В Москве полночь

Не то чтобы Блинов так уж возражал против появления в их тёплой компании найденыша-лейтенанта, но приходилось признать: без него проблем у "Белой Стрелы" было на порядок меньше. Справедливости ради, дело как раз-таки не страдало - Слава вписался в состав группы удивительно быстро и ладно, будто правильно подогнанная деталь. У парня обнаружились феноменальное чутьё и талант к военному ремеслу: мало кто из кадровых офицеров, встреченных Блиновым на своём веку, был способен так хладнокровно и профессионально действовать в боевых условиях даже спустя несколько месяцев на раскалённой передовой. Со стороны на него поглядишь - в жизни не скажешь, что обычный щегол-участковый из захолустной деревеньки, ни дать ни взять - "альфовец" не из последних. То есть, с этой точки зрения решение Боцмана у Блинова внутреннего сопротивления не вызывало: приобретение более чем ценное, стоило с того света его вытаскивать. Самим такой боец нужен, пускай все лодочники и бабы с косами в очередь встают. Но вот вне заданий в последнее время творился сущий ад. Или сумасшедший дом, это как посмотреть. Блинов некоторое время тормозил - никак не мог разобраться, что же ему не нравится, потом наконец додумался: Макс. Спокойный, обаятельный, чуть насмешливый капитан угрозыска Сорокалет, едва завидев Славу в поле зрения, менялся до неузнаваемости. Чего стоила только эта его привычка окликать лейтенанта грубым требовательным свистом! Уж на что Блинов был противником неуставщины, но на Славкином месте плюнул бы на всякую субординацию и дал бы боевому товарищу в лоб, для прояснения мыслительного процесса. Потому что если старший по званию тебя со служебной овчаркой путает с завидной регулярностью, две копейки этому званию цена. Но Слава ничего, отзывался, будто бы так и надо. Мало того: рта не открывал без капитанского позволения. То есть, прямо не спрашивал, конечно, но взгляд каждый раз на Макса кидал такой вороватый, боязливо-преданный, чуть заметный, исподлобья. Ну точь-в-точь собака, только цепи с ошейником не хватало для полной картины. Хотя и незачем - Славка от него и так ни на шаг не отходил, вечно вдвоём везде таскались. Попытки взывать к высшему руководству успеха не имели: Боцман сам по себе ни в какие мутные межличностные тёрки никогда не лез, а что до майора, так тот даже одобрял: правильно, мол, Сорокалет парня в ежовых рукавицах держит, человека из него воспитает. С современной-то молодёжью только так и надо! Как Блинов ни бился, доказывая, что такое вот воспитание, когда лейтенант на ноги вскакивает, стоит только Максу через порог перешагнуть, а тот его и по имени никогда не назовёт, - ни хрена не норма, Верба только отмахивался: - Да вы, молодняк, настоящей-то дедовщины не видели, слова резкого вам не скажи. Вот у нас в части... И жмурился едва ли не мечтательно. Тьфу. В редкие моменты, когда до майора удавалось-таки достучаться, тот приводил в качестве главного аргумента бессмертный афоризм: "Зато как сработались-то, ядрена вошь!" Тут было не поспорить: взаимопонимание у Макса и его подопечного развилось поразительное, какое-то болезненно-ясное - своего рода сыгранность, как у советских хоккеистов. Вспомнить хотя бы недавнюю историю с Живцовым, Живчиком, барыгой чертовым - пасли его всей "Стрелой" без малого два месяца, до того была подозрительная сволочь. По Живчику, с его перестраховками и манией преследования, областной психдиспансер плакал горькими слезами: пришлось целый спектакль разыгрывать, в ходе которого капитан милиции Блинов, якобы пытавшийся задержать Макса в роли залетного наркобарона из Москвы, был безжалостно "застрелен" на глазах у объекта. Тогда только тот проникся и на сделку пошёл. Хотя и тут подгадил - встречу назначил в чистом поле, ни заброшенных высоток вокруг, ни деревьев, где хочешь, там засаду и устраивай. Только и удалось, что Славку наскоро в траву запихать, а когда тот без команды Живчика двумя выстрелами положил, вообще казалось - труба дело, подвёл приёмыш их под монастырь. Отправив-таки барыгу с корешами на тот свет и разбросав по округе опознавательные знаки, "стреловцы" вознамерились было дружно устроить горе-снайперу головомойку, но тут выяснилось