мондштадт. спустя некоторое время после приезда альбедо.
солнце беспечно заливает помещение приятной теплотой. его лучи забиваются в витражное окно, освещая столбы пыли и разводы на стекле. задевают полки книг, букет сесилий на столе, скользят по светлым волосам. воздух давно пропитался несколько терпким запахом старых, пожелтевших страниц и пыли, которая не спешила покидать это место сколько бы лиза не трудилась. альбедо проходится ладонью по каждому встающему на пути корешку, пока идёт до желанного корпуса точных наук и алхимии. непомерное количество секретов затаилось где-то меж стеллажей, в рассыпающихся бумагах. резко и чрезмерно громко врывается мужчина совершенно не вписывающийся в сепию книжного дома, он явно ищет его. кэйа знает, что если юноши нет в лаборатории, то он непременно ошивается где-то тут. секунда и алхимик обнаружен. — у вас ко мне какое-то дело, сэр кэйа? — не отрывает глаз от книги. в меру почтителен и любезен, но не подпускает слишком близко. остерегается. — действующий магистр попросила об услуге, — и всё-таки переводит взгляд на олберича, — и вы нам будете смерть, как необходимы. — услуге? — вопрос заданный скорее, чтобы прекратить чужое мурлыканье, нежели ради уточнения. — да, услуга, просьба, задание или как вам ещё будет угодно? — кэйа выдерживает паузу в ожидании ответа, но его не последовало. похоже альбедо не жалует его сладостных речей, — хилличурлы все чаще совершают набеги в сторону города, стражники не справляются. — разве же капитан следственной группы вам в этом помощник? не поймите неправильно, не то чтобы я не хотел вам помогать, просто не понимаю. — вы меня не дослушали, всё дело вот в чем — хилличурлы эти совсем отличаются от тех, что нам доводилось видеть ранее. вот магистр и хочет чтобы вы составили мне компанию и изучили их, — растягивает свою улыбку пошире, хотя казалось бы куда ещё шире, — только вы. — я полагаю, что сахароза, как биоалхимик, была бы крайне полезной и, — он натыкается на хитрый прищур, слова застревают комом в горле, — и ее стоило бы взять… осторожничает. — только вы, — ему нравятся эти сомнения в чужих глазах. ответом служит смирение, сопровождаемое усталым вздохом, — ну на том и порешили, тогда завтра утром выдвигаемся в недалекий путь. — и это правда все детали в которые вы решили меня посвятить?.. — мужчина скрывается за дверным проёмом так и не откликнувшись на последнюю фразу, так что остаётся лишь набрать побольше воздуха в лёгкие, выдохнуть и уткнуться в свою книгу, как раньше.***
светило еще не успело возвыситься над мондом, но в мягком полумраке уже очерчивалась ожидающая фигурка алхимика. откуда в этом человеке столько сил, чтобы просыпаться по утрам? ох, или же он?.. да, именно так, синяки под глазами все-таки выдают его ночное бодрствование. вскоре появляется и сам долгожданный капитан кавалерии. альбедо хотел было выудить еще какую-нибудь информацию о грядущем деле, но безуспешно, он остается в томительном неведении до самого конца. пока на них не набрасывается один из тех самых «странных» хилличурлов. удается отразить первый рывок, второй, третий, а вот на четвертый начинается какая-то несуразная какофония. алхимик не успевает рассчитать, секунда, плечо начинает пестрить алым. хватается за него и озирается на напарника, а от того веет пугающим воодушевлением. ругаться на чужую беспечность ученый будет позже, сейчас он стремится к кэйе, чтобы прикрыть неосторожную спину. — святые архонты, в вас есть хоть толика разума? — хоть он и выглядит спокойным, но нотки недовольства в голосе все-таки проскакивают. — но ничего плохого ведь не случилось. смотри. они все повержены. — совсем как кот, мурлычет. — конечно, ничего, — явно недоволен, но все-таки плечо прикрывает плащом. — но я как-то сомневаюсь, что в подобном состоянии их можно будет изучить по достоинству. ох. ну ничего не поделаешь, я выжму из них столько информации, сколько будет сейчас возможно, — приступает к делу, — а вам тоже не помешало бы поменьше секретничать… нависшая тишина изредка нарушалась тихим шелестом пушистого меха и приглушённым стуком от масок хилличурлов, когда алхимик переворачивал их, встряхивал, поднимал, выливал какие-то