Обратно к ней

«Каждый испытывал глубокий и неподдельный интерес к единственному человеку. Из них двоих генерал Типтон был более переполнен чувствами. За двадцать семь лет службы он был свидетелем многих смелых поступков, но ни один из них не потрясал его так глубоко, ни один из них не разворачивался перед ним так широко, как происшедшее этим вечером.»* Впусти меня. Дело в Лиссе. Вновь совершенно неуместные мысли возникают в голове. А пропадали ли они? Постель скомкана, одеяло откинуто куда-то вдаль, подушка становится совсем неудобной. Дмитрий сжимает уголок потрепанной книги в руке, стараясь сосредоточиться на строках вестерна, но слова то и дело ускользают, а в голове он в очередной раз слышит этот упрямый голос. Но такой нежный и приятный. Как, по-твоему, я хорошенькая? — По-моему ты прекрасна, — Дмитрий отбрасывает книгу на постель, встает и сталкивается взглядом со своим отражением в зеркале, лицо которого искажается в вымученной усмешке, давая понять, что вернись тот момент вновь, он бы сказал те же слова. Дмитрий смотрит в это зеркало и словно не узнает себя самого, как ему бы хотелось верить что это не он. Человек, следующий определенным правилам, принципам общественной и собственной морали, не станет целовать ученицу, не станет желать ее. Так был ли он столь правильным и принципиальным, как ему хотелось верить? Легкий ветер колышет занавески, через окно пробиваются лучи солнца, согревая комнату и совершенно не способствуя сну. Впрочем, как бы он не пытался оправдать свою бессонницу на удивление солнечными днями, он прекрасно понимал, что причина вовсе не в них. Причина в ней. Ты так прекрасна, что временами это причиняет мне боль. Не иметь возможности коснуться ее было невыносимо. Вновь Дмитрий вспоминал тот единственный раз, когда имел эту возможность. И он помнил все в мельчайших подробностях, снова и снова повторял себе, насколько это неправильно, но забыть ее не мог. Он помнил, как в ту ночь его руки поймали ее запястья в попытке остановить происходящее, но вместо этого он ощутил их контраст. Его немного шершавые, грубые от нескончаемого количества тренировок руки и ее – мягкие, нежные девичьи руки, к которым хотелось прикасаться, хотелось целовать. И он целовал. Забыв напрочь о своих принципах, о нормах морали он целовал ее губы, шею, грудь, сжимал ее бедра, слушал ее стоны и шептал абсолютно непристойные слова. А она, казалось, таяла в его объятиях, откликаясь на каждое прикосновение, вторила каждому слову. Дмитрий мотает головой, несколько прядей выбиваются из хвоста и свисают на лицо. Он сжимает руки в кулак в попытке отбросить наваждение. Думаю, это тебе понравится. Она стояла перед ним практически обнаженная. Густые темные локоны спускались по плечам, чуть прикрывая грудь, губы были чуть приоткрыты, она тяжело дышала, жаждущий вгляд был направлен прямо на него. И все, чего ему хотелось в тот момент, это притянуть ее к себе, прижать к себе. — Ты не имеешь права думать об этом, — губы Дмитрия сжимаются в твердую полосу после слов, адресованных самому себе. Взгляд падает на отброшенную ранее книгу, появляется надежда, что чтение сможет его отвлечь от ненужных мыслей или хотя бы от тесноты в штанах, но внутренний голос подсказывает, что в эту ночь в очередной раз ему не отвлечься. Временами мне удается найти там мир, но не часто. Скорее, я найду его с тобой. И вновь усмешка появляется на лице. Ее не было рядом, и ему не было покоя. Перед глазами вновь появлялся ее образ. Темные карие глаза, смотрящие на него в упор с вожделением и с небольшой неуверенностью в происходящем. Она сидела на его бедрах, склонившись над его лицом, длинные локоны спускались по обе стороны, касаясь его щек и немного щекоча. Такая прекрасная. Такая желанная. Он помнил, как жаждал большего, чем поцелуи, прикосновения. Помнил, как тяжело ему давался контроль над собственными желаниями, но видел некоторую нервозность в ее движениях. Она то и дело поправляла пряди своих волос, спускалась прикосновениями по его прессу, замирала на черте пижамных штанов и возвращалась к шее, крепко сцепляя руки позади нее. — Мы можем остановиться, — это последнее, чего ему хотелось. — Что?.. Нет, я пришла не для того, чтобы... сейчас остановиться. Дмитрий помнил, насколько легким было ее тело, когда он в очередной раз укладывал ее на лопатки в момент их тренировок. Держа ее за запястья он позволял себе лишь на секунду засмотреться на нее, делал это так, чтобы она не замечала перемен в его взгляде, выражении лица, старался вообще не показывать эмоции. Но в ту ночь, когда он привычным движением перевернул их, оказавшись сверху, но находясь не на матах, а на кровати, он не скрывал от нее своих эмоций. Она могла видеть его страсть, желание обладать ею. И в определенный момент он увидел встречное желание. Руки потянулись к ее шее, чтобы снять последний элемент. Ожерелье. — Что случилось? Он помнил, как не узнал собственного голоса, как во рту пересохло, а сердце пропустило удар. Его ученица обнаженная лежит в его постели. И самое неправильное, ужасное состояло в том, что ему это нравилось, ему не хотелось ее покидать, он сделал это с большим трудом. — Вернись... Ее тихий голосок, разрушающий воцарившуюся тишину. Как же хотелось это сделать. Вновь почувствовать ее объятия, ее поцелуи, услышать собственное имя, произнесенное ей. Но это желание было настолько неправильным, аморальным, что он спрятал его как можно глубже в себе, старался вернуть свою маску невозмутимого стража, не признавая, что она была уничтожена ею. Виктор Дашков сыграл с ним злую шутку. В попытке отвлечь их обоих он выпустил наружу потаенные желания Дмитрия, те, которые раньше получалось обуздать, но не теперь. Теперь контролировать эти самые желания, казалось, стало в два раза труднее. Будто после удовлетворения малой их части он хотел больше в разы сильнее. «Не очень-то у тебя получается забыть ее.» Надоедливый внутренний голос издевался над Дмитрием. И было невыносимо понимать, что он прав. Дмитрий смотрит на настенные часы. Половина третьего. Вновь поднимается с кровати, чтобы плотнее задернуть шторы, спрятаться от света. Стоит постараться уснуть, совсем скоро настанет моройское утро и он отправится на тренировку. Она встретит его едкой шуткой, раскритикует музыкальный вкус, будет недовольна очередным наматыванием кругов вокруг Академии. Он сядет на маты с недочитанным вестерном, скажет очередную мудрость стража и сделает музыку чуть громче. И на секунду, всего на секунду, их взгляды пересекутся, и в этой секунде они оба утонут, стараясь спрятать чувства друг к другу как можно глубже, и отведут взгляд. Она вновь побежит наворачивать круги вокруг Академии. Он будет вчитываться в строки вестерна, вновь и вновь мысленно возвращаясь. Обратно к ней.