неожиданное. Макс, проводивший переговоры с объектом лицом к лицу, подтвердил: расколол его Живчик, черт знает как, но догадался, по взгляду было видно. Счастье, что сделать ничего так и не успел: едва рукой дёрнул, чтобы волыну из-под куртки выхватить, сразу же пулю в лучевой нерв получил, а секундой позже - вторую, в лоб. Славка на все пристрастные расспросы только руками разводил: - Да не знаю я, как так вышло! Ну, почувствовал что-то. Не могу объяснить, само получилось, честное слово, мужики! И весь сказ, как его ни тряси. У Блинова ещё тогда язык чесался спросить, среагировал бы новоявленный Кашпировский, стой в окружении банды кто-нибудь из них, или это его "само" только с Максом так избирательно работает. Но не спросил, не стал обострять. Зато убедился окончательно, что кроется тут что-то нездоровое, потому что не бывает, мать их, на ровном месте таких совпадений. Как в воду глядел. На днях случилось нечто совсем безумное. Самое странное-то, что буквально ни с чего - Славка, отправленный старшими товарищами в поселковый магазин за буханкой хлеба и парой банок тушенки, уложился в двадцать пять минут против обычных пятнадцати. Уж такой опытный оперативник, как капитан Сорокалет, должен был прикинуть, что по дождю через лес, да по размокшей за двое суток глиняной дороге, десять минут потерять - это ещё большое везение, не иначе, Славка бегом мчался. Но Макс вместо того, чтобы как следует подумать, с ходу полез в бутылку - начал парня отчитывать самыми что ни на есть фольклорными выражениями на повышенных тонах, популярно объясняя, чем им всем грозит его риск засветиться, как он ни во что ни ставит конспирационные старания старших и кем он после этого называется. Слава сначала пытался оправдываться, потом совсем сник и стоял с несчастным видом, опустив голову. И тут черт дёрнул влезть Блинова. Блинов, честно говоря, сам до конца не понял, что его толкнуло на этот без преувеличения самоубийственный поступок. Не иначе, проклятое чувство справедливости взыграло и привычка ввязываться в неравный бой на стадии, предшествующей его возникновению. Профдеформация, мать её. Впрочем, пожалел он об этом едва ли не сразу, потому что Макс в ответ набросился так, будто бы Блинов у него кровное имущество силой отнимает - не то что даже последнюю рубашку, а почку, например. От масштаба вспыхнувшей на вышнегорской окраине Второй Чеченской ошалел даже невозмутимый обычно Георгий Иваныч, вследствие чего оба были награждены скупыми, но ёмкими эпитетами и немедленно вытолканы взашей на улицу. Под проливной дождь. Промозглая обстановка за дверями натопленного дома, откуда уже тянулся прозрачной паутинкой заманчивый аромат свежесваренной ухи, к продолжению свары не располагала. Вынужденно остыв, два капитана сумрачно бродили вокруг дома каждый по своей собственной траектории, при встрече меряя друг друга неодобрительными взглядами. В последний - и до этого дня единственный - раз они так ссорились лишь в далёком 89-м перед самым выводом, когда Макс, задремав в грузовике в импортной блиновской куртке, за которую на чёрном рынке были отданы баснословные (и все имеющиеся) сбережения, безнадёжно её угробил выпавшей изо рта сигаретой. Как и тогда, Макс подошёл мириться первым: слегка, но обезоруживающе улыбнулся, сказал что-то обязательное про неправоту и "погорячился". Блинов, который всегда отходил тяжелее, не сдержался и грызанул в ответ: - Чего до парня докопался на ровном месте? Гаишник, что ли? - Нет, ну а вдруг, нельзя же, - принялся капитан Сорокалет за старое. Блинов оборвал его на полуслове: - Что "вдруг"? Будний день, народу в здешних пампасах - полтора человека. Дождь, в сельпо просто так никто не сунется. Да и Зинаида эта, сам ведь знаешь... Макс знал. Продавщица, Зинаида Ивановна Евсеева, шестидесяти семи лет от роду, раньше была учительницей литературы в поселковой школе, а после того, как старую пристань закрыли, и посёлок вместе со школой вымерли в считаные пару лет, перешла на работу в единственный на всю округу магазин промтоваров. Женщина она была добрая, отзывчивая и во всех отношениях безобидная, только вот имела хроническое обыкновение забывать дома свои очки. А без них видела не