I lost everything

В жизни львов точкой невозврата обычного себя можно назвать довольно-таки многое. К примеру, битва двух Прайдов с большими потерями, гибель родственников, схождение с ума, нелюбовь, чёрная полоса длинной в несколько километров и… в общем можно перечислять ещё несколько минут. Жизнь Киары за один год стала содержать в себе все вышеперечисленные пять пунктов и ещё как минимум четыре несказанных. Не стоило доверять и влюбляться в первого попавшегося льва. Нельзя было впускать его в своё сердце. Нельзя было отправлять одного на прогулку с отцом, со смертью (убийством, если быть точнее) которого и началась чёрная полоса в её жизни. Из-за чёртового зеленоглазового льва со шрамом (копия Шрама, теперь Киара это видела) началась битва, скорее жестокая война. Она сбежала, как трусиха, потому и не увидела, как одна за другой гибли львицы её Прайда, как её матери пришлось с позором отступить к Аутленду, дабы спасти хотя бы малую часть своих львиц. Она не видела всей этой мясорубки, но во время зловещих рассказов (шептаний на ухо со злорадной ухмылкой) львиц нового короля Прайдленда она как будто сама наблюдала со стороны за битвой. Из-за Кову погиб её отец, затем погибли её друзья, бабушка Сараби и ещё кучка обычных львиц. А самое главное: из-за него погибла часть Киары. Её не любили абсолютно все львицы, брезгливо фыркая и ненавистно смотря в её сторону, каждая считая, что в тот момент на (принудительной) свадьбе-коронации должна была стоять подле короля Кову не Киара, только не дочь того льва, которого они все вместе презирали с самого его возвращения на трон. С рождением её детей нелюбовь увеличилась, потому что сыновья даже мамой своей её не называли. Киара же несильно обращала на это внимание, Кову хотел получить от неё только наследников, теперь она может побыть в одиночестве ещё некоторое время, если, конечно, её «любимый супруг» не захочет завести ещё одного наследника (или уже наследницу). Она ненавидела Кову всеми фибрами своей души, как и всю его прогнившую чёрной злобой семейку, и каждую ночь грезила во снах как она со всей накопившейся ненавистью вонзает острые когти прямо в его тело, раздирая на части точно так же, как Зира рвала тело её отца после того, как выдернула его уже бездыханное тело из-под обвала брёвен. Но кто Киара? Она совершенно одинокая львица среди чужих (читай: будто белая ворона среди привычно чёрных), у неё нет здесь ни одной подруги, а не убили её ещё просто потому, что она жена Кову и мать его наследников. Она никто. Поэтому сходить с ума придётся в одиночку. И именно эта мысль стала резким контрастом между реальностью и её внутренним миром. Поняла она, что рассудок начал её подводить, не тогда, когда стала вслух шепотом говорить не понятно кому о своих чувствах и мыслях, не тогда, когда покойный отец стал отвечать ей, и не тогда, когда она стала видеть его силуэт перед собой. А тогда, когда, гуляя на границе Прайда, она встретила Кайона. Но и тогда она особо это не поняла; безумно обрадовалась, увидев любимого братца. А потом во время второй прогулки на неё и сыновей напал Нука, и Киара точно видела, как Кайон на него набросился и крикнул им «Бегите!», но когда они убежали его уже не было видно, ни Кэмбоджа, ни Асо не сказали и словечка о Кайоне и даже удивились, когда о нём сказала мать.  — Какой ещё, к чёрту, Кайон? Это ты напала на Нуку и мы сбежали, совсем с ума сошла? Жизнь ушла из-под лап. Точка невозврата — это то, что она ещё жива. Точка невозврата — это бесконечное давление со стороны подданных. Точка невозврата — это кладбище, на котором вскоре появятся новые могилы. Точка невозврата — это Кову, зелёные глаза которого она могла назвать своей бедой всего прошедшего года, будущих лет и прямо сейчас, когда он стоит прямо перед ней и разглагольствует о том, чем может закончится её четырёхдневное неприкасание к еде. Так и хотелось дать ему хотя бы пощёчину. Так и хотелось накричать на него и послать к самой Шетани. Так и хотелось прямо сейчас выколоть ему хотя бы один глаз и расцарапать морду. Но ведь Киара не могла этого сделать так легко и просто, потому она просто сидела и слушала, ожидая своего конца.  — Слушай, — начал Кову беспристрастно, — если ты хочешь уморить себя голодом и поскорее отправиться на тот свет к своему дорогому папаше, то пойми, наконец, что я тебя силой заставлю нач…  — Уйди, Кову, — смело перебила его Киара. — Просто уйди. Оставь меня одну.  — Милая, — улыбнулся лев, — я прекрасно понимаю, что тебе даже спустя год больно от того, что ты потеряла отца, но…  — Я потеряла всё, — она подняла свои карие глаза на мужа, который в миг к её лёгкому удивлению умолк. — Всё, что у меня было. Я одна, у меня никого нет. Ни мамы, ни папы, ни брата, ни друзей. Просто никого.  — Ки…  — И в этом виноват ты, и только ты! Ты лишил меня всего! Ты сделал это ещё тогда, когда впервые появился в моей жизни! Лучше бы отец убил тебя ещё тогда! Лучше бы он убил и Зиру! Лучше бы твои львицы, твоя мать или ты сам убил меня собственными лапами! Я бы тогда не страдала и не родила от тебя б-будущих тир-ранов! И… и… — она хотела развернутся и уйти сама, выкрикнув под конец сухое «пошёл ты к чёрту!», потому что только один взгляд этих зелёных глаз заставлял видеть изуродованную морду отца с вытекающими струйками крови из глазниц, но голос предательски начал срываться от подступающего к горлу кома, а Кову неожиданно притянул Киару к себе, сжимая в тёплых объятиях, в которых так нуждалась всё это время львица. Не выдержав, она заплакала, зарываясь мордой в темную гриву и отчаянно цепляясь за Кову. Это новая точка невозврата в её жизни. Но всё же… Кто знает, что её ждёт дальше? После чёрной полосы наступает белая, так ведь? Она будет надеяться на это. Всегда будет надеяться.