i like pie, i like cake (but i like you best of all)

Это просто выпечка. Это просто выпечка: просто масло, мука и вода под воздействием температуры в различных сочетаниях. Это просто выпечка. Здесь не из-за чего переживать, никто не умрет, если торт рухнет, или пирог треснет, или суфле упадет. Это то, что Шарль повторяет себе. Эта мантра постоянно звучит у него в голове в это время года. La Victoire чертовски загружен из-за поступающих им праздничных заказов, и в этому году это заметно как никогда — все думают о ком-то, все хотят кому-то что-то послать. Выпечка как язык любви. Это заставляет Шарля гордиться своим ремеслом, зная, что его работа прекрасна и восхитительна настолько, чтобы быть значимой и важной для кого-то, но именно поэтому она и должна быть идеальной, хотя прямо сейчас он справляется с этим не так хорошо. У него все валится из рук: сегодня он уже дважды обжегся изомальтом, его панеттоне грозит быть испорченным, если не вытащить противень из духовки прямо сейчас, его ганаш отказывается принимать нужную консистенцию, и, кроме того, ему все еще нужно усовершенствовать тот рецепт фьюжн Тирамису, над которым он работает уже несколько месяцев– — Шарль, расслабься. Я слышу, как ты паникуешь, — говорит ему Пьер с противоположного конца рабочего стола, словно читает мысли, даже не глядя на него. Пьер, так же как и он погружен в работу, и выглядит соответствующе: все руки по локоть в муке, шоколад размазан по щеке, фартук забрызган малиновым сиропом, но он все равно сохранял спокойствие, как если бы прогуливался в парке, пока посыпал сахаром впечатляюще большой рождественский крокембуш в форме ели. — Дыши. Это– — ...просто выпечка, — заканчивают они фразу в унисон. Шарлю хочется указать ему на то, что Пьер так же плох, как и он, в своей я-не-паникую браваде. Люди их возраста не попадают на должность chefs de pâtisserie во всемирно известную пекарню, если в них не заложены огромный дух соперничества и стремление к перфекционизму, которые впоследствии идут рука об руку с многочисленными нервозами, но просто Пьер немного более… уравновешен. Немного, скажем так, лучше справляется со стрессом. И не так склонен терять рассудок, когда что-то идет не так. Конечно, это просто выпечка. Но это не так. Это их общая мечта, над воплощением которой они работали вместе долгие годы, чтобы сейчас, наконец, осуществить. Шарль знает, что ему невероятно повезло, что он каждый день трудится на работе своей мечты бок о бок со своим лучшим другом (и любовью всей своей жизни, кого он обманывает?). Все складывается в его пользу, но он чувствует давление из-за того, что он должен заслужить эту привилегию. Тот, кто придумал термин «просто, как яблочный пирог», явно никогда не пытался сделать его по стандарту, достойному трёх звезд Мишлена. Подождите. Яблочный пирог? Яблоко… Яблоко– — Ах! Tarte aux pommes! — вскрикивает Шарль и бросается вытаскивать выпечку из духовки. Но слишком поздно: тесто тарта уже потрескалось и почернело по краям, а изящная спираль тонко нарезанных яблок внутри своеобразного купола печально обгорела. — Merde, блять, боже мой, я совсем не слышал, как сработал таймер– Льюис убьет меня, если я опоздаю с этим заказом– — Эй, chéri, дыши, — говорит Пьер, забирая подгоревший тарт из рук Шарля и мягко подталкивая его бедром обратно к их рабочему месту. Его слегка мутит, когда Пьер бесцеремонно выкидывает тарт в мусорное ведро, но тот успокаивающе стоит рядом и гладит его по плечу. — Во-первых, Льюис — последний человек, который будет злиться на тебя за что-то, и ты это знаешь. Кроме того, у нас еще столько времени, чтобы все исправить. Приготовь тесто, а я помогу тебе с яблоками. — А как же, как же твой– — Эй, Даня? — Пьер так сладко зовет пекаря через всю кухню, бездельничающего во время перерыва и с веселым видом наблюдающего за разворачивающимся хаосом. — Помнишь, на прошлой неделе у меня был выходной, но я все равно быстро прикрыл тебя в твою смену, и ты сказал, что должен мне огромную услугу и что сделаешь все, что угодно– — Окей, хорошо, мысль