; Дима крайне неудачно пошутил, чем задел Эмиля — на самом деле, он даже и не понял, почему спокойный и уже привыкший к шуткам Димы, Иманов вдруг словно взорвался: кричал на Масленникова, размахивая руками, о чём-то ему высказывал, а потом, после попыток Димы успокоить его, ушёл, громко хлопнув дверью спальни. И, возможно, дело было вовсе не в кружке и не в глупой шутке Димы, и Эмилю нужно было просто выпустить пар и все, что накопилось в душе. Но в конечном итоге они не разговаривали; были слишком гордыми, чтобы пойти на первый шаг (хотя, если честно, оба уже решались помириться не раз, но почему-то останавливались в последний момент). Они почти не пересекались, несмотря на то, что жили под одной крышей — оба участвовали в съемках или гоняли по делам, потому зачастую возвращались поздним вечером, когда кто-то из них уже спал. Дима, задумавшись, не сразу замечает дождь, затарабанивший по стеклу. Он выдыхает, понимая, что уснуть ему уже не удастся, а до рассвета остаётся часа три, и поднимается с дивана. Решает пойти на кухню — выпить чаю и чем-нибудь перекусить. Проходя мимо приоткрытой двери спальни, Дима останавливается. Ему хорошо видно Эмиля, лежащего на кровати спиной к двери и обнимающего подушку, на месте которой невероятно хочется оказаться. Масленников вздыхает и, прикрыв дверь, чтобы не мешать, уходит. Он щёлкает выключателем, заставляя зажечься тусклые лампы, и подходит к плите. Поставив чайник разогреваться, Дима опирается о тумбу и окидывает кухню взглядом. Готовил здесь всегда Эмиль, и даже пытался научить Диму, но, как оказалось, его прекрасные руки, способные, казалось бы, на всё, были не предназначены для готовки. Сейчас кухня была какой-то пустой: на столе не стояла тарелка с печеньем или фруктами, которые постоянно оставлял Эмиль, фартук был убран на место, а не висел на стуле, небрежно сброшенный Имановым. Казалось, что он тут и не появляется вовсе, и Диме вдруг стало как-то тоскливо, потому что он слишком ярко представил, как Эмиль исчез отсюда, исчез из его жизни. Представил, как бы жил один: просыпался в одиночестве, а не от щекотного дыхания Эмиля в шею, завтракал один, а после съёмок возвращался в пустую квартиру. Конечно, Дима мог бы снимать квартиру со своей командой, но без Эмиля это было бы всё не то. Масленников тихо выдыхает, опустив голову. Понимает, что сейчас Эмиль спит в их спальне, и исчезать точно не собирается. По крайней мере, пока что. Он наливает себе чашку горячего кофе, потому что чая в шкафу не находит, и выпивает ее в тишине, погрузившись в мысли. Дима на самом деле не представляет себе жизни без Эмиля, и вообще рад, что однажды познакомился с этим парнем, что они стали друзьями, а впоследствии и чем-то большим. — Ты чего тут шастаешь? — Дима поворачивает голову, когда слышит голос сбоку от себя, и замечает Эмиля. Тот выглядит слишком сонно, растрёпанно и озадачено, потому что слова явно вырвались сами по себе. Он смотрит на Диму, слегка щурясь; Дима смотрит в ответ. — Не спалось. Диван неудобный, решил кофе выпить, — Масленников отвечает на вопрос, но Эмиль больше ничего не говорит. Он отводит взгляд от Димы, покусав внутреннюю сторону щеки; подходит к крану и наливает себе стакан холодной воды. На Масленникова Эмиль больше не смотрит, и, кажется, решает дальше его игнорировать. Дима только на такой расклад не согласен. Он медленно ставит всё ещё горячую кружку на тумбу и, подойдя к Эмилю со спины, осторожно обнимает его, слегка прижимая к себе. Эмиль сглатывает, но попрежнему стоит на месте, не пытаясь вырваться. — Эмиль, прости меня, не стоило мне шутить тогда над тобой, — тихо произносит Дима, горячо выдохнув в шею Иманову — по его коже пробегают мурашки, но он пытается их не замечать. Молчит, будто бы выжидает чего-то; рука со стаканом так и застывает над краном. — Слышишь? Дима касается нежной кожи шеи губами и, едва касаясь, ведёт ими выше, но после снова спускается. Эмиль шумно выдыхает, зажмурившись. — Эмиль? — Дима слегка растягивает гласные, пытаясь заглянуть в лицо Иманову; тот голову опускает вниз, но Масленникову все равно удаётся заметить, что уголки его губ предательски подняты. — Я вижу, как ты улыбаешься. Правда, прости меня, я не думал, что говорю. — В этом твоя проблема — ты не думаешь прежде, чем что-то сказать, — вздыхает Эмиль. Он отставляет полупустой стакан в сторону и поворачивается лицом к Диме. — И вообще, дурачина ты. Эмиль серьезно, слегка хмуря брови, смотрит в глаза Диме. Он опускает взгляд ниже, на губы, которые до безумия сильно хочется поцеловать, но Эмиль не может, он всё ещё обижен. Наверное. — Воу, ты все-таки заговорил со мной. Это можно считать за прощение? — Дима усмехается, но Эмиль отрицательно дергает головой. — Ну Эмиль. — Масленников, отпусти меня. Мне вставать уже через три часа и на съемки ехать, а я ещё толком не спал, — Эмиль дёргается, но Дима держит его крепко, не давая уйти. — Пока не простишь, не отпущу, — произносит он, смотря на Иманова. Тот старается избегать его взгляда, смотря куда-то в сторону, потому Дима осторожно поднимает одну руку и приподнимает лицо Эмиля, заставляя посмотреть на себя. — Ну правда, я дурак, признаю. Прости меня. Эмиль недолго молчит, кусая внутреннюю сторону щеки, о чём-то думает и наконец выдыхает. — Хорошо, я тебя прощаю, мы наконец можем пойти спать? — Эмиль поднимает глаза цвета некрепкого кофе на Диму; тот улыбается, кивнув. — И вообще, я тоже должен извиниться перед тобой. Все же, мне не стоило так орать из-за какой-то кружки. — Не парься. Дима тихо смеётся, а затем подаётся вперёд и касается губами губ Эмиля — поцелуй выходит слишком невинным, почти детским; и только сейчас они оба понимают, как сильно по этому скучали. Эмиль переплетает их пальцы и уводит Диму в спальню, где наконец засыпает в его объятьях под мерно тарабанящий по стеклу дождь.