Чувствуй

– Антон Андреевич, здравствуйте. Это Сухарева Юля, ваш секретарь. Сухой, под стать фамилии, голос ударил по слуху Антона, так привыкшего к тишине пустых комнат огромной квартиры. – Так, давай быстро и по делу. Он откинулся на стуле, принимаясь массировать глаза, болевшие от рябивших буковок на мониторе компьютера. – Вы просили найти вам домработника, я нашла. Предупреждаю, что мы поднимаемся к вам. – Ясно. Но в трубке уже слышны гудки и Антон порой поражался этой женщине: в таких моментах ему казалось что это он девчушка на побегушках, а не она. Из тщетных попыток сосредоточиться Антона вырывает противный звонок в дверь и треники как-то совсем угрюмо отсвечивают протертой задницей и вытянутыми коленками в зеркале у входной двери. Мда, видок быдло-альфы из ближайшей подворотни не спасал даже накинутый в спешке пиджак. Секретарша настойчиво трезвонила, не отпуская кнопку. В таком непрезентабельном виде появляться перед омегой было даже как-то стыдно, а когда Антон открыл дверь стыдно стало вдвойне. Все-таки, омег за дверью стояло двое. Ошеломлённый и смущённый Антон запускает их в квартиру, распихивая обувь по бокам от коврика, чтобы было где встать. Шкафчик для обуви у него существовал, но был где-то вне взгляда Антона, привыкшего к бардаку в своей старой квартире в Воронеже. Новый гость с точно таким же лицом, как и у Антона, встретился с ним взглядом, и единственное, что оба могли прочесть в чужих глазах – никто из них не ожидал этой встречи. Секретарша же, совершенно по свойски и бесцеремонно процокала в огромный зал, скептично оглядела самый настоящий альфачий бардак и недовольно вздохнула. – Арсений, не стесняйтесь, Антон Андреевич не кусается. Арсений отмер, стыдливо опустил глаза, нервно захлопав ресницами. В глаза Антону бросилась его обувь - потрепанные жизнью конверсы, кажется, были стираны не один десяток раз. Это и вся ситуация в целом заставляла задуматься о том, насколько изменилось материальное благополучие этого омеги. Знакомого, узнаваемого, разве что, возмужавшего и сильно похудевшего. Оценку в чужом взгляде Антон заметил тоже, как и лёгкую, еле заметную улыбку брошенную в сторону его спортивок. Во время проведения Юлей инструктажа по поводу поведения в квартире Шастуна, сам хозяин берлоги мялся в проёме, не зная, стоит ли предложить чай, но все же остановился на холодном игнорировании и ушел в кабинет, кусая губы изнутри в приступах таких ненужных сейчас воспоминаний из прошлого. Спустя десять минут в квартире стало тихо. Арсений остался наедине с собой. Не при таких обстоятельствах он хотел встретиться с этим человеком, не при таких. Грустно хмыкнув своим мыслям, Арсений робко коснулся чужих вещей, складывая их в стопку на краю дивана, боясь сделать лишний вдох и разорвать эту тугую тишину. Запах альф никогда не действовал на него как то возбуждающе и вообще не вызывал никаких чувств, но этот запах вызывал больную ностальгию из прошлого, обидные слова и действия, язвительно то́чащие его убитое в хлам сердце. Приоткрывая дверцу (пустого как оказалось) холодильника, Арсений ощутил себя ребенком, пробирающимся за сладким мимо спящих родителей. Чужой голос за спиной заставил подпрыгнуть на месте и захлопнуть дверь холодильника так, что соусы в стеклянных банках столетней давности характерно застучали. Внутри у Арсения похолодело все, включая за́мершее сердце и подрагивающие пальцы. – Я должен был предложить тебе чай? – Да нет... Арсений не решался поднять глаза на Антона, предпочитая ковырять засохшую кровь заусенец на пальцах. – Ммм... Ты что то... искал?... – Да нет, я... просто осматривался. На губах Арсения пролегла нервная улыбка, он совершенно не понимал как надо вести себя рядом с этим человеком. – Вы