понята. Но ты же знаешь, что я плох в украшении, — бормочет Даня, когда встает, чтобы закончить украшать крокембуш, подцепляя и обдувая маленькие съедобные жемчужины, покрытые золотым, серебряным и красным красителем, после чего аккуратно размещая их на башне из слоеного теста. — Мне кажется, что ты так говоришь, чтобы не помогать мне, — говорит Пьер, искоса глядя на него, прежде чем снова повернуться к Шарлю. — Но как бы то ни было, мы справимся. — Мы можем, мы будем, мы должны, — бормочет Даня. — Тише там, русский нигилист, — говорит Пьер, высовывая язык и доставая овощечистку и нож для организации атаки на груду яблок сорта Ханикрисп. — Шарль? Тесто? — Да, уже начал, — отвечает Шарль, замешивая новую порцию теста и кашляя, так как в спешке мука летит во все стороны. Конечно же, Пьер прав, говоря, что все образумится (хотя они вновь на грани катастрофы, когда Шарль чуть не покрывает тарт сплошным куполом из теста, потому что замечтался, думая о малиновом ликере, который идеально подойдет к тирамису). Второй пирог получается даже лучше первого, так как Пьер в последний момент решает добавить немного завитушек в виде карамельных кусочков, аккуратно уложенных сверху настолько искусно, что Шарль не может не восхититься его магией. Льюис, управляющий пекарни, вовремя отправляет десерт на доставку и даже не предпринимает никаких попыток покалечить или убить Шарля. Даже Даня получает кивок от Себа за его замечательные последние штрихи к крокембушу. Комплимент, от которого Даня отмахивается, но улыбка с некой долей самодовольства так и не сходит с его губ до конца смены. В конце рабочего дня все затихает. Все расходятся по домам, и только они с Пьером остаются на кухне. — Merde, что за день, — изрекает Пьер, устало протирая свою половину рабочего стола, и это первое, хотя бы отдаленно похожее на жалобу, что Шарль услышал от него за весь день. — Почему ты до сих пор не убрался? — Ах, ох. Я остаюсь, чтобы над кое-чем поработать, — отвечает Шарль и морщится, потому что он ужасный лжец и даже хуже, когда ему надо врать Пьеру. Пьер же, доверчивый по натуре, заглатывает наживку. — А, это… ну, для Себа? — спрашивает он. Ни для кого не секрет, что их шеф-кондитер уходит в конце года, переманиваемый перспективной пекарней на другом конце города, чтобы помочь построить им свой бизнес, и столь же хорошо известно, что Шарль охотится за его должностью. Именно поэтому Шарль в последнее время много работает и берет на себя все больше обязанностей, но причина, по которой он сегодня остается вечером, — это его собственный секретный маленький проект. — Да, что-то вроде того, — отвечает Шарль, мысленно желая, чтобы Пьер уже ушел, но в то же время чувствуя себя паршиво из-за этого. — Тогда ладно. Не задерживайся, увидимся дома, — прощается Пьер и поворачивается, чтобы уйти. — Эй, подожди, — окликает его Шарль, притягивая его за лямки фартука. Ему хочется что-нибудь сказать Пьеру, что-то вроде: «Спасибо, что всегда прикрываешь мне спину», или «Я чертовски счастлив, что ты здесь», или «Это больше, чем яблочный пирог», но все кажется таким глупым и неадекватным, и– Поцелуй Пьера нежен, и весь мир Шарля замирает. Пьер весь покрыт сахарной пудрой, которая припорошила его волосы так, словно он сам пирожное. Его пальцы, липкие от яблочного сока, нежно касаются лица Шарля. На вкус он словно карамель. Так Шарль тайком пробует свои сладости, как и положено хорошему кондитеру. Пьер действительно понимает его на каком-то неземном уровне. Шарлю действительно повезло с ним. Ему очень, очень, очень, очень повезло. — Мерзость, — громко изрекает Даня откуда-то сзади, и Шарль чуть не опрокидывает стопку мисок, когда они отскакивают друг от друга. — Почему ты еще здесь?! — взвизгивает Пьер, а затем нагоняет его. — Эй, подожди, стой. Пошли со мной до метро. До вечера, Шарль! — Пока! — прощается Шарль, и пока они уходят, препираясь по дороге, он уже разворачивается к своему рабочему месту, мысленно покручивая в голове рецепт. Он должен довести тирамису до совершенства.