жидкости и проводил в общем различные манипуляции. альбедо сосредоточен, постоянно хмурится и щурится, а на светлом плаще отчётливей и ярче проступает кровь, заставляющая до этого спокойно ожидающего кэйю встревоженно схватиться за напарника, а тот смотрит недовольно, возможно осуждающе. — отпустите. мне больно, — он говорит спокойно, но атмосфера, кажется, накаляется. — почему ты… вы не сказали мне? — спрашивает человек, что безрассудно бросился в бой, не посвятив меня ни в единую деталь. даже не пытайтесь соврать мне, что сами ничего не знали. магистр, в отличие от вас, не настолько рисковая, — вздыхает, — в конце концов это всего лишь плечо. не стоит так беспокоиться. я в порядке, — вновь нависает противное молчание, — что ж, а теперь, с вашего позволения, я продолжу… — хотя бы кровь остановить, — садится рядом и перетягивает рану какой-то тряпочкой, снимает покалеченный жилет. — странно чувствовать вину после того, как вам нравилось ощущать мои сомнения, но все равно спасибо, — ещё немного копается, — что ж, пожалуй я закончил. информации действительно немного. — просвятите? — просвящу. рост каждого около ста семидесяти, вес примерно шестьдесят килограмм, несколько сильнее обычных хилличурлов, не исключено, что могут напрямую использовать элементальные способности и, возможно, их «чемоданы» каким-то образом связаны с артериями земли. в общем, они действительно несколько превосходят обычных хилличурлов, но не настолько, чтобы среднестатистический рыцарь не смог справиться с ними… хотя их странные способности… может, только нам посчастливилось и они не использовали чего-то по-настоящему мощного. не могу исключать подобного развития событий. — у-у-у… ничего интересного вы не выяснили. — может в них и нет ничего из того, что вы считаете интересным… но каждое существо удивительно и по-своему уникально, хотя некоторые вещи действительно не заслуживают внимания, — нависает очередное молчание, никто не решается его прервать. слишком натянулись отношения. расходятся, а на душе неприятный осадок. неделя, вторая проходят рутинно, мир вокруг не пытается навязчиво маячить неприятными воспоминаниями и не создаёт таких же новых. подвох в том, чтобы вывалить их в одночасье нетерпеливыми звонками в дверь. — не помню, чтобы приглашал вас в гости. откуда адрес? — мне не нужно особое приглашение, забыл? — он слегка улыбнулся. иное обращение немного неприятно бьёт в голову, — да и не к тебе я совсем. — по-моему, мы с вами договорили, — ровный голос как-то мягко оседает в воздухе, невзирая на пестрящую резкость, — не ко мне? — а по мне так, нам еще есть о чем поболтать, — лыба не сползает с лица. медлит, клонит голову в бок, — у тебя явно что-то пригорает. — вальяжно проходит в глубь чужого дома, когда рыцарь-искорка бросается в распростёртые объятия. вот оно что. действительно не к нему совсем. его малышка похоже в хороших отношениях с экстравагантным рыцарем, от которого вечно веет опасностью, недоверием. однако. однако сейчас. сейчас чужие плечи непривычно расслаблены, а в воздухе царит уют. кли, что в восторге от своего собеседника, утягивает в разговор слабого ей на отказ альбедо так, что даже его расчётливый ум напрочь забывает об измученном уже совсем угольном ужине. позже они над этим посмеются. посмеются, а внутри начнет клубится что-то теплое. что-то, что даст двум совсем разным людям, имеющим друг о друге скверные впечатления, возможность стать близкими товарищами…***
хоть альбедо и располагает к себе и наверное любим каждым жителем мондштадта за свою отзывчивость, но никто не знает его достаточно близко, словно тот находился в обороне. а вы вовсе не пробили несколько оборонительных сооружений, наоборот, вас абсолютно добровольно пустили на последние позиции, однако ближе не пускают, слишком мощны стены впереди. и в итоге все опускали руки, решив сохранять хоть какие-то отношения и не вторгаться дальше, коли тот не хочет. лишь один человек был не согласен с этой точкой зрения. и быть может это было из-за настороженной монахини, просившей держать подозрительного чужеземца на коротком поводке, а может и из чистого свойственного ему авантюризма и простого желания узнать «а что если?». он