голодный? Арсений все же находится что спросить, так неосторожно и резко поднимая голову, встречаясь взглядом с таким же растерянным взглядом Антона. Тот же кидает взгляд на гору чашек из под кофе в раковине. – Не знаю? Желая поскорее исчезнуть из поля зрения мужчины, Арсений боком обходит его. Антон на автомате делает шаг в сторону, неотрывно следя за движениями омеги. – Арс- – Я в магазин! Почти панический возглас Арсения заставляет обоих вздрогнуть. Антон за закрытой дверью даже физически ощутил как мужчина выдыхает, потому что сам только что понял, что почти не дышал все это время. *** Дни идут своим чередом. Арсений тихо приходит рано утром, готовит и так же тихо уходит, отправляя Антону лишь смски с просьбой поесть. Неловкость между ними так и копится, пока в один день Антон не ловит его с утра в коридоре перед уходом. Но Арсений ловко уворачивается как от касаний так и от вопросов. Неделю спустя Арсений не приходит в обычное время, чем заставляет Антона нервно глядеть на чужой контакт в телефоне, вместо документов. Звон ключей и поворот замка заставляют буквально подорваться к двери, но из комнаты он выходит максимально спокойным внешне, даже немного раздраженным. – Почему ты не пришел во время? Арсений теребит пакет в руке, протягивая его Антону и старательно смотря направо. – Я побоялся что не успею и решил приготовить дома... Прости, что опоздал. Антон берет пакет и Арсений испаряется из его квартиры, только брякнув ключами за дверью. Ему стало немного досадно, что он все ещё его избегает. Они познакомились в университете. Арсений учился на последнем пятом курсе, а Антон только только вступил в ряды зелёных первокурсников. Сказать что Антон влюбился с первого взгляда - не сказать ничего, потому что он влюбился с первого вздоха рядом, с первого прикосновения к приятной теплой коже. Не зная каким образом можно было привлечь внимание столь обаятельного омеги, Антон заставлял себя хотя бы не краснеть на столько сильно, находясь рядом. Получалось мягко говоря не очень, потому что парень буквально сливался с цветом своего красного свитера. На первых встречах мимолетом его друзья буквально откачивали его от ступора. Потом все завертелось в учебном процессе, встречи даже в коридорах иссякли. А потом произошло то, из-за чего Антон ненавидел себя до сих пор. Это была официальная новогодняя дискотека в университете, в последний учебный день этого года. Естественно весь алкоголь оставался вне учебного заведения, но потрястись в толпе не отказался никто. Антон тогда вышел через черный ход покурить, да только подавился первой же затяжкой. В сугробе за дверью лежал Арсений, снег вокруг него кое где был красным. Самый настоящий грудной надрывный кашель вывел Антона из ступора. Он снял с себя куртку, прикрыв чужое тело и понимая с холода хотя бы в сидячее положение. Короткое каре пушистых каштановых волос налипло на размазанную по всему лицу кровь. Омегу трясло то ли от холода, то ли от пережитого и Антон, надев на него свою куртку полностью, взял под руку, поднимая на ноги. От парня не пахло ни алкоголем, ни чужим запахом, значит обошлось все только дракой. Обхватив свободной рукой чужую талию, Антон поволок Арсения в общежитие. Омежья общага была отдельно от Альфачьей, в соседнем здании, но Антон уверенно вел его в свою комнату, потому как сам Арсений был не в состоянии не то что говорить, но и мыслить кажется тоже. Существовал где-то вне этого мира и ситуации в целом. Вахтерша недовольно зыркнула на них, начиная бухтеть что-то про молодое пьянствующее поколение. На чужую кровать Арсений опустился с болезненным стоном, хватаясь за ребра. Голова гудела, словно шумящий старый телевизор. С вялыми протестами он дал снять с себя