Пластырь на удачу

      Вообще, это, наверное, чудо было такое — ну, Ланга то есть. По-другому Реки и не знал, как объяснить, как человек с такими навыками и сноровкой пока что умудрялся собирать коллекцию синяков и ссадин, подстраиваясь к приёмам езды на скейте. Ну, или сам Реки был чудесно ужасным учителем, и от этой мысли становилось уже грустно, так что Реки тут же закидывал её глубоко в ворох остальных идей. Нет грустным мыслям, а то так всю жизнь прохандрить можно!       Ланге такой его настрой, наверное, не особо помогал, но по нему вообще сложно разгадать, о чём он думает. Вот уж у кого лицо без эмоций! Даже Реки было сначала сложно с ним, он-то привык говорить и показывать всё, что думает. А тут — ни одна мышца на лице не дёрнется, как так? Зато глаза у Ланги яркие, живые и очень красивые. Реки сначала об этом не думает, а потом Ланга наклоняется вместе с ним к статье в спортивном журнале, и Реки видит в них, таких необычных и светлых, любопытство и интерес. Словно вглубь морской воды пробился яркий луч солнца, вот. А ведь Реки ни разу не поэт, ни разу не романтик. Да он ни разу в жизни о красоте глаз другого парня и не думал вообще, а тут вот… Вот Ланга, в очередной раз шлёпнувшись на площадку, упрямо щурится и снова встаёт на доску. А вот ему даётся сложный разворот, и тогда в его глазах сияет настоящий восторг, яркий-яркий, что смотреть и немного больно, как на палящее солнце, но Реки не может оторвать взгляд, и Ланга, почувствовав его, поворачивается к нему с радостной улыбкой.       Реки ни разу в жизни не смущался от чужой улыбки, но с Лангой всё как-то случается в первый раз, всё случается так, как надо. Ланга ведь просто первый — ну, тот самый особенный друг, который такой же сумасшедший, как и ты, который поддержит любую твою идею и словам которого ты поверишь. А ещё он первый человек на его пути, который абсолютно не умеет справляться с пластырями и наклеит их как угодно, только не ровно и не на нужное место. Реки великодушно берёт эту борьбу на себя, аккуратно заклеивая каждую ссадину. В такие моменты они обычно молчат, такая усталая тишина, в ней почти слышно, как гудят натрудившиеся за сегодня мышцы. В такие моменты они сидят довольно близко друг к другу, и Реки не смотрит Ланге в лицо.       Просто Ланга в последнее время всё чаще ему улыбается. А ведь Реки его только кататься на скейте учит…       Ланга в этот раз снова ободрал ладонь, и Реки аккуратно заклеивает пластырем крупную ссадину на её тыльной стороне, а потом принимается за каждый палец, осторожно, аккуратно и медленно. Самому от себя странно в этот момент — он ведь такой, только когда мастерит что-нибудь со скейтом, а во всём остальном он взрывной и нетерпеливый. То ли уж Ланга тоже его кое-чему научил… Вдумчивости и серьёзности, да?       Нет-нет-нет, вот думать о нём прямо сейчас, держа его ладонь в своей, точно нельзя, Реки ведь себя знает, у него сразу всё смущение поползёт краской по лицу! Он неконтролируемо сжимает пальцы Ланги крепко-крепко, и тот ойкает от неожиданности.       И Реки сдаётся, поднимает взгляд. В глазах Ланги — тёплая тревога, и он неловко и тихо говорит:       — Прости, задумался… Может, тебя пластырями заранее обклеивать перед тренировкой? Ну, на удачу там…       Ланга молча кивает, и Реки теребит в пальцах последний пластырь. Его бы наклеить — и всё, оборвать это смущение на сегодня, но для этого надо снова наклониться к чужой ладони, не смотреть Ланге в лицо. Он себя заставить не может! Так и смотрит в светлые глаза, а лицо у самого сейчас, похоже, красное-красное. А Ланга смотрит тоже, ну… Тепло так смотрит, так и манит, хотя Реки сейчас от неловкости в угольки превратится! Они тянутся друг к другу синхронно — и оба одинаково ойкают, стукнувшись лбами. Реки жмурится, потирая ушибленное место — может, оно и к лучшему, так бы было… Короче, страшно подумать о том, что было бы, он дома всё прокрутит в своей гудящей голове, но не сейчас, нет-нет-нет.       — Что, на лоб тебе тоже пластырь клею? — ворчит он, пялясь на собственные ладони. Полоска пластыря в них уже никуда не годится, надо достать новую.       — Тоже на удачу? — шелестит теплом голос Ланги близко-близко, и Реки неловко пожимает плечами. Так хочется прокричать на весь свет, что он просто очень хочет найти повод сейчас взглянуть ему в глаза.       А потом Ланга прикасается губами к его лбу. Это… странно, наверное? Но так приятно, тепло и чутко, что Реки замирает и даже боится дышать, или вообще ляпнуть от смущения какую-то глупость. Ланга тоже молчит, греет дыханием кожу и утыкается носом в повязку на волосах, и Реки аккуратно ведёт пальцем по полоскам пластырей на его ладони. Вот бы так просидеть долго-долго.       Реки нервно облизывает губы. Вот вроде он ничего не боится, а тут… тут сказать всё равно что-то надо. Он поднимает голову, утыкается носом в чужой подбородок, потом тянется выше, прижимается к щеке Ланги своей и неловко шепчет ему в ухо:       — Я… тоже тебя поцеловать могу. На удачу могу. Ну или…       И Ланга, вдруг крепко его стискивая в объятиях, быстро утыкается лбом в его плечо. Уши у него красные и даже горячие — Реки чувствует это, осторожно гладя его по волосам.       Наверное, это тоже особая удача, что Ланга вдруг взял и появился в его жизни, правда?