Приручить Зверя

      — Звягинцев! Громкий, полный едва сдерживаемого негодования голос ворвался в моё ухо одновременно с бесцеремонно вырванным из него проводком наушника. Звуки органной музыки, вспорхнувшие на волю стайкой легкокрылых птах, донеслись до всех продажников, сидевших в нашем кабинете.       — Это последнее предупреждение! У нас существует дресс-код, соблюдение которого обязательно для всех, и если завтра вы не явитесь в подобающем виде, я приму меры! — процедил сквозь зубы ледяным тоном мой непосредственный начальник и, бросив несчастный наушник мне на стол, удалился в свой кабинет, с грохотом захлопнув за собой дверь. Я недоуменно проводил его взглядом, огляделся и пожал плечами — что это было? Мои сослуживцы отвели глаза и уткнулись в компьютеры, усиленно демонстрируя рабочую обстановку.       — Зверь… — донёсся до меня чей-то шёпот. Да, новый шеф нагнал страху на всех за каких-то пару месяцев. То ли дело наш прежний — Пётр Сергеич оценивал сотрудников по количеству заключённых контрактов: да хоть в пижаме приходи, главное, чтобы клиенты были всем довольны. А я, без преувеличения, звезда нашего отдела продаж — интеллигентная внешность, хорошо подвешенный язык и мои гениальные мозги позволяли с лёгкостью убедить в чем угодно самого привередливого человека. Чем я и пользовался, заключая выгодные контракты для нашей конторы.       — Гаря! За дверью маячила Манюня, секретарь генерального. Она усиленно махала рукой, показывая куда-то в сторону. Свернув открытый документ на компе — гад, я уже почти придумал, чем заинтересовать клиента! — я выбрался из-за стола, маякнув Серёге, чтобы прикрыл меня в случае чего — несанкционированные отлучки в рабочее время шефом тоже не одобрялись. Манюня, подхватив мою тушку под руку, с крейсерской скоростью потащила её по коридору в направлении комнаты отдыха, в простонародье — курилки. Вообще-то Манюня на самом деле — Светлана, моя лучшая подруга ещё с институтских времен. Мы познакомились на первом курсе, когда одногруппники, возмущенные моей ориентацией, которую я не особо и скрывал, вызвали меня в маленький скверик за институтом на разборки. Тогда-то мы и встретились с Манюней в первый раз. Она спокойно курила неподалёку и только громкие выкрики привлекли её внимание. Оценив со стороны, что у тощего и высокого меня нет никаких шансов самостоятельно справиться с пятью парнями, она вмешалась, практически подавив своей статью мелких интеллигентов. Поскольку девушка она крупная, не чета худосочным моделькам, родом откуда-то из-под Рязани, и неплохо знавшая, что надо делать в таких ситуациях, то быстро растолкала парней по углам и напоследок рявкнула: «Ещё раз прицепитесь к нему — руки переломаю!» и утащила меня к себе в общагу, отпаивать чаем с пирожками от нервного потрясения. Так я заимел собственную защитницу, а она — бесплатного гида по всем культурным и не очень местам Питера. Пообщавшись с ней какое-то время, я понял, что в солидном теле скрывается душа лёгкой на подъем маленькой девочки-хохотушки, наивно верящей в чудеса, и прозвал её Манюней, а она меня — Гарей, наверное, в отместку. Да я не особо и возражал, хотя по паспорту — Игорь Эдуардович Звягинцев, питерский интеллигент во втором поколении. Отец мой — художник-пейзажист, мама — декоратор интерьеров, люди творческие и ратующие за свободу самовыражения. Их жизнь проходит в круговороте светских вечеринок, выставок и презентаций, и почти с самого детства я был предоставлен сам себе. Родители не считали нужным ограничивать мою свободу, чем я с удовольствием и пользовался. Лет в шестнадцать на вписке у хиппующих друзей я познакомился с Лексом, который открыл мне мир однополой любви. Я не особо парился по поводу своей голубой ориентации, приняв это как данность, поскольку девушек рассматривал только с точки зрения эстетической красоты. Гораздо больше меня возбуждали подкачанные тела, крепкие задницы и мужские члены. Романтики я не искал, с Лексом у нас были чисто постельные отношения, которые через пару лет сошли на нет. Впрочем, мы расстались на дружеской ноте и до сих пор иногда встречаемся, особенно когда хочется потрахаться и спустить пар, а никого другого под рукой нет. Естественно, скрывать свою ориентацию от родителей я не стал и после окончания школы, окончательно убедившись в своём выборе, поставил их перед фактом: я — гей, к тому же собираюсь поступать учиться на менеджера. По-моему, родителей гораздо больше расстроил тот факт, что я выбрал не творческую специальность, чем мои предпочтения в постели. Капая валокардин в коньяк, мама шипела на отца: «Это все твои плебейские гены, твой прадед был простым ямщиком, и вот, пожалуйста, наш сын будет офисным клерком. А я так надеялась, что он пойдёт по моим стопам!» и залпом выпила адскую смесь. Отец успокаивающе приобнял её, пробурчав: «Ну что ты, дорогая, полно изводить себя по пустякам. В конце концов, многие творческие люди были нетрадиционной ориентации, тебе ли не знать! И потом, дай мальчику