пытался сблизиться. тем не менее как бы он ни старался, эту крепость ему ни за что не разрушить… вот только кэйа не пытался вероломно пробить выстроенную годами стену. его действия куда больше походили на деликатный разбор стены по частям. кирпичик за кирпичиком, слово за словом, касание за касанием. альбедо сдавал позиции. отношения между ними теперь действительно можно называть дружескими. они проводят очень много времени вместе. кэйа завораживал и странно притягивал, по-настоящему располагал к себе. отныне альберих завсегдатай второго этажа. приходит по вечерам, когда большинство рыцарей уже расходится, наблюдает за суетливыми учёными. второй этаж удивителен. неимоверное множество склянок с разноцветными субстанциями разной консистенции стоят на полках. до этого неприметные сесилии в вазе вот-вот распустятся прекрасным фейерверком. книги довольно органично расположившиеся на полу одновременно манили и отталкивали своей на первый взгляд загадочностью. помещения для экспериментов, оборудованные какими-то специальными приборами, иначе от второго этажа давно ничего бы не осталось. альбедо пустил олберича на условиях того, что тот ни к чему не притронется. и он держит обещание, несмотря на тягучий соблазн. сначала уходит один, затем другой и пока они не остаются наедине. на душе по-странному тепло и работается легче. алхимик по-настоящему ценит эти трепетные отношения. и это видно в каждом его движении, прикосновении, улыбке отдающей мягкой благодарностью, больше нет того холода и отчуждённости. из-за постороннего альбедо заканчивает раньше и спит очевидно чаще, что отразилось и на продуктивности — выросла. капитан кавалерии послушно сидит в кресле и ожидает второго в сладкой полудрёме. приятное потрескивание камина, смесь каких-то пряных запахов, которых тут раньше вроде не было, и мельтешащий учёный также способствуют умиротворению. утомился. очевидно, что сколько бы кэйа не сетовал на товарища, сам был не лучше и загружал себя работой по самое не хочу. ему очевидно очень тяжело, но он не стал обременять ненужными мыслями занятого алхимика. альбедо подходит к альбериху, чтобы укрыть одеялом, а тот походу и не спит уже вовсе, хватает за руку и приземляет на это же кресло. ученый аккуратно отталкивает от себя, чтобы посмотреть виновнику в лицо, он только сейчас учуял резкий запах алкоголя. — что-то случилось? — мотает головой, — а что тогда? вы бы не стали о такой степени напиваться будь все хорошо… расскажите мне. станет легче. мы обязательно сможем придумать решение этой проблемы, по крайней мере точно попытаемся, — алхимик имеет привычку «выкать», когда недоволен, но, поняв обстановку, все-таки смягчается. молчание — ну же, — встаёт и тянет на себя, — ну ты и тяжёлый конечно… ха-ха. пошли, нужно умыться, — холодная вода действительно приводит в чувства, отрезвляет, — ну как, тебе уже лучше? все хорошо, расскажи мне. ты сильный, что же могло сломить тебя? — руки больно вцепляются в чужое хрупкое тело, — прости… я не пойму, если ты не скажешь… мужчина приземляет свою голову на чужое плечо. — я не такой сильный, как тебе может показаться, — в голосе ощущается горечь, беспомощность. — прибедняешься, — теплые руки ложатся на спину, поглаживают. они стоят совсем близко друг к другу связанные объятиями, столь нужными в этот момент, — ну же, что случилось, расскажи мне. — я… я испугался. отступил, — чувство вины перемешанное с какой-то глупой злостью неприятно сдавливает горло. перед глазами маячит красный силуэт некогда столь теплый и родной. — в отступлении нет ничего плохого, ты остановился чтобы не принять неправильное решение, чтобы не совершить ошибку. я не вижу в этом слабости, — он мягко отстраняется, чтобы направить на себя лиловый взор, — и каким ни было твое дальнейшее решение, я поддержу его в любом случае. мы ведь друзья. — губы оформляются в улыбку, которую давно стоило занести в одно из достояний мондштадта. снова прижимает к себе поближе, — все будет хорошо, ты справишься, — запускает ладонь в волосы и гладит успокаивающе, — мы справимся.***
