В ночной тишине

Ночь в Париже— чарующее, но опасное зрелище. Обычно в такой вечер Гренгуар бы предпочел отсидеться дома в компании своей цыганской жены и её премилой козочки, которую так приятно обучать новым трюкам, но именно сегодня что-то незримое тянуло поэта отправиться в путешествие по ночным улочкам города любви, что ночью скрывал в тени своих домов далеко не романтичные картины грязи и порока, но что за столько лет стал родным городом. Вместо привычных идей и строк его новых произведений у него в голове звучал вкрадчивый голос, который казался смутно знакомым. Он звал, заманивал к себе, очаровывал. Пьер всё это списывал на игру воображения, но внезапно голос стал настолько реалистичен, что поэт вздрогнул и невольно сделал шаг назад, сопротивляясь ему, желая скрыться, ослушаться его вкрадчивых приказов. Но долго это сопротивление продлиться не могло, и Пьер вновь следует ему. Голос чарует, выбивает остальные мысли из головы, оставляя лишь вкрадчивый шепот и слепое подчинение. Поэт просто не может сопротивляться, ноги сами ведут его. Поэт оказался в тёмном районе, совершенно пустом в это время суток. Он недоуменно озирался. Сейчас он стоял в темном абсолютно пустом на первый взгляд переулке, даже лёгкий ветерок не нарушал спокойствия. Лишь полная луна изливала свой свет. Неожиданно захотелось бежать. Как можно быстрее, как можно дальше, не оглядываясь. Страх поглотил юношу. Поэт хотел было ступить шаг, но его за предплечье удержала нечеловечески сильная рука. В следующий миг его рот, а заодно и нос закрыла вторая, перекрывая последнюю надежду на спасение и порождая панику. Тут же вкрадчивый шепот, тот же, что заманил Пьера в это место, ожег его ухо. —Молчи, поэт…— повелевал он. За этой фразой следовало недолгое молчание, и Гренгуару даже на миг показалось, что обладатель голоса втянул воздух, принюхиваясь, словно хищник к добыче. Поэт мог поклясться, так оно и было. В данный момент он и впрямь был его добычей. Неожиданно Гренгуар успокоился, страх точно испарился. Вместо него появилось странное спокойствие, даже некоторая апатия. —Не бойся, поэт… Боль — на мгновение, наслаждение — навек…— тихо прошептали ему и осторожно отклонили его голову набок, оголяя шею, подставляя её под губы незнакомца. Страха совсем не было, Гренгуар впал в прострацию, как часто с ним случалось, когда он увлекался написанием очередного произведения. Клыки зашли внутрь достаточно быстро, пачкая одежду поэта, а также губы и подбородок вампира. Горячая кровь покидала вены юноши, и вот он лежит на камне улицы не в силах встать. Жизнь покидала его вместе с остатками крови в венах. Лишь утром нашли обескровленное тело поэта с удивительным спокойствием на лице. Он знал, что смерть— лишь начало новой жизни.