Ха-ха, Принцесса, а почему тогда ты вообще об этом думаешь?
Ей безумно, безумно повезло! Веками будущие Императоры связывались в узы брака по расчету, без каких-либо чувств или, что хуже, с пренебрежением и даже ненавистью между супругами. Это обычная практика. Естественная для их кругов. Без выбора и права на него. Кто-то скажет: «Нет закона, чтобы правители обязательно имели законного партнера!». Ха-ха-ха. Нет-нет, друзья, это так не работает. Может в законах и не прописано, что Императоры должны быть в браке, но, право слово, это невозможно. Почему? Нас-лед-ни-ки. Императорский род не может быть прерван. А дети рождаются от двоих — иначе никак, не обессудьте. А дальше совсем смешно. Вы скажете: «Ну и идете под венец с возлюбленными!». Еще парочка «ха». Может в брак вступать кронпринцам и кронпринцессам необязательно (но это не так, как уже стало понятно), но если уж они решились на сей ответственный шаг, то и партнер должен быть если не под стать, то точно не намного ниже по социальному статусу. Еще три «ха». Маркиз или герцог как минимум, а лучше какой-нибудь зарубежный представитель правящей династии. Забавно, одним словом. Вот и Атанасия так думала, когда с раздражением поняла, что пора уже искать себе «подходящую» партию. Ох и завидовала она тогда отцу. Он мужчина, ему проще. Собрал гарем и наделал пару наследников, выбирай любого. Ей так нельзя — не в этом патриархальном мире. Женщины должны довольствоваться одним мужчиной, а не плодить бастардов. Чертово Средневековье. Но все неважно. Ведь ее партия хороша. — Лучшего и желать нельзя. Ей повезло. Повезлоповезлоповезло. Иджекил… Он действительно хороший. Замечательный. Фактически идеальный. Большего и хотеть грешно. И жизнь их будет такой же. Образцовой. Он не будет ее осуждать, не будет выпячивать свое превосходство, будет считать девушку равной, он будет джентльменом и в семейной жизни, помогая и поддерживая, относясь с трепетом и нежностью. Он не станет кричать и ехидничать, не будет насмехаться. И уж тем более не станет без предупреждения поднимать ее среди ночи, чтобы вытащить посмотреть вместе на падающие звезды или «слетать» в другую часть Материка на какой-нибудь фестиваль. Альфиус будет советоваться с ней — он никогда не придет постфактум и не скажет: «Там возникли проблемы, но не бери в голову, я уже все решил», не умолчит о них, не считая это чем-то, что требует и секунды ее времени. Он будет уважать ее, не переходя границы дозволенного. Он ни за что не усмехнется снисходительно и не скажет о ее глупости прямо, будет плутать в лабиринте риторики, чтобы не обидеть… Это будет прекрасная жизнь. Невыносимая идеальная жизнь, о которой мечтает большинство девочек.Да-да, Ати, это ведь именно то, о чем ты мечтаешь. Самой не смешно?
А еще они вряд ли будут спать в одной комнате. Они вряд ли будут решать проблемы совместно, ведь ее проблемы — они государственной важности, а Иджекил так и останется Альфиосом — заинтересованной стороной, принадлежащей конкретной фракции, он отстаивает свои интересы и беспристрастным быть не сможет. У их детей будут разные фамилии, ведь один из них станет наследником престола, а другой — герцогом. Киль никогда не захочет сбежать на время из дворца, бросить все дела, чтобы в одежде простолюдина разгуливать по улицам и поедать дешевые сладости. Он не станет ее отвлекать от работы со словами «мне скучно, поговори со мной», а, увидев темные круги под глазами, не отберет перо и не усадит отдохнуть, обвиняя при этом во вселенской тупости и скрытых попытках самоубийства. Она ни за что не услышит из его уст сквернословия или едких характеристик окружающих людей, смешащих ее до колик в животе и слез. Они не будут лежать на сырой от росы траве, смотря в небо, и молчать, или сидеть на крыше, наблюдая за рассветом. Ати стояла на балконе, не замечая, что вместо улыбки ее губы искажены в усмешке, а глаза горят не радостью — в них плескается боль и отчаяние. Она не плакала, нет. Это ее выбор и ее ответственность — ни к чему лить слезы. Вот только горечь не исчезла. А ведь даже на этом балконе с Иджекилем она стоять не сможет. Он — не часть ее привычки. Она будет счастлива. Так говорят все вокруг. Даже самые близкие. Даже Лили, даже Феликс. И только папа смотрит с едва заметной грустью и даже пониманием. Ведь в свое время именно из-за этого проклятого закона он не смог жениться на Диане — любимой женщине, ее матери. Почему они не видят страх в ее глазах?Не бойся, Атанасия, твоя жизнь не заканчивается. Так бывает. Мечты сбываются не всегда.
