***
Церн и Дерг резались в карты на кухне Базы. Нет, не то чтобы в огромном доме негде было поиграть в карты, или их, лучших шулеров, интересовала игра. Им нравилось на кухне, и причин тому было несколько. Первое: Вадим действительно потрясно готовил. И никогда не запрещал лезть в холодильник за добавкой. Второе: Вадим всегда готовил в одиночестве, приготовление пищи он считал неким священнодействием. А бесить Вадима своим присутствием было прикольно. И третье: рядом с Вадимом было уютно. Гигант будто всегда был окружен полем уюта и надёжности. Огромной, нечеловеческой силы. Он никогда не мешал, не раздражал как чёртов Ястреб. У Вадима в доме было своё кресло, самое большое. Это единственная привилегия, о которой он попросил. Жил Вадим на самом верхнем этаже вместе с Мулкани. Его присутствие выдавало сопение, когда он был раздражён, и тяжёлые шаги, которыми он напоминал о своём присутствии. Потому что когда Вадим хотел, он мог ходить тише мыши. — Вадь, а Вадь, можно спросить? — Церн хитро посмотрел на огромную спину русского. — Вадим, — пробасил тот. Он каждый раз напоминал, и все делали вид, что забыли. — Ты с Эмилом в душ ходил? — Нет, а зачем? Вадим соизволил повернуться. Для его монументального тела это был процесс долгий и весомый. — Традиция такая, — Эмил, как и положено хорошему горе-шпиону, появился в самый нужный момент. — Как мужики у вас в одном фильме в баню ходили на Новый Год. Нет, Огонёк, мы ещё не ходили. Я, кстати, как раз пришёл пригласить. — А? Ну, ладно. Иду. Вадим расторопно выключил свои плиты и потопал за Эмилом. Полотенца в душевых были. Когда они вошли, Вадим спокойно разделся и встал под струи. — А почему обязательно вместе? — осторожно спросил он Эмила. Эмил, в свою очередь, тоже уже по-военному быстро разоблачился и ополаскивался под водой. — Хм. Знаешь, я впервые даже опасаюсь такое вслух говорить, — он усмехнулся. — Парней настолько крупнее у меня ещё не было. Тем более, я слышал, у вас вроде педиков не уважают. Вадим попытался по-быстрому развернуться задом к стене и треснулся головой о кран. Мир услышал много странных, но смутно знакомых слов на чужом языке. Эмил едва не отпрыгнул, поднимая руки: — Воу! Спокойно, большой русский парень! Я псих, но не настолько, чтобы тебя попытаться взять силой. — Хорошо, так, — Вадим потёр лицо, — у всего есть объяснение. Почему так? Что это значит? Почему я? Эмил пожал плечами, провёл ладонями по лицу, отбрасывая уже основательно промокшие волосы назад: — Скажу прямо, потому что врать нет смысла. Меня два года держали в яме и насиловали враги. С тех пор у меня заворот мозгов: не могу доверять человеку в отряде, если не было с ним телесной близости. Мулки, Дерг и Церн согласились с этим и потому остались в отряде. Кто отказался, тот выметается. Бобби со мной уже давно, в том числе и в койке, думаю, ты мог это заметить. Знаешь, обычно, если в душе договориться не выходит, парень из отряда выметается. Но я бы очень хотел, чтобы ты остался с нами. Вадим шмыгнул носом и зашёл в кабинку к Эмилу. И крепко его обнял, прижав к себе. Погладил по голове. — Плохое проходит. Иногда вместе с жизнью, но проходит. Ты сильный, красивый человек, и ты выберешься. Эмил тихо засмеялся: — Не знаю, Вадь. Я от жизни уже не жду чудес. Так, знаешь... абы сдохнуть красиво. Отомстить. А остальное огнём бы горело. Мир лучшей участи не заслужил. Он тряхнул головой и зажмурился, стряхивая воду с лица. — Я как бы, понимаешь, не то чтобы против педиков, но просто ты не педик. И зачем это всё тогда? Скажи, что было, я могу подёргаться в кресле для приличия. Типа, жопу продолбили, поминаю. Можно оставить пару засосов, там, — говоря это, Вадим всё больше и больше краснел мордой. — Или Мулки потом девственность проверяет? Эмил не выдержал и заржал: — Если б ты знал, Вадя, какой вид секса любит Мулки, ты бы такое не ляпнул. Ладно. Давай как в этих, сказках ваших. Просто поцелуй. Не обещаю превратиться в принца из жабы, но к тебе обещаю больше не приставать со своими тараканами. Вадим нежно поцеловал Эмила. Очень аккуратно погладил его лицо: — Я хочу остаться, — сказал он твёрдо, — и хочу это сделать с тобой. Но не так. А в тёплой кровати. И чтобы ты действительно этого хотел. Вот когда так и будет, будет посвящение. И почините уже эти чёртовы душевые. Они холодные. Я люблю тепло. Эмил ткнулся лбом ему в грудь: — Можем как-то и в баню съездить, если хорошую найдём. Давай доживём до этого, Вадь. Может быть, ещё что-то хорошее будет в жизни.***
Сегодняшний день у Вадима не задался прям весь. Потому что Вадя читал Достоевского. Обычно Вадя читал Брэдбери, Экзюпери или стихи Есенина. Если Вадя читал Достоевского, причём демонстративно ходил с ним везде, было время прятать оружие и прятаться самим. Увидев в дверях комнаты Эмила, Вадим начал читать Достоевского изо всех сил. Эмил подошёл к огромной кровати и, скинув обувь, чтобы не убили с порога, с решительным видом медленно по этой самой кровати пополз к обитателю комнаты. Неторопливо, осторожно, как дикий огромный кот по ветке дерева в джунглях. Так же неторопливо улёгся рядом и приподнялся на локте, заглядывая через плечо в книжку. Прикоснуться к Вадиму он не решился: — Ну, давай. Скажи это вслух. — Я люблю тебя, Эмил. Но ты помнишь, почему я пришёл к тебе? Убив пять человек? Чем они меня достали? — Вадим перевернул страницу. Эмил тяжело вздохнул: — Помню, Вадим. Но тебе не кажется, что уже поздно? Да и опасно для него, в конце концов. Ты знаешь, что мне насчёт него Тень звонил? — Знаю, — Вадим захлопнул книжку. — Но это не значит, что мне нравятся ваши игрища. Нет, нравятся моему члену. Иногда я и сам в них участвую. Но мой дух бунтует, Эмил. И ты это знаешь. И подлизываешься, драный ты кошак. Эмил всё-таки обнял его за плечи и тихо, виновато засмеялся: — Я уверен, ты что-нибудь придумаешь. Ты умнее нас в делах семейных. А я эту тварину полюбил на свою тупую голову. — Уже думаю, Эмил. Уже думаю. Но тебе это не понравится, — Вадим прижал Эмила к себе и страстно поцеловал, поглаживая его живот. Наутро Вадим взял в руки половник. Когда он брал в руки половник, его слушались беспрекословно.