Шорох за окном.

Серое небо роняло на землю капли дождя, что вмиг поглощала земля, которая желала утолить жажду, после стольких дней под палящим солнцем. Лето подходило к концу, а потому все деревья в округе были покрыты уже потемневшими от воды рыжими листьями. Многие из них, под порывами ветра взлетали вверх, а затем с некоторым хлюпаньем падали. Этого, конечно, он не слышал. Через распахнутое окно на тяжёлые шторы падали капли, пропитывали богровую ткань, делая её почти чёрной. При тусклом свете старой лампы, (которой, по виду, было столько же, сколько и этому особняку, что расположился в глубине леса), можно было рассмотреть стены со старыми обоями, от сырости облещавшими по углам, стол, кое-где подгнивший и выглядевший крайне ненадёжно, два кресла, одно из которых не имело ножки, но всё ещё держал равновесие. Обивка кресел выделялась в темноте тонкими золотыми линиями, что складывались в хитрые узоры и поблёскивали, когда очередная молния покрывала трещинками всё небо. Парень, сидевший на целом кресле, задумчиво смотрел перед собой. В его взгляде, казалось, совсем ничего нет, одна лишь пустота, чёрная и густая, как сами его глаза. Тёмные спутанные волосы падали ему на лицо, почти полностью скрывая его, не давая разглядеть ничего, кроме пронзающих душу глаз и шрама, что спускался вниз от края губы к подбородку. Одежда представляла собой пиждак с черезчур длинными рукавами, белая рубашка, что уже не была такой белой, скорее грязно-серой, облепленной сырой землёй. Нет-нет, этот человек не пробрался сюда, дабы скрыться от дождя, он жил здесь. Жил, словно тень, шатаясь по дому день за днём, под утро закрывая шторами окна, чтобы солнечные лучи не попадали в комнаты, а ночью смотрел на звёзды, хотя и не видел в них особой красоты, смотрел, скорее от скуки. Сколько времени прошло с момента, как он попал сюда? Точнее, с того дня, как он добровольно заперся здесь. Проклятье этого места полностью поглотило его, не дав шанса на переосмысление. Особняк забрал его имя, и всё то, что составляло его, делало человеком. Он даже не знал, жив ли, но каждый раз, когда лучи солнца касались его кожи, они причиняли ему неимоверную боль, а плоть покрывалась ожогами и волдырями. Он чувствовал голод, что покидал его на время, тогда лишь, когда странники, сбишись с пути в тёмное время суток или же, в непогоду, как сейчас, приходили сюда в надежде получить приют, но после их никто и никогда не видел. Звучит как детская страшилка, правда? Он высасывал из людей жизнь, оставляя после них сухие обескровленные оболочки. Он знал, что скоро ему придётся поплатиться за свои деяния, и, сегодня, он решился. Решился совершить то, о чём грезил ночами, но боялся. Первая попытка обернулась провалом. Снова струсил. Парень резко стиснул кулаки, ударил по ручке кресла. Та с шумом отвалилась, но этот шум тут же заглушил раскатистый звук грома. Осторожно поднявшись, существо, хромая, подошло к окну. Его движения были вялыми, но уверенными. Крепко сжав зубы, он нервно усмехнулся, оголив острые белоснежный клыки. Из его рта тонкой струйкой потекла слюна. Этот голод… Он придавал силы. Силы, которой так не хватало. Он прыгнул вниз. Внезапное головокружение заставило его упасть, но только на пару секунд… Он бежал, бежал сквозь лес, не разбирая дороги, гонимый неистовым желанием… Он исчез, но кто знает, что таит в себе тот загадочный шорох за окном.