мокрую кровавую рубашку и провалился в пустоту, откидываясь на стену головой. Антон все так же молча осмотрел чужое тело на видимые повреждения и отметил расцветающие гематомы на солнечном сплетении и по животу ниже. На спине видимо они тоже были. Смочив салфетки прохладной водой, Антон принялся стирать с лица Арсения кровь, не совсем сразу замечая пристальный уставший взгляд голубых глаз. – Спасибо... Тихо прошептали разбитые в кровь губы и Антон, чуть-чуть подзависнув на них, ушел за ватой. Аккуратно вставив ватные пробки в чужой разбитый нос, Антон помог завернуться Арсению в одеяло и сел напротив. – Я бы снял с тебя и штаны, но не думаю, что ты расценил бы это как помощь. По комнате рассыпался чужой тихий смех и Арсений, убирая спавшие на лицо пряди за ухо, осторожно кивнул головой. Внутри черепной коробки все ещё гудел улей боли. Антону впервые рядом с этим человеком стало чуть свободнее, но румянец все равно присутствовал, как и открытые чужие ключицы, родинки по коже... – Ты пялишься. Антон нервно отвёл взгляд в сторону, ловя ухом хриплые смешки́ собеседника, а потом и кашель. – Долго ты лежал там... в снегу? Антон замялся, не зная как мягче спросить о произошедшем. – Не знаю, может минут двадцать-тридцать, я почти отключился. – А что случилось? Арсений закусил разбитую губу, тут же поморщившись от боли. Побитые участки лица горели огнем. – Ему не понравилось то, что я отказался с ним спать сегодня. – Это был твой парень? – Нет, мой бывший... лучший друг. Арсений глядел в окно, рассматривая сгущающуюся темноту. Болело не только тело. Антон предложил ему чаю, они разговорились, Арсений наконец узнал как зовут своего спасителя, на что тот наигранно надулся. Но вскоре по комнате разнёсся смех и шутки. Атмосфера была приятной, пока они не взглянули на часы. Поздно возвращаться в общежитие было нельзя, а время уже близилось к тому, чтобы получить выговор. – Рубашка уже наверное высохла. – Она вся в крови, я дам тебе свою. Антон достал чистую худи, совсем не пялясь на чужое худое тело, совсем нет. Он заставил Арсения одеть свою куртку и нацепить оранжевый шарф, на дворе заканчивался декабрь как никак. – Тогда я отдам тебе вещи позже? Спасибо за то что... спас. Мм, да. Они неловко распрощались и обменялись номерами телефонов. Каникулы начинались прекрасно. Продолжились они тоже великолепно. Омега, спустя пару дней позвал его в кино и Антону даже стало стыдно, что вообще то кавалер тут он и звать на свидание ( ой нет! не свидание и много грустных скобочек лучшему другу в сообщениях ) должен он. Но они прекрасно провели время, встречаясь случайно на неделе то в библиотеке, то в ближайшем кафе. В предпоследний каникулярный день Антон обнаружил Арсения за дверью своей общажной комнаты с пакетом антоновских вещей в одной руке и бутылкой вина в другой. Каким образом он прошел с этим мимо вахтерши - оставалось загадкой. Арсений немного улыбнулся. – Мне не с кем погрустить, можно? Закивав головой как болванчик, Антон пропустил Арсения вперёд, впопыхах прибирая бардак в комнате. Разговор начался с глотка хорошего вина и тишины, потом с тихого голоса Арсения, умостившегося на кровати Антона с ногами. То, что его что то тревожило - было видно сразу. Кое как зажившая корочка на губе была сорвана, взгляд не задерживался на чем либо больше шести секунд. Антон считал, потому что оторвать взгляд от самого Арсения не мог. Само число шесть почему то ассоциировалось с Арсением, с его голубым цветом глаз, с шестью родинками на шее, со странным кулоном в виде чьего то клыка или зуба. Со всем Арсением. Почему - Антон искренне не мог понять. Может потому что само слово шесть было лёгким и мягким как сам омега. Сам парень пребывал в прострации, выскакивая