когда алхимик наконец окончил свои опыты, время было уже крайне позднее. будучи слишком измотанным, альбедо не стал сгонять со своей постели одноглазую тушку и приземлился подле нее. вглядываясь в приятные черты смуглого напротив лица, алхимик словил себя на мысли, что спокойно дремлющее лицо ему крайне мило. хотелось наплевать на сон и схватиться за краски, перенося чужое великолепное существо на холст. и он действительно наплевал. обычно хватало трёх штрихов, чтобы изобразить надоеду. и казалось бы краткость сестра таланта, но сейчас, когда слой за слоем вырисовывался откровенный шедевр, который раньше сложно было и представить, на душе было невероятно тепло. теплее, чем от трёх мазков. мирно спящий товарищ выглядел неприлично красивым, вроде и раньше уродцем не казался, но именно в настоящий момент изящные черты манили к себе. немного странно ловить себя за подобной мыслью и ещё более странно было резко отводить глаза каждый раз, когда взгляд непроизвольно задерживался на картине, непривычно укрытой от чужих глаз. первый раз он осекся, когда во время разговора непозволительно долго пялил на чужое лицо, пропуская слова мимо ушей. и казалось, получилось перевалить всю вину на бессонные ночи, но череда проколов только началась. если дело не касается чувств, то все намного проще — стратегия и рациональность выведут тебя на верный путь., но стоит сквозь бетонные плиты пробиться хотя бы одному ростку эмоций, как все обращается в закаулистый лабиринт. лабиринт без входа и выхода, головоломка без решения, бесконечно-длинный коридор — вот так это на ощущение. иногда объятья затягивались до неловкости, «непроизвольные» касания были слишком неопытными, чтобы казаться таковыми, зачастилось и появление небольших скетчей человека с до боли знакомой повязкой где-то в научных записях. кэйа весьма проницателен и, очевидно льстя себе, уловил в данных действиях симпатию, отличающуюся от той что была у альбедо раньше. его явно забавил факт чужой влюбленности в него, так что он не упускал возможности поиграть на этих чувствах. кладет свою ладонь на чужие щеки, заходом в пару движений смазывает некогда аккуратную прическу. они стоят так несколько минут пока альбедо очевидно не проиграет. это было странное для него ощущение: казалось, что это все иллюзорно, неправильно, не по-настоящему. но чужая рука, пальцы, затерявшиеся в его волосах, — все это было вполне себе реальным, заставляющим бабочек внутри не просто порхать, а носиться, словно в припадке. иногда это выводило из себя, а иногда манило ещё больше. не ясно привело бы это к разрушению или же позволило б перейти на новую ступень сложившихся отношений. в этом был свой азарт. очередное совместное задание и опять довольно рисковое. мальчишка вновь отчитывает за неосторожность и походу в этот раз он готов сорваться в неестественной ему истерике. кажется в этот раз он был действительно безрассуден, раз довел напарника до такого состояния. чтобы успокоить, кэйа осторожно касается скулы, затем плавно перемещает руку на подбородок и, невесомым движением заставив альбедо приподнять голову, кладет ладонь на его затылок, поглаживает. окончательно и вплотную придвигая к себе оторопевшего алхимика, прижимаясь собственными губами к его, не углубляя поцелуй. действие под влиянием момента, но видно, что он смог утихомирить второго, так что остальное вроде не так уж и важно. некоторая разница в возрасте и различия в интересах не мешали им наслаждаться обществом друг друга. они просто гуляли вместе, отмечали праздники, ждали друг друга после работы, были семьёй. эти двое вроде были такими разными, но подходили друг другу идеально. и никому из них не нужны были слова любви и беспечно брошенные клятвы. ведь тепло тягуче разливается по телу, каждый раз когда они случайно встречаются взглядами, когда едва заметно касаются друг друга. всё, что раньше выглядело таким обыденным, сейчас вдруг окрасилось в совершенно иные цвета. сейчас они пьют чай на просторной кухне и смеются над какими-то глупостями., а потом один из них со спины запустит руки под чужую одежду и начнет битву щекотки, что позже перерастет в войну. вновь смеются до хрипоты, до боли в животе, громко, безудержно. затем словно в порыве они тянутся друг к другу, мягко касаются губами теплых губ и сквозь плавный поцелуй ощущают улыбку. одну на двоих. невольно вздрагивают от прикосновения ладони, что почти неосязаемо переплелась пальцами со своей собственной. они улыбаются друг другу заставляя нечто теплое клубится внутри. и обоим немного нервно, ведь глупое сердце беспокойно трепыхается в клетке из ребер, грозясь их сломать. обычно целовать начинал именно альбедо. первое прикосновение губ пробное, легкое, как порхание бабочки. несколько минут они просто пробуют друг друга на вкус. такие поцелуи были неторопливы, спокойны и идеально описывали его самого. и они в корне отличались от тех жарких до нехватки воздуха поцелуев, что начинал капитан кавалерии. тем не менее крио мечник всегда перехватывал инициативу и целовал горячо, до одури. второй начинает откровенно задыхаться оттого, что капитана кавалерии настолько много. кэйа на самом деле очень тактильный из-за чего его руки постоянно жили своей жизнью, Одна ладонь лежит на талии, поглаживает живот, иногда очерчивая ребра. другая же ведет по лопаткам и, съезжая вниз по спине, вырисовывает каждый выступ позвонка. из-за чего альбедо захлебывается. в партнере, в моменте, в своих реакциях — слишком внезапных и обезоруживающих. через некоторое время они уже просто стоят в обнимку, зарываются носом в чужую одежду, вслушиваясь в неугомонный сердечный ритм тела напротив, отчего на душе становится невероятно тепло и спокойно. такие моменты определённо были самыми лучшими на свете.***
когда кэйа запускает руки под рубашку алхимика, то внешне альбедо почти не меняется, лишь покрасневшие кончики ушей выдают в нем смущение. мужчина оставляет дорожку томных поцелуев на чужой шее и зарывается носом в пшеничные волосы, которые он завязывал в небрежный хвост сегодня утром. от рук скользящих по телу навязчиво маячит желание растаять. тем не менее ученый с толикой возмущения отталкивает жаркое тело от себя, снова этот дуралей вольничает, не даёт закончить дела. однако попытка сопротивления не увенчалась успехом… несколько книг с глухим стуком падают на пол, опрокидывается несколько склянок с неясным содержимым, а чужая тушка угрожающе нависает над застывшим в записях учёным. в этот раз алхимик решил сдаться и дать второму делать с собой почти все, чего тот пожелает. в какой-то степени альбедо просто перекладывал всю ответственность на него. нет. не так. он просто скинул на кэйю все дальнейшие тяготы и совестные терзания, которым тот всё-таки навряд ли будет подвержен. в некоторых вопросах действительно проще, когда твоими действиями руководствуется кто-то другой. не даёт четкого ответа на чужие прикосновения. кажется, просто не сопротивляется? когда взгляды сталкиваются, то время замирает в трепете, а уже в следующую секунду алхимик отводит свой, выставляя все так, будто и не смущает вовсе, пытается зацепиться за что-то глазами. руки до сего момента блуждающие по спине следуют к шее. пуговицы наконец избавляются от тканевого плена. альбедо вновь пытается отпрянуть, мечется, он не готов перейти на следующую ступень их отношений. однако партнёр сегодня слишком напорист и липнет банным листом. требует не только внимания, объятий и поцелуев, но и грозится зайти непозволительно дальше. сыплет поцелуями по светлому лицу, заставляет щуриться, когда цёмы так и норовят зарядить куда-то в глаз. и в очередной раз алхимик закрывает глаза на чужие вольности и непослушание. в итоге отвечает на чужое заигрывание. альбедо в этом плане куда более медлителен и нежен, касается губами сначала теплой щеки, тычется в уголок уже ставшей родной полуулыбки, а после мягко накрывает губы альбериха, но углубить поцелуй не позволяет. дразнит. раз уж заварил эту кашу, то помучайся с полна. кэйа перетягивает одеяло на себя, когда алхимик в который раз опускает голову на его плечо, чтобы перевести дух. берет инициативу в свои руки и язык быстро проскальзывает в чужой рот, разведуя давно знакомую территорию. сердцебиение учащается и плечи покрываются мурашками, а от продолжительных поцелуев начинает кружиться голова. напоследок прикусив его нижнюю губу, олберич томительной дорожкой спускается к шее, осторожно прихватывая ртом нежную кожу. очерчивает языком выступающий кадык, пока непослушные руки скидывают на пол плащ и стягивают рубашку на локти. целует изящные оголённые плечи, продолжая спускать чужую одежду. кэйа гладит за ухом, и от этого у альбедо чуть ли не подгибаются колени. алхимик делает шаг назад, просто, чтобы упереться в холодную стену и усмирить сбившееся дыхание. вдох-выдох. альбедо на секунду прикрыл глаза, немного расслабившись. внутри горело так, будто он съел лаву или что-то такое, что может быть горячее лавы. мысли шатались по голове ходуном. весь он был напряжен, жар был у лица, на груди и чуть ниже живота. непозволительная близость разгоряченных тел сводила с ума обоих. сердечный ритм эхом пульсировал в висках. они открывают для себя друг друга по новой, перебирая лоснящиеся волосы в ладонях, хватаясь за одежду, вдыхая дурманящий запах другого тела., а олберич совсем не даёт передышки. прижимается к нему по-другому, проникая в рот языком, заставляя сесть к себе на колени. влажно, горячо, и снова не хватает воздуха. это не может продлиться вечность, но может продлиться минуту, две, и начаться заново. каждому мало, хочется большего, и от таких мыслей страшно. альбедо вытягивает руки вперёд в попытке отстраниться, все-таки повеселились и хватит, работа не ждёт. однако унивелировать свои шансы на победу не выходит, он слишком долго юлил, раззодорив котика до тигра. кэйа переворачивает его ладонь, целует тыльную сторону, костяшки, кончики пальцев, а взгляд из-под длинных черных ресниц — холодный, отливающий лазурью, но вместе с этим такой горячий и пылкий. — такой красивый, — кажется алхимик случайно произносит это вслух. адресат лишь довольно хмыкает. сейчас он действительно очень красивый — с растрепанными темными волосами, в одних штанах и сатиновой рубашке, с искусанными сами знаете кем губами. прекрасен, подобно песне о далекой весне, подобно углям в январском костре, подобно сну, что слишком чудесен, чтобы когда-нибудь от него просыпаться. и это вид которого удостоился лишь учёный. альбедо приподнимается и целует его — просто потому, что нет сил удержаться. задушено стонет в поцелуй и прижимается близко-близко, разделяя жар собственного тела с другим. оторвавшись от манящих губ, он начинает покрывать торопливыми влажными поцелуями чужие ключицы. накрывает его сквозь штаны и ласкает так замечательно, что альбедо окончательно твердеет буквально за пару секунд. вздрагивает и выгибается в его руках. лаская его член одной рукой, другой капитан кавалерии наконец стягивает с него измятые одежды — они так и сбились на локтях, ничего уже не скрывали, только больно-больно сковывали движения. алхимик благодарно трется о его ладонь, размазывая смазку по короткой линии жизни и хаотично осыпает смуглое лицо, шею, ключицы поцелуями. когда почти достигает пика, отстраняется, от возбуждения кажется вот-вот захнычет. стыдно признаться, но у него бы встало просто по единому щелчку этих пальцев, заботливо и мягко убирающих взмокшие волосы у него со лба. — хочу сделать тебе приятно тоже… — нашептывает куда-то в шею, отчаянно загораясь в смущении, — пожалуйста. — тогда… — тычет своим носом в чужой, ласково трётся. руками направляет на себя, — могу ли я. нет. можем ли мы зайти дальше? — заботливый, очень заботливый, хоть на первый взгляд так и не скажешь. в ответ альбедо лишь прижимается ближе, неясно качая головой, что в итоге и так принимается за согласие, — ну-ну, — смеётся, волосы легонько щекочат, — что ты решил? — дразнит., а тот лишь бормочет что-то непонятное в шею, — не слышу, — заставляет отлипнуть, переводит внимание на себя. — даже если я откажусь, ты все равно сделаешь, что задумал, — наигранное недовольство. — верно, — зарывается пальцами в пшеничные волосы, — абсолютно верно. снова целует его шею, ведет дорожкой поцелуев вверх, к мочке уха. шепчет что-то сладко-сладко, щекочет теплым дыханием, заводит выбивающиеся локоны за уши, приглаживая. от такой нежности альбедо гляди вот-вот растает, хотя вроде не он тут обладатель крио стихии., а кэйа все целует его, заставляя жмуриться почти до слез, невесомо и ласково. цемает его в уголок сжатых губ, что доверчиво раскрываются ему навстречу. трепетно спускает ладонь на бедра, поглаживает. от томительной ласки алхимик готов на стенку лезть. капитан тянет на себя, заставляя немного приподняться, благодаря чему альберих имел возможность прикоснуться, провести вокруг тугого колечка мышц. укладывает на прохладный матрас, заставляет отлипнуть и смотреть в свои лиловые глаза, отливающие звездным небом. жмурится, когда палец полностью проникает в него — покрытый чем-то скользким, но приятным, теплым и ароматным. маслом. кэйа начинает аккуратно двигать фалангой, растягивая и заставляя метаться в странных ощущениях, пока не то чтобы приятных. когда альбедо привык и чуть расслабился, кивком разрешая продолжать, капитан протиснул второй палец. принимаясь целовать везде-везде каждый раз, когда алхимик болезненно шипит не поспевая за новой волной ощущений: дискомфортных, но по странному приятных. целует, поглаживает, шепчет что-то своим убаюкивающим тоном, словно альбедо какое-то раненое животное. тот свыкается, но продолжает неясно метаться в чужих руках, волнительно перебирая чужие локоны, обвивает изящными руками шею. пальцы проникают глубже, капитан добавляет третий, боли уже вовсе нет, только приятные, терпкие искры, разгорающиеся все сильнее с каждым движением внутри, с каждым прикосновением. перед глазами уже пестрят искры, юноша с трудом открывает глаза — едва дышит, едва сдерживает стоны, едва — держится — хотя одних пальцев, одного бархатного голоса ему достаточно, чтобы достичь пика сейчас. ещё пара торопливых толчков, альбедо глухо стонет в изящном прогибе спины. — черт. разве не я должен был доводить тебя до этого, а не наоборот? — отчаянно пытается вывести свое тело из режима заласканной рухляди, неловко сдвигаясь задницей по матрасу, — я… я правда хочу, чтобы не только мне в этот вечер было приятно. так что… — сипло шепчет, опаляя ухо своим горячим дыханием. а кэйю не нужно долго уговаривать и, кажется, на подобный исход он и рассчитывал. вновь заводит обмякшее тело. ласково ласково касается его губ своими, отвлекая от все ещё терпких ощущений внизу, вновь ласкает его изнутри, а другой рукой сжимает его член, медленно, дразняще водит от основания к головке и обратно. альбедо задыхается в поцелуях, когда альберих почти вынимает из него пальцы, а затем медленным, аккуратным движением вводит их обратно. жмурится, и неловко подается бедрами навстречу. капитан отрывается от алхимика и освобождается от своих давно тесных брюк. приставив головку к отверстию, он слегка толкается бедрами и замирает, погрузившись всего на несколько сантиметров. альберих судорожно выдыхает от новых неизвестных ощущений. парень под ним напрягается, пытаясь отвлечься от этих трепыханий безмозглых бабочек переворачивающих все внутри с ног на голову, смотрит на олберича. тот гладит его по бедру, как бы прося не нервничать, и успокоиться. — я потихоньку ввожу дальше? ты в норме? — как бы не хотелось сорваться, поддаться пульсации в висках и потерять голову, кэйа, как более опытный, был чрезмерно нежен, хотел, чтобы альбедо не вспоминал этот опыт, как что-то пугающее, неприятное. получает мимолётный кивок, взывающий к продолжению. — скорее всего будет неприятно, потерпи, — уходит в опаляющий шепот. оглаживает талию, осыпает грудь неосязаемыми поцелуями, медленно двигается внутри, нашептывая что-то успокаивающее. морщась от дискомфорта, альбедо привыкал к ошущениям. боль тянущая, резкая, но кроме всего прочего есть и что-то упоительное, не отталкивающее. кэйа не спешит ускоряться, дает полностью приноровиться, расслабиться и лишь тогда, после одобрения, начинает наращивать темп. они утопают друг в друге, пока кэйа не нагоняет внутри альбедо пиковую точку. алхимик сам пугается, когда с его уст слетает слишком громкий стон, из-за накативших чувств: терпкость в перемешку с чем-то ещё, тянущимся золотыми нитями блаженства. сплетают руки, тлеют в поцелуях, выжигают имена друг друга в воздухе. пока в голове не зазвенит оглушающая пустота, пока боль не утопится в удовольствии, оставляя после себя лишь жаркое марево. альбедо лыбится, передвигает альбриха ближе, а ответную улыбку чувствует кожей. проваливается куда-то в матрас, в тягучий сон с привкусом мёда, утягивает партнёра за собой, пока надоедливое солнце не подымет их.