Иджекил любит тебя. Уже давно. И он всегда простит тебя. И за нелюбовь. И за страх. И за разные комнаты, в которых вы будете спать. И даже за то, что завтра, в вашу брачную ночь он не станет твоим первым мужчиной.Видишь, все не так плохо.
Иджекил простит. Она знает. А вот он ее точно простить не сможет. «Хватит, Ати. Прекрати это», — говорит принцесса себе из раза в раз, но мысли ее не слушаются. Они возникают из глубины, острые как клинки святых рыцарей и жгучие как кислота. Они заставляют вспоминать… То, о чем не нужно помнить. Это прошлое. И оно ушло. Ему не место на чистом листе новой главы. Солнце начало подниматься из горизонта. Небольшая полоса света вдали, облака в розовом цвете, туман — в золотом. Красиво. А Звезды все еще одни. Они сверкают наверху, не спешат уступать место на небосклоне. Как и ночная тьма. Они просто не хотят быть одинокими. Атанасия все понимает. Правда. Иджекил — он же идеальный вариант. Как представитель аристократии, он будет сдерживать знать от попыток перетянуть власть, когда корона опуститься на ее голову. Она не папа, она еще не заслужила безоговорочного авторитета. Ее не боятся. Да и путь насилия и подчинения — не ее. Пока Атанасия — пусть и талантливая Принцесса, но все еще красивая статуэтка рядом с Императором. Ей нужна подстраховка. Альфиос готов ей стать. Простой политический расчет. Логичный ход во взрослой игре. Ати взрослая. Она должна поступать так, как следует. «Как хочется» — это путь обычных людей, не с топазами в глазах.Топазы? Пф! Как банально, Принцесса! Мне твои глаза всегда напоминали небо. Яркое, аквамариновое. Треснутое.
Верно. Она — треснутая. От боли и тяжести ответственности, от страха и несбывшейся надежды. Главное — не сломаться окончательно, ведь трещины — еще не осколки. Атанасия — Кронпринцесса. Кронпринцесса — это не просто титул. Она практически мать их Империи. И как любая мать, она желает счастье в первую очередь детям. А матери и их счастья достаточно. Она будет… счастливой? — Ха… — на выдохе усмехнулась девушка. Ладони сжимали перила крепко, до побеления костяшек, руки тряслись (от холода, от чего же еще?). Она согнулась, волосы практически доставали до мраморного пола. — Ха…ха. Смешно до слез. Счастье?! О каком счастье речь, когда ее чуть ли не выворачивает от боли? Белое платье и блистательное будущее — это все прекрасно, но ложь. Простой фарс, пустой сосуд, который никто не собирается наполнять. А ей бы сейчас обезболивающего… Лишь бы душа не рвалась на части, только бы трещины не разрастались. Она буквально слышит этот треск… Ничего. Со временем все пойдет. — До свадьбы заживет, да? — горько прошептала Атанасия, грустно улыбнувшись. Никогда эта фраза не казалась настолько лживой, как в эту секунду. Кто ее вообще придумал? Явно тот, кто стоял под венцом с самым дорогим и важным человеком, любовь которого излечивала все недуги. Не ее случай. Когда-нибудь ей станет легче. Когда-нибудь трещины запылятся, а раны затянутся твердой коркой шрамов. Когда-нибудь дышать станет проще, а жизнь перестанет сиять ледяным светом далеких звезд, величественных и одиноких. Когда-нибудь… Не сейчас. — Прости меня. Прости. Простипростипрости… — вдруг прошептала Атанасия, склонившись еще ниже. Ноги подкосились, и она рухнула на колени. Водопад волос скрыл ее лицо от мира. К черту. Ати пыталась. Правда пыталась убедить себя, что все это к лучшему. Но правда в том, что сегодня, под красивой подвенечной аркой она навсегда потеряет надежду на действительно счастливую семейную жизнь. Не нужен ей идеал. Ее любовь не идеальна. Ее любимый человек не идеален. Идеал — это фальшивка. Ей не нужно лжи. Ее любовь ехидная, самоуверенная и наглая. Она считает себя выше остальных, и это не такое уж и преувеличение. Она безумно могущественная, настолько, что большинство даже предположить не может. Она