Варенье из ласк

Карина лежала неподвижно, только руки на животе сжимала. Карина не хотела открывать глаза и возвращаться оттуда, где хорошо. – Слушай, малыш, – шептала она, – я расскажу тебе. Жила-была девочка, и хотела она быть владычицей морскою. И не только морскою, вообще говоря, там, где она жила, моря не было. Она хотела сначала покорить зверей в лесу, а потом города, хотела сесть на трон. И она решила: чтобы не только сесть, а и усидеть, надо сделать так, чтобы тебя любили. Время от времени делать людям добро и устраивать праздники. И у неё даже получилось. А, да, её звали Корина. Как твою маму, только через «о». И волосы у неё были каштановые, а глаза зелёные, как мох. Карина не во всём, что рассказывала, была твёрдо уверена, но так ей помнилось. Книжка, на основе которой она сейчас сочиняла, была для неё чем-то вроде символа. Первая, купленная на свои (ну ладно, честно позаимствованные с чьего-то счёта, там, небось, и не заметили), ну и что, что детская. Старенький «Волшебник» был зачитан в детдоме до дыр, там и выбирать было особо не из чего, не говоря о том, чтобы найти где-то интересную злодейку, молодую, красивую и неоднозначную колдунью. И тут вдруг – «Дочь Гингемы»! А потом продолжение, ещё и ещё. – И вот, – шептала Карина дальше, – девочке удалось взять власть. И всё бы хорошо, но тут в её страну явилась добрая фея. Вот именно что добрая-добрая, светлая-светлая, она никогда не злилась, а если когда-нибудь и врала, то только чтобы быть хорошей для всех. И вообще она уже была старушка, успела побывать замужем и овдоветь, но муж у неё был такой лопух, что не подарил ей ни детей, ни женского счастья. Может, он даже вообще никуда не годился. И вот она, уже старенькая вдова, оказалась снова в сказочной стране, где побывала в далёком детстве. И стала снова юной, к тому же настоящей волшебницей. Так началось их противостояние. Уже перезабылись все подробности и перипетии, помнилось только главное. Появление Элли во второй книжке и противоречие между её снова юной внешностью и опытом целой прожитой жизни. Ни на что не похожий восторг, когда вдумывалась во всё это. – В Элли Смит боролись два начала. Безграничная вера в добро, в то, что в каждом человеке есть хорошее – и убеждённость в том, что зло надо уничтожать. Не давать ему поблажек, не объединяться даже временно. Корина её очень смущала, не давала себя понять, решить, как к себе отнестись. А ещё она была сказочно красивой, просто великолепной. Элли часто думала, что ей никогда не стать такой. Но ей было и не надо. Она могла носить старые мешковатые одёжки конца позапрошлого века, юбки в пол – и сквозь всё это только сильнее просвечивала её несказанная чистота. Она могла носить великолепные платья и драгоценные венцы – и только сама заставляла их сиять ярче. Карина шептала это – а видела перед собой Еву. И в таких, и в эдаких нарядах. Хоть в старушечьей блузке, хоть в платье на тоненьких бретельках Ева выглядела именно так, как сейчас Карина описывала Элли. Карина вообще с первого же взгляда на будущую соседку по комнате вспомнила свою вторую любимую героиню, даром что Элли была светленькой. Всё равно – такая же коса, огромные наивные глаза, старомодность. Только Ева совсем не знала жизни. Впрочем, Карина всегда додумывала, что и Элли прожила всю жизнь на отшибе и что замужество особо ничего нового ей не принесло. – Иногда они были врагами, но чаще союзниками. Хотя так и не могли до конца понять друг друга. Элли хотела быть другом Корины, но не всегда у неё получалось. Однако даже к поверженному врагу она всегда проявляла милость. «Кариш, тебе же срочно врача надо…» – после всего, что она, Карина, сделала. – Но Корина хотела от Элли другого. Не жалости, не подачек. Но прямо сказать не могла. Боялась, что Элли не примет её чувств и испугается её желаний. Значит, можно было действовать только хитростью и магией. Нет, правда, не любовной. Просто поднести питьё, обездвижить и уложить… А дальше Корина надеялась, что всё пойдёт само. Ведь мягкие губы Евы отвечали на поцелуй, пока она хоть чуть не опомнилась. Но в этот же момент и начала засыпать. О, надо было оставить её себе, не уходить одной, сейчас бы… – Когда-нибудь и ты снимешь с любимой девушки всё. И всё будет, ты для неё, она для тебя – и варенье из ласк, и опыты крови… Нет, дальше вслух было слишком стыдно. Дальше уже совсем пропадала из мыслей Элли с её небольшим и неудачным, но всё же супружеским опытом и оставалась только Ева, абсолютно невинная, как не из этого века… И сердечко, нарисованное у неё на животе. Пальцем, смоченным в её же крови. Карина выгнулась, её пронзила сладостная боль. Нет, она не теряет ребёнка, никогда не потеряет, она просто замечталась.