время одуматься, возможно, его тонкая натура ещё проявит себя». Мама заинтересованно приподняла брови, обдумывая эту мысль. Я глубокомысленно кивнул головой. Конфликт был разрешён ко всеобщему удовольствию: родители гордились своим нетрадиционным сыном-интеллигентом, а я получил карт-бланш. Вполне неплохо окончив институт и дотащив до диплома Манюню, которой точные науки не давались от слова «совсем», я сразу же получил предложение подписать контракт с компанией, где проходил практику. Раздумывал я недолго, поскольку условия мне подходили: компания по продаже медицинского оборудования была крепким середнячком, имела хорошую репутацию и перспективы роста, а что именно продавать — мне было не принципиально. Манюне пришлось вернуться в свою глубинку и тогда впервые я оценил её ненавязчивую поддержку и дружбу, которые в круговерти весёлой студенческой жизни не всегда замечал. Где-то через год я подсуетился и перетащил Манюню к себе, на место секретаря генерального, убедив её, что лучше перебирать бумажки и варить кофе в Питере, чем сидеть сиднем в её захолустье на нелюбимой работе. Манюня сдалась моему напору, недаром же я — лучший продажник, и вот уже четвёртый год мы вместе исправно трудимся в поте лица на благо родной компании.       — Гаря, ну серьёзно, хватит уже злить Зверя, — нервно затягиваясь сигаретой, выдала она. — Ты бы слышал, как он сегодня орал в кабинете у шефа, я даже через закрытую дверь слышала его вопли!       — Манюня, ну что ты как маленькая, поорет и успокоится. Что, первый раз, что ли?       — Не первый. Но ты и правда завязывай со своей неформалкой, — она окинула взглядом мой прикид. Согласен, джинсы с дырками и растянутая чёрная футболка мало похожи на офисный дресс-код, но не могу я сидеть целый день в костюме с удавкой на шее. Пусть спасибо скажут, что я в костюме на встречи с клиентами хожу.       — Слушай, — оживилась подруга, — а может, он на тебя запал и поэтому придирается, на других он так не орёт. Ты присмотрись к Зверю, он мужик видный, в твоём вкусе.       — Та-а-ак, с этого места поподробнее. Тебе-то откуда знать мои вкусы, а? Следила, что ли? Манюня ткнула окурком в переполненную пепельницу и прижалась всем телом ко мне, заглядывая умильно в глаза.       —Ну почему сразу следила? Случайно видела тебя пару месяцев назад в кафе с таким… — она очертила рукой силуэт в воздухе, пытаясь получше описать моего спутника, — ну, высокий такой, мускулистый красавчик.       — Так, может, то клиент был?       — Ага, — скептически сощурилась она, — он тебя как клиент за коленку под столом хватал?       — Уела, — укладывая Манюнину голову поудобнее себе на плечо, вздохнул я. — Зверь и правда в моем вкусе, но ты же знаешь — я с натуралами не связываюсь. Себе дороже. Манюня пригорюнилась, видимо, припоминая, как года три назад была моей жилеткой, в которую я плакался от неразделенной любви к молоденькому рекламщику.       — А вдруг…       — Манюня, — перебил я, утыкаясь ей носом в кудряшки, — ты же сама мне рассказывала, что он в разводе и ребёнок есть. Какое вдруг? Мы дружно вздохнули.       — Гм… А что здесь происходит? До обеденного перерыва ещё полтора часа. Как только звучный голос раздался в курилке, нас с Манюней буквально разметало в разные стороны, как бильярдные шары от точного удара. В комнату вошёл сам генеральный директор, переводя взгляд с меня на побледневшую девушку.       — Простите, Михаил Андреевич, — тихонько пискнула Манюня, по стеночке пробравшись мимо начальства, и выскочила в коридор. Зацокали её каблучки, быстро удаляясь.       — Звягинцев, у вас другого места не нашлось амуры крутить? Я ловко выбил из пачки сигарету, всунул её боссу в руку и поднёс огонёк.       — Михал Андреич, честно, у нас с Манюней чисто платоническая любовь. Он удивлённо приподнял бровь, прикуривая.       — Я так Светлану Валерьевну ещё с института называю.       — Манюня… ей подходит, — задумчиво проговорил мужчина, легонько улыбнувшись. Ого, похоже, шеф неровно дышит к Манюне, а она-то, дура, на моей кухне с периодичностью раз в квартал рыдает от неразделенной любви. В моем гениальном мозгу заскреблись идеи, как подтолкнуть их друг к другу.       — Я Манюню воспринимаю только как подругу, не больше, в силу своей ориентации. Шеф удивлённо окинул меня взглядом.       — Сюрприз. А так и не скажешь, что ты за другую команду играешь.       — А вы ожидали, что геи все поголовно в блестках и розовых рубашках ходят? Простите, что разочаровал, — насмешливо протянул я. — Ох уж эти натуралы с их стереотипами! Михал Андреич смущённо хмыкнул.       — Ну я пойду работать, — на всякий случай поставил я шефа в известность, направляясь к выходу.       — Да-да, иди, — он проследил за мной взглядом и, поморщившись, добавил, — и одевайся уже как нормальный человек, не доводи Кирилла Евгеньевича до греха. Он мне сегодня докладную на тебя накатал. Мне нужна рабочая атмосфера в коллективе, а не бабские склоки, — уже в коридоре донеслась до меня его последняя фраза.