непредсказуемая, и поэтому такая интересная. Ей не знакомы понятия «личное пространство» и «тактичность». Ее любовь прекрасна в своем несовершенстве. Это не мутный янтарь. Это сверкающий кровавым светом рубин. Завораживающий и немного пугающий. — Прости меня, Лукас, прошу. И как получилось, что она полюбила этого наглого колдуна? Когда? Когда он успел проникнуть так глубоко? Почему он? Лукас ведь нахальный бесцеремонный маг с суперзавышенной самооценкой и эго величиной с казну Империи! Совсем не джентльмен. Они с Иджекилем как земля и небо, день и ночь, вода и пламя, как чертовы Инь и Ян. У Альфиоса авторитет и звучная фамилия. У Лукаса фамилии и авторитета в аристократии нет — зато силы и опыта хоть отбавляй. Он сведущ в политических играх, ему не чужда экономика. Да и прекрасно знаком он с этикетом, просто не видит смысла его соблюдать — мнение окружающих для Лукаса не более пыли под ногами. С Килем она в безопасности. С Лукасом такие понятия не нужны, опасности просто быть не может. Ни тогда, когда мужчина одним щелчком может стереть полстраны со страниц мироздания. Ати не нужен идеал. Она хочет счастья. Но… Фамилия здесь решает все. Или перечеркивает, это уж как посмотреть. Маг Черной Башни и Герцог… Ответ для окружающих очевиден и смертелен для Принцессы. Киль простит. Лукас — никогда. Он уйдет, она знает это. Не будет бессонных ночей и еще одного человека на балконе. Не будет встреченных рассветов и историй о прошлом. Не будет крепких объятий и всегда разных поцелуев. Не будет очаровательных детей со рубинами вместо глаз или темными волосами… Ведь род Лукаса не менее древен, чем ее, просто уже лет как двести считается исчезнувшим. Их уже не будет.Будет идеальная жизнь.
— Атанасия? От неожиданности девушка вздрогнула и резко повернула голову назад, в сторону комнаты, удивленно приподняв светлые брови. — Папа? Что ты тут де?.. — она осеклась, взглянув в пронзительно голубые глаза отца. Тихая грусть там перестала быть тихой. Она бушевала, подобно шторму. Необузданному, темному и смертоносному. И вдруг там, среди этого голубого хауса, сверкнул маяком огонь решимости. Черты лица ожесточились, а губы мужчина плотно сомкнул. — Поднимайся, — спокойно приказал Клод и, не дожидаясь реакции Атанасии, развернулся, быстрым шагом войдя обратно в тепло комнаты. Девушка непонимающе моргнула, не до конца осознавая происходящее. Мысли текли вяло, паззлы событий не хотели складываться в цельную картину реальности, а боль и тоска, горьким привкусом осевших на кончике языка, в уголках глаз и просторах души, не способствовали быстроте реакции. И все же она встала, бесцельно отряхнув юбку сорочки, и торопливо последовала за папой. Зачем он пришел? Ведь еще не время для… свадьбы. Сейчас и пяти утра не было. А других причин Ати упорно не видела. — Одень что-нибудь потеплее и пойдем за мной. Клод говорил ровно, хотя весь его вид показывал, что происходящее ему не нравится. Он напряжен и зол, это видно. Ати не понимала, что стало причиной такого поведения. Она вообще мало что понимала сейчас. — Куда? — осторожно спросила девушка, но взгляд с застывшем в нем приказом как обычно заставил ее замолчать, и она быстро проскользнула в гардеробную. «Что он задумал?» Этот вопрос не давал покоя. Он крутился в голове, когда Атанасия натягивала простое платье без корсета и десятка подъюбников. Что-то более изящное она даже при желании надеть не смогла — чисто физически. Да и зачем? Прогуляться по ночному саду можно и в простой одежде. Отцу все равно на это, а если все равно ему — все равно и всей Империи. Чуть задержав взгляд в зеркале, где отражалась уставшая красивая леди с красными глазами и потухшим взглядом в них, с синяками и надкусанной губой, Ати лишь усмехнулась. «Да уж, такой видок скрыть еще постараться надо. Даже жаль горничных, неплохая задачка