больше, чем водитель автомашины со сломанными дворниками во время ливня - как подчеркивала сама Зинаида Ивановна, зрение советской круглой отличницы и в лучшие годы её не выручало, а уж сорок с лишним лет стажа усугубили клиническую картину аж до минус восьми диоптрий на оба глаза. И Блинов, и Макс обо всем этом были в курсе, потому что подвозили как-то раз милую старушку до горбольницы и обратно. - А мало ли, кто-то из гусиновских нарисуется, - гнул своё друг. Блинов цыкнул на него: - Ну да, у себя-то им нигде чекушку "Абсолюта" не купить! Дальнейший спор прервало неожиданное явление: где-то совсем рядом стукнули ставни, нечто прошелестело в буйных, выше человеческого роста зарослях шиповника, и на открытое пространство выкатилось, продираясь сквозь колючие ветки, до крайности перепуганное яблоко междоусобного капитанского раздора с возгласом: - Мужики, вы чего сцепились-то, зачем, не надо!.. Убедившись парой мгновений спустя, что кровопролитной дуэли здесь не намечается, Славка с явным облегчением выдохнул, но - Блинов заметил - втерся ровнёхонько между ними, разводя по разные стороны от себя. Не поймёшь, кого защищать собрался - то ли капитана своего обожаемого от Блинова, то ли самого Блинова от Макса. Если разобраться, и так и так затея смехотворная, но смотрелось это все героически. Как раз по Славкиному обычаю. Капитан Сорокалет, узрев перед собой взлохмаченную черную голову, вмиг посуровел снова - рыкнул: - Уши греешь? А ну марш в дом! - Затем скользнул взглядом в сторону угрюмого Блинова и добавил чуть помягче, обернувшись к удрученному его тоном лейтенанту: - Замерзнешь, Слав. - Да я ничего, тут не холодно, - принялся было горячо убеждать его Славка и тут же в смущении осекся, когда капитан, приблизившись, бесцеремонно ухватил его жёсткими пальцами за подбородок и повернул голову так, чтобы видно было Блинову: - Глянь, что творит. - Славкину щеку наискосок пересекала длинная глубокая царапина, судя по виду - свежая, памятка о встрече с шиповником. Макс вдруг погладил её большим пальцем, доведя движение до края скулы, и убрал руку, фыркнув: - Ну и на кого ты похож теперь, а? Миротворец хренов, сил моих нет. Славка на это промолчал и залился ярко-малиновой краской до корней волос, а Блинов внезапно отчётливо почувствовал себя лишним. Вот как будто бы ему прямо так и сказали - иди отсюда подобру-поздорову и не пялься, на что не положено. И в чужие разборки больше не встревай, все равно всего не знаешь. Так ведь нет. Благую в своём начинании мысль Блинов, как следует подумав, решительно отмёл: против невмешательства отчаянно протестовали и сущность бывшего разведчика, и совесть нынешнего милиционера, и нелёгкое бремя народного мстителя. В конце концов, работа у него такая - докапываться до правды, чтобы убедиться, что ничего незаконного под носом не происходит. К тому же чутью своему Блинов доверял безоговорочно, и когда ему что-то в творившемся вокруг не нравилось, на это, как правило, имелись веские причины. Вот и сейчас надо было поднапрячься и выяснить, какие. Так как Макса расколоть возможным не представлялось, было принято решение зайти с другой стороны. Найденыша Блинов подкарауливал тщательнее, чем отморозков всех мастей во время планирования очередной операции - необходимо было во что бы то ни стало застать его в одиночестве, что спустя определённый промежуток времени стало выглядеть поистине невыполнимой задачей, потому что подозреваемый Сорокалет и Славка друг с другом почти не расставались. Однако в итоге ему повезло - в один из нерабочих дней Макс снова потащил свою многострадальную "Ниву" в автомастерскую, и Блинов, расчётливо напросившийся к Боцману на чай, выцепил-таки лейтенанта в дальнем углу разросшегося яблоневого сада. Изрядное количество времени ушло на то, чтобы объяснить Славке, что его не собираются расстреливать у оврага и сбрасывать в болото в мешке с кирпичами - увидев выражение лица парнишки в ответ на предложение поговорить с глазу на глаз, Блинов начал сильно подозревать, что подумал тот о чем-то вроде этого. Лейтенант и так при любой удобной возможности его обходил стороной - не то чтобы Блинов как человек ему не нравился, но Слава явно чувствовал себя