***

Шарль возвращается домой незадолго до полуночи, держа в руках маленькую коробочку, перевязанную бантиком, с напечатанным сбоку названием пекарни. Содержимое этой коробки бесценно и предназначено лишь для одного конкретного человека. Это особенное лакомство, не входящее ни в одно меню. Очень, очень ограниченный тираж. Пьер все еще не лег и ждет его, как и всегда, несмотря на поздний час. Он сидит на кухонном островке и стучит что-то по клавишам своего ноутбука — определенно записывает вещи, которые он непременно опробует в своем личном стремлении подняться до роли декоратора. — Привет, calamar, — говорит Шарль по ту сторону стойки. Он придвигает к нему коробку с выпечкой, вызывающе опираясь на полированный мрамор, подпирает подбородок руками и наклоняется к Пьеру, вторгаясь в его личное пространство, как бы «случайно» закрывая при этом ноутбук. — Попробуй. Я хочу знать, что ты думаешь. — Эй, я же работал! — возмущается Пьер, но жадно тянется за протянутой ему ложкой. Его притворно надутые губы растягиваются в ухмылке, когда он открывает коробку и видит внутри десерт. — Тирамису! Но… в то же время нет? Что это? — Просто ешь, ну же, — подначивает Шарль, еле сдерживаясь, чтобы усидеть на месте. Глаза Пьера расширяются от удивления, когда он зачерпывает маленькую ложечку и пробует десерт. — О! На вкус как малиновый чизкейк, — тут же изрекает он, а затем закрывает глаза и делает сосредоточенное лицо. — Сладкие крэкеры Грэма вместо савоярди, смоченные в Шамборе и совсем немного в Гран Марнье? Белая шоколадка стружка в маскарпоне. — Да, да, да и да, — нетерпеливо подтверждает Шарль. В любой другой день он вновь был бы поражен, как тонко чувствует палитру вкусов Пьер, но не сегодня. — Ну? — Ну что ж. К подделке классического рецепта Тирамису не следует относиться легкомысленно, но… — Пьер говорит фальшиво-серьезным тоном, и Шарль знает, что Пьер просто издевается над ним. Тем не менее, он чувствует, что вот-вот задохнется от волнения. — Это, конечно, очень вкусно. Я собираюсь съесть все это до последней крошки. — Будь уж добр, — говорит Шарль, который не чувствует облегчения, несмотря на похвалу. — Подожди, — хмурится Пьер, его ложка застывает в воздухе, когда он собирается взять следующий кусочек. — Малиновый чизкейк — твой любимый десерт. — Да, да, это называется фьюжн. Давай. Просто съешь уже еще один кусочек. — Почему ты так напорист? И вообще, что заставило тебя это сделать? — спрашивает Пьер, пригвождая его подозрительным взглядом, но все равно засовывает ложку в десерт, и затем выглядит еще более растерянным, когда что-то звякает об неё. — Что это? Он рассматривает кусочек десерта на своей ложке, а затем копается в его содержимом и вытаскивает подозрительный предмет, прищуриваясь. Сердце Шарля замирает, и он подавляет вскрик, когда Пьер кладет его в рот, но как только он слизывает с него все остатки десерта (теперь этот пикантный мысленный образ, будет жить с Шарлем всю его оставшуюся жизнь), Пьер кладет его обратно в руку для тщательного изучения. Должно быть, это ошеломляет его, потому что он внимательно рассматривает предмет на ладони. Пьер смотрит на него так долго, что Шарль начинает думать, что все неправильно понял, и что он должен просто… уйти, убежать так далеко и никогда не возвращаться. Но тут Пьер медленно поднимает на него глаза, а на его ладони поблескивает бриллиантовое кольцо. Улыбка Пьера медленно расплывается на лице, расцветая осознанием, но она так чудесна, и Шарль знает, что она отражает легкое безумие, вычерченное на его собственном лице. Его глаза широко раскрыты от удивления и очень, очень блестят. Это просто выпечка. Но это не так. Это гораздо большее.