перед свадьбой». Девушка шагнула в комнату, тяжело вздохнув, стоило в голове пронести слову «свадьба». Папе она верила, но странно все это. Клод окинул дочь взглядом и кивнул, призывающе подставив локоть. Принцесса не думала и секунды. А ведь были времена, когда даже покоситься в его сторону было страшно, а ледяной взгляд переворачивал все органы. Тогда жизнь была бесконечной чередой из пугающих до ужаса встреч с папой и коротких передышек между ними. Сейчас даже смешно вспоминать, какими они были раньше. Они шли по коридорам беззвучно. Путь освещала только луна, чей свет лился из больших окон. Изумрудный дворец спал в ожидании тождества, ему не терпелось окунуться в праздничную суету, а потом навсегда проводить Принцессу. С грустью, но радостью. После свадьбы она переселится в Гранатовый дворец к отцу и полностью погрузиться в подготовку к управлению Обелией. Они свернули к выходу, из которого ближе всего пройти к ее розовому саду. — Пап, зачем мы туда идем? — тихо спросила Ати, боясь нарушить то спокойное уединение, что царило между ними. — А я не могу прогуляться со своей дочерью? — В пять часов утра? Клод тихо хмыкнул и увлек ее в объятья улицы. В платье было не так прохладно, как в сорочке, или просто на улице стало теплеть, но ветер больше не вызывал мурашек, он ласкал девушку, утешал ее, гладил по волосам. Атанасия вздохнула полной грудью, прикрыв глаза и отдаваясь ощущениям. Мир был так прекрасен, и он не перестанет быть таковым и завтра, и через годы. Меняется только восприятие человеком. Перестанет ли она видеть красоту в запахе роз, в мокрой от росы траве, в прохладном ветерке и звездном небе? — Атанасия, чего ты хочешь? Как видишь свое будущее? Вопрос заставил ее вздрогнуть. Она озадаченно посмотрела на отца. Немного подумав, принцесса ответила: — В роли достойной Императрицы вознести славу Обелии еще выше, чем сейчас. Она любит свою страну, любит свой народ. Эта цель куда важнее, чем личное счастье, чем эгоистичные желания. Завтрашняя церемония тому доказательство. Клод нахмурился и покачал головой: — Неплохо, но это будущее наследной Принцессы, а я говорю про твое. — Но я и есть наследная Принцесса, папочка. Ати не отступала. Зачем бередить раны? Зачем царапать и так поцарапанную душу? Чем быстрее она смирится со своей ролью в этой жизни, тем проще будет. Надежда — это как анестезия. Она облегчает боль, но не способна вылечить ее причину. Атанасия де Обелия. Принцесса. Это один человек с одной судьбой. И нечего пытаться их разделить. — Это важно, — проговорил Император серьезно и непреклонно. Таким тоном он отдает приказы или разговаривает с аристократией. Такой тон требует подчинения, даже если в словах на это не было и намека. Так говорят люди, уже привыкшие ко власти, ставшие ею. Будет ли Ати говорить также когда-то? Без усилий, без наигранности, без волнения. Так, словно говорила так всегда. Наверное, только не сразу. Через пару… десятков лет? Девушка покачала головой и почувствовала взгляд отца. — Жизнь с любимым человеком и счастливую семью. Она все-таки это сказала. На выдохе, отрывисто, неуверенно. В груди стало тяжело-тяжело, легкие окаменели, в горле встал ком. Сказать свои истинные желание иногда куда сложнее, чем кажется. Сказать, значит, признаться, а признать, что она — будущая Императрица — ставит себя выше своей страны, трудно… для самой себя, в первую очередь. Лучше бы молчала, лучше бы продолжала убеждать себя, что все будет хорошо. А теперь остается только глотать слезы, прекрасно зная, что хорошо никогда уже не будет. — И любимый человек — это не мальчишка Альфиус. Клод не спрашивал, он утверждал. Атанасия вся сжалась. Она не хотела продолжать этот разговор, не хотела показывать отцу свои настоящие переживания.Вот только она все никак не могла осознать, что именно Клод понимает ее, как никто другой.
Император тяжело вздохнул, на что Ати чуть вздрогнула, и устало произнес: — Лучше бы в свое время я не послушал Феликса и выгнал этого наглого мага сразу же. Было бы лучше, если бы с Лукасом Принцесса никогда не сблизилась? Она бы не терзалась сейчас болью и тоской, все было бы проще. Вот только «сейчас» бы не было, как и ее, скорее всего. Слишком много этот «наглый маг» сделал для императорской семьи, слишком сильно помогал все эти годы, чтобы хоть на мгновение предположить, что было бы лучше без него. Как бы Атанасия не старалась сдержаться, одна дорожка слез все-таки скользнула по щеке, и она сразу отвернулась, делая вид, что смотрит на прекрасный сад. А он действительно был прекрасен, ведь миллионы капель росы на нежных бутонах уже начали отражать первые солнечные лучи, подобно алмазам. — Атанасия, ты — моя дочь. И я хочу тебе только счастья. Девушка немного дернулась, но тут же взяла себя в руки, поворачиваясь к отцу. Прекрасные слова, правда. Только вот режут они, как самый острый клинок. — И если для счастья тебе нужен этот мальчишка, то я готов это стерпеть. — А?.. — удивленно переспросила Принцесса, но Клод замолчал, увлекая ее в лабиринт. За годы он разросся, теперь видеть поверх стен Ати уже не могла. Отец вел ее к центру, где стояла прекрасная беседка. — Пап, зачем мы?.. Император цыкнул, и девушка замолчала, все еще прокручивая в голове последнюю фразу. Что же он имел ввиду? Проход в центр лабиринта был узким, поэтому Клод пошел первым, загораживая Принцессе весь обзор. Да и не смотрела она по сторонам, уйдя в размышления. — Ваше Величество, что за нужда встречаться в такой час, да еще и тут? Голос нахальный, интонации непочтительные, в словах неповиновение. Только один человек мог себе позволить говорить с Императором таким образом. Казалось, мир застыл в эту секунду, застыло и сердце Атанасии. Из головы исчезли все мысли, и она подняла взгляд. Спина отца не давала увидеть, что там впереди, да только спутать было невозможно. Дрожь прошлась по всему телу, губы затряслись. Больно. — Я бы закинул тебя в камеру за излишек наглости, — угрожающе прогрохотал Клод, — но не сегодня. — Вот так счастье, — с сарказмом ответил Лукас, чье настроение звучало в каждом мрачном звуке, — действительно, не будем портить нашей дражайшей Принцессе праздник. Он еще не заметил ее, возможно, даже не смотрел в эту сторону, а Атанасия ловила каждое его слово, зажмурившись. Зачем же папа устроил это? Такая пытка — это слишком. Хотелось кричать, но… побыть рядом с магом хотелось еще больше. Люди не знают полумер, либо все, либо ничего. Она могла бы не встретиться с ним, но коль встретилась — отпускать больше не хотелось. — Ну так что, по какой причине, Ваше Величество, я сейчас стою здесь, а не собираю вещи и не покидаю эти края? Хотите сказать напутственное слово? Не стоит, я и без ваших проклятий вас покину и сюда не вернусь, не беспокойтесь об этом. И не нужно скучать, я уж точно не буду. — Ты!.. — Клод задохнулся от гнева, но почувствовал, как сзади за ткань его схватила маленькая ладонь дочери, стиснув зубы, попытался успокоится и выдохнул. — Атанасия, выходи. Принцесса вздрогнула, стоило услышать свое имя, и поняла, что скрываться больше смысла нет, да и глупо. Собрав всю волю в кулак, она шагнула из-за спины отца и сразу поймала взгляд рубиновых глаз. Ярких-ярких, удивленных не меньше ее самой, прекрасных и родных. Они прошлись по ней с ног до головы, пытались убедиться, что с ней все хорошо. Да только волосы растрепаны, лицо заплакано, а вокруг треснутого неба красные молнии лопнувших капилляров. И в этих рубиновых глазах поселилась боль и растерянность. Мир ненадолго погрузился в тишину, только ветер шумел листьями розалия да сверчки заливались трелью. Молчала Ати, молчали и мужчины. И каждый думал о своем. Тишину разбил Клод: — Можешь катиться, куда захочешь, только забери ее с собой. — Что?.. — Чего? Оба уставились на него удивленно и непонимающе. Лукас чуть наклонил голову, каскад черных, как самая глубокая ночь, волос скользнул ему на плече, а в алом море сверкнул интерес. — А как же ваши идиотские законы? — ухмыльнулся он. Атанасия забыла, как дышать. Она просто смотрела на двух главных мужчин своей жизни, не понимая, что происходит.Пора бы понять, Принцесса. Не пропусти улыбку удачи.
— Законы можно и переписать, — хмыкнул Клод, — давно надо было это сделать. — Хватит делать вид, что меня тут нет! — Ати недовольно скрестила руки на груди. — Папочка, скажи прямо, пожалуйста. Потому что она не хочет кинуться в объятья надежды, а потом осознать, что летит в пропасть. Нельзя разбиваться вновь и вновь, кусочки теряются, и цельным обратно себя уже не собрать. — Ты моя дочь, Атанасия. Что плохого в желании сделать свою дочь счастливой? Не перебивай, — он строго посмотрел в глаза девушки, — дай мне закончить. Я любил Диану, действительно любил. Настолько, что после ее смерти не смог справится с потерей и обратился к темной магии. Я не хочу тебе подобного будущего, в постоянных думах «что, если», в борьбе с собой и одиночестве. И если ради этого нужно переписать какой-то глупый брачный закон, я это сделаю. Если нужно разорвать помолвку с ближайшими союзниками, я это сделаю. Если нужно заткнуть недовольных, я это сделаю. Если нужно смирится, что ты выбрала… это, я сделаю, с трудом, но сделаю. Я сделаю все, чтобы твое будущее даже на мгновение не было похоже на мое… Почему ты снова плачешь? Слезы текли сами, контролировать их не получалось. Атанасия замотала головой, закрыв лицо руками, не в силах сказать и слова. Могла бы сказать, что это излишне. Могла бы сказать, что поддержка аристократии важнее. Могла бы. Не хотела. Ее приобняли за плечи, потрепали по волосам и со смешком тихо произнесли: — Хватит слез, милая Принцесса, а то помимо твоего разбитого неба у нас будет моя разбитая душа. — Так что, Атанасия, ты будешь счастлива, если этот наглец будет с тобой на протяжении всей жизни? Два взгляда, требовательный топазовый и заинтересовано-уверенный рубиновый впились в нее, но не колко, нежно, приятно. Привычно. — Да, — тихо, сквозь слезы всхлипнула она и оторвала руки от лица. — Я. буду!.. Клод кивнул, а Лукас рядом тихо рассмеялся и неожиданно подхватил Принцессу, взвизгнувшую от резкой перемены положения, закружив. — Лукас, опусти меня! — крикнула она, но смех рвался наружу, и девушка не стала противится, бросаясь в счастье с головой. — Ну пожалуйста!.. Маг внезапно послушался, поставил Атанасию на землю и наклонился к ней, стирая с ее щек дорожки недавних слез и сказав: — Принцесса, кажется нам улыбнулась удача.Улыбнулась широко-широко. Принцесса никогда еще не видела такой прекрасной улыбки.
— Давай улыбнемся ей в ответ? — радостно предложила Ати, сверкая глазами. — Хорошо, только пусть немного подождет, — ухмыльнулся он. — Почему эт… Договорить она не успела. Лукас поцеловал ее, одним действием выражая все чувства, что терзали его это время, и Атанасия ответила не с меньшей пылкостью, совершенно позабыв, что за всем этим наблюдает отец. Оторвавшись друг от друга, они улыбнулись.И удача увидела две самые счастливые улыбки за целую вечность…