рядом с ним неудобно, обращался только по делу и выказывал некое уважение на расстоянии, как дракону какому-нибудь. В общем-то, Блинов и не удивлялся - знал про себя, что внешность у него угрожающая, суровая, да и взгляд тяжёлый, людей будто насквозь пронизывает. Но на обычных-то допросах это помогало, а здесь могло сильно осложнить дело, так что Блинов по мере сил пытался излучать дружелюбие, мирные намерения и готовность к переговорам. Даром что таланта к оным не имел ни на грош - в экстремальных условиях чем уж богаты, тем и рады. Сначала разговор не клеился: Блинов не сразу сообразил, как вывернуть беседу на Макса, а Славка шарахался от каждого движения собеседника и отвечал нервными кивками невпопад. Но стоило собраться с силами и спросить наконец напрямую, не творится ли у них с капитаном чего неладного, как беглый лейтенант преобразился в мгновение ока. Куда только девались неуверенность и смущенные взгляды исподлобья! Славка как-то сразу весь выпрямился, негодующе засверкал черными глазами и резво полез на броневик: - Да вы что, товарищ капитан! Кто вам только сказал такое? Мы ж друзья, за правду сражаемся, спины друг другу прикрываем! Ну, бывает, из себя выйдет человек, так это ж просто характер такой, не со зла же! Я и не обижаюсь, привык. Если мне не объяснять, как правильно, что я иначе пойму? Это ж ради дела все... - То есть, плохого он тебе ничего не делает? - уточнил Блинов, отчаявшийся прорваться сквозь пылкую защитную речь предполагаемого потерпевшего. Слава ответил сразу и совершенно искренне: - Говорю же, ничего! - И лишнего тоже? - продолжил Блинов скорее машинально, чем надеясь ещё что-нибудь вытянуть из упрямого подкидыша. Лейтенант снова мотнул чёрной головой: - Ни полстолько! А вот на этом Блинов вдруг чётко понял - врет. Вон, уши опять заалели ни с того ни с сего, да и глаза живо в сторону отвёл. Интересное дело получается! Значит, нехорошего умысла капитан Сорокалет в свои действия вроде как не вкладывает, а злоупотреблять служебными полномочиями все-таки злоупотребляет? И как именно, хотелось бы знать? Ну, Макс!.. Окончательно убедившись в том, что насторожился не зря, Блинов аккуратно закруглил разговор, по выработанной годами привычке ненавязчиво попросив при появлении любой относящейся к делу информации сразу обращаться к нему. Сам же принял непоколебимое решение: копать дальше. Мало ли что там приемыш говорит, что он о жизни знать-то может, зелень наивная. Ишь как про характер с объяснениями-то завернул, явно же с чужого голоса поёт. И как ему верить прикажете с такой-то пеленой на глазах? Нет уж, следствие разберётся, главное - до конца его довести. И такая возможность вскоре представилась. *** В начале июля находиться в черте города стало невозможно. Даже преступность в кои-то веки пошла на спад - оно и понятно, кому сдалось на такой жаре "стрелки" забивать да криминальные схемы проворачивать. Лучше уж осенью, в человеческих условиях. Вышнегорск превратился в адское раскалённое жерло хлеще реактора номер четыре, и отдел угрозыска в местном УВД был способен только на то, чтобы в полном составе безвольными мешками лежать на столах, наглухо зашторив окна и обморочно глотая сухой застоявшийся воздух. Древний вентилятор в здании был всего один, да и тот предсказуемо перекочевал в кабинет руководства без права на апелляцию. Некоторое время на высшем уровне за ценное оборудование велась борьба между начальником УВД, полковником Судаковым, и его замом, подполковником Чарских. Победил полковник со своей хронической гипертонией и металлическим осколком в желудочке. К концу очередной рабочей недели Верба не выдержал. Собрав их с Максом у себя в кабинете вечером пятницы, майор постановил: - В связи с неблагоприятной погодной обстановкой объявляю срочную эвакуацию. Вопросы? - Возражений не имеем, товарищ майор, - ответил за них обоих Макс, и все трое с чистым сердцем двинули к Боцману. Георгий Иваныч их приезду не удивился и был, как обычно, рад: порядком уже не заглядывали. Загоравшего на крыше дома Славку немедленно отправили на чистку свежевыловленных окуней и транспортировку привезённого из города ящика с пивом в прохладный подпол. Стаскивая с себя намертво