из нее лишь когда взгляд омеги задерживался на нем больше шести секунд. Он слушал чужую историю о том, как два единственных друга ушли из его жизни за ручку под венец, слушал о том как Арсению стало одиноко. И... Антон честно не знал и не хотел знать что заставило его встать со стула и прижаться к чужим мягким губам со вкусом вина, пробежаться поцелуями по скуле до виска, а там за ухо на чувствительную шею. Что заставило его ловить чужие вздохи так похожие на мягкие стоны. Вино было забыто на прикроватной тумбочке как и одежда, приличия, какие то устои и принципы. Они просто существовали в этот момент. А выключив настольную лампу стали существовать только чужие глаза напротив. Медленность, плавность, осторожность, нежность. Лёгкие касания к обнаженной душе в интимном полумраке. Вздохи. Рваные выдохи. Тепло. Желание. Грусть и тоска по этому на утро. А пока ночь, мягкие стоны в подушку, родинки на чужом животе, острые ключицы и бледность кожи. Тонкие запястья и кольца на пальцах. Разбросанные теплые волосы на подушке. Арсений пах теми моментами, которые хочется навсегда сохранить в душе, закрыть в красивую коробочку и открывать тогда, когда на душе совсем пасмурно. Антон пах никотином и спокойствием, ситуациями в которых хотелось находиться вечность. Утро будит Антона прохладой по спине и теплом чужого тела в районе ключиц. На душе какое то невообразимое спокойствие. Дверь открывается, заставляя Антона вздрогнуть, от чего он закрывает омегу с головой одеялом, неосознанно прижимая ближе. В комнату заходит его друг Дима, тоже учившийся на два курса выше и встречается с немного ревностным и недовольным взглядом Антона. Чужое шебуршание Арсения рядом на кровати заставляет друга протянуть тихое понятливое "Ааа.." и тихо уйти из комнаты. Антон выдохнул и откинул одеяло так, что Арсений заметно поежился от прохлады. Мягкая улыбка легла на его лице, пока он, приподнимаясь на локте, убирал волосы с чужого лица за ухо. – Арсений... Омега нахмурился, уходя от света в подушку. – Арс... Он недовольно вздохнул и перевернулся на спину, все ещё не открывая глаз. Улыбка слетела с лица Антона как только он заметил на чужом плече её. Стало страшно от того, что он натворил. Арсений приоткрыв глаз, сонно уставился на него. – Я что, превратился в крокодила, почему ты так смотришь? Арсения начало напрягать такое моментальное изменение эмоций на лице альфы. Приподнявшись на локтях он положил руку на плечо, туда, куда смотрел Антон. – Что... нет... Арсений пораженно уставился на Антона, вскакивая с кровати и застывая у зеркала. Помимо большого количества алых пятен-засосов, на его плече красовалась самая настоящая метка. Метка от альфы. Арсений надломленно взвыл. – Что ты натворил?! Он резко обернулся к Антону. В его глазах собирались слезы, а по радужке метались злость и ненависть. Арсений начал дергано одеваться, сдерживая непрошенную влагу, пока Антон в панике сам одевался и пытался остановить его, поговорить. – Не хочу тебя видеть! Зло выплюнув эти слова, Арсений пулей вылетел из его комнаты. Антон дрожащими руками зарылся пальцами в волосы, скуля на себя ругательства. – Идиот... Сколько не старался после Антон выцепить Арсения в толпе учащихся - не мог. Однокурсники его не видели, учителя только говорили что он приносит материалы домашних работ, да только здесь он тоже не мог его поймать. Не хватало ему маховика времени как у Гермионы, может, тогда бы он караулил его у всех кабинетов. Спустя месяц и три дня Антон наконец ловит его у кабинета директора. – Арсений, Арсений послушай пожалуйста. Он держал его за локти, не давая возможности вырваться. – Пожалуйста, прости. Умоляю прости меня. Я не хотел... Он запинается, вмиг растеряв все слова, встретившись со злым взглядом шатена. – Ну давай, договоривай. Чего ты там не хотел? Жизнь мне ломать? – Давай ты мне тоже поставишь ее! И мы будем квиты!... – Ну уж нет. Арсений тяжело дышал, сдерживая порывы гнева и заглушая голос до шепота, хотя внутри все кричало. – Ты. Будешь жить теперь с этим. И будешь один мучаться с этим. Вот только мучался не только сам Антон. Арсений... скучал. По разговорам, по вздохам, прикосновениям, взглядам. Успел привязаться не на шутку к этому зеленоглазому недоразумению, которое сломало ему жизнь за одну ночь. Ненависть мешалась с желанием уткнуться в чужую шею, вздохнуть запах утреннего спокойствия и наконец расслабиться, забыться. Может, они бы стали парой. Вот только перед ним – юнец окончивший школу полгода назад. А сам Арсений... боялся того, что этот парень позабудет о нем при первой короткой юбке, прошедшей мимо. Потому, чтобы не привязываться, он развернулся и ушел. Больше Антон его в университете не видел. А вечером Арсений стоит в его огромной квартире снова, принеся ужин. Отчего он не оставался здесь - непонятно, но что-то Антона все-таки тревожило. Наверное то, насколько сильно Арсений не хотел показывать свою правую сторону лица. Он мягко ловит его за запястье, от чего омега резко поднимает голову, встречаясь с зелёными глазами напротив. В уголке губ расцветал синяк и кровавая корочка, а на бледной шее чернела чужая метка. Антон бы наверное даже подумал о том, что Арсений нашел себе пару, но зажившие пятна ещё одной метки, выглядывающей из-под футболки, заставляют Антона опешить. Это не его метка. Значит ещё один альфа был в близости с Арсением? Омега стоял молча, понурив голову. В голову Антона забираются ужасные мысли. – Только не говори что ты... Антон застывает от увиденного. Зацепив край черной футболки, он обнажает чужой торс на котором буквально нет живого места - кожа испещрена чужими метками и свежими засосами. – Ты работаешь в борделе?... Антон ошарашенно, с таким разочарованием и ужасом смотрит на Арсения, что тому становится противно от самого себя в который раз за всю эту жизнь. Он молча отдает пакет с едой Антону и уходит. Дома, в маленькой комнатушке подвала, он берет черный скотч и заклеивает им себе рот дрожащими руками. Первая слеза. Вторая. Этим же скотчем он, словно под гипнозом, обматывает подбородок, шею, затягивая потуже и сгибаясь пополам от рыданий. Он безмолвно плачет в этот такой одинаковый и похожий на остальные вечера. Плачет, пока не забивается нос и пока он не задыхается он нехватки воздуха. Уже не плачет тогда, когда, оставляя на коже мелкие порезы, срезает скотч ножницами и молчит. Молчит всю ночь. Молчит все утро, пока едет на свою работу. Зачем-то цепляет скотч на губы снова, перед входом в квартиру Антона. Молчит под пристальным взглядом. Раздевается и так же молча готовит, чувствуя спиной чужой взгляд. Молчит, но хочет кричать, когда Антон подходит ближе. Молчит, но хочет плакать, когда Антон обнимает его со спины, прижимая ближе, пока тот моет посуду. – Что бы ты ответил, спроси я тогда "ты меня любишь?". Арсений, выпутываясь из таких теплых объятий, вытирает руки об полотенце и, застыв, разрешает Антону снять с себя скотч. – А что бы ответил на этот вопрос ты сейчас? – Все ещё да. На кухне виснет молчание. Антон, выбросив скотч в мусорку, ведёт кончиками пальцев по чужой скуле вниз к исцарапанной ножницами шее. Арсений позволяет себе заплакать, когда его разбитых губ касаются чужие. Но дальше Антон не заходит. Лишь поцелуи, медленные, словно прощающие и извиняющиеся. – Тебе противно... Шепчет Арсений в перерывах между, пока щеки обжигает стремительно остывающей влагой. Антон на этот вопрос не отвечает, лишь аккуратно стирает большими пальцами чужие слезы. – Уверен, на то была причина. И Арсения прорывает. Он всхлипывает и зажимает рот рукой, дёргается к сумке, к спасительному скотчу, но его крепко держат, прижимая к кухонной тумбе сильными руками. Наверное, впервые за все эти годы Арсений плачет перед кем-то и не может остановиться, потому что перед Антоном не страшно. Перед Антоном хочется показать всего себя и Арсений не знает для чего именно: для того чтобы оттолкнуть его от своей гнили или наоборот, притянуть ближе, комкая белую рубашку. Антон, приобнимая Арсения и уткнувшись носом в пушистые обстриженные волосы, слушал прерывистые всхлипы и скомканный рассказ. – Я хотел ей помочь, я ч-честно хотел ей помочь. Я м-мотался из больницы на работу, но все р-равно не хватало и я-я устроился т-туда, но я не смо-ог... Я не спас ее. Сжимаясь в комок в теплых больших объятиях Арсений чувствовал облегчение. Ему т а к этого не хватало. Не хватало простого разговора. – Эй, посмотри на меня. Антон взял его лицо в ладони, от чего Арсений начал закрываться руками. – Н-не смотри на меня... я страш-шный. Антон рассмеялся от такой глупости и потянул Арсения на диван, укутывая его в плед и садясь напротив, прямо как тогда. Как раньше. – Арс, я уверен, это была веская причина. Но... сейчас, разве оно тебе нужно? Антон взял его руки в свои и заглянул в голубые глаза. – А что остаётся делать омеге, которого пометил не один альфа? Куда меня возьмут? Я больше даже не омега... – Прости меня. Прошу, прости. Если я могу что то для тебя сделать - просто скажи. Антон сполз со стула на пол, вставая на колени. Арсений замер. Для такого существа как альфа - быть в таком положении унизительно, особенно перед омегой. Мужчина поспешил поднять его, но Антон был непреклонен. – Ты ни в чем не виноват, не... не унижайся перед собой. – Нет, я виноват, очень серьезно виноват перед тобой. Да и стоять на коленях перед тобой... Знаешь, я когда тебя увидел впервые готов был упасть прямо там. – Зачем ты все это говоришь? Арсений смотрел на него во все глаза, не замечая в зелени ни пренебрежения, ни попыток переступить через себя - нет. Альфа был открыт как на ладони. – Я просто хотел что бы ты знал. И ты должен был узнать это ещё тогда, после той ночи. Повисла тишина. Они оба разглядывали друг друга, подмечая изменения за прошедшие года. Антон осторожно стер с чужого подбородка холодные капли слез. – Арс... – М? – Я знаю что слишком поздно, но... Если бы я тогда сделал тебе предложение, ты бы согласился? Арсений рассмеялся, тихо так, по взрослому искренне. – Конечно нет, дурачок. – А... а если сейчас? Почему то, альфа напоминал ребенка, слепо идущего за своими хочу. Арсений вздохнул. – Какие же вы все, альфы, одинаковые... Он убрал свои руки из чужих, таких теплых, и закутался в плед по самые уши. – Нет конечно. Антона кольнул укор в чужих словах про одинаковых альф. Он отыскал чужую руку в пледе и, помедлив, коснулся тёплыми губами центра ладони. – Тогда разреши, – он приложил чужую руку к своей щеке, – разреши мне стать другим для тебя. Пожалуйста. – Даже после всех этих меток?... Арсений неверяще дёрнул руку, но получил в ответ лишь мягкое сжатие. Не держит, но и не отпускает. – Я уверен, что самого тебя это ничуть не изменило. – Хватит стоять на коленях. Арсений тянет его на диван, не поднимая глаз на чужие. Антон садится рядом, мягко утягивая его в объятия. Он утыкается носом в темную макушку, вдыхает запах но ничего не чувствует. Спустя секунду, он вдыхает полной грудью и где то на дне самого вдоха, он чувствует то самое, светлое, что хочется спрятать в коробочку и хранить как зеницу ока. Он тепло улыбается, чуть крепче обнимая вымотанного Арсения, прикорнувшего на его плече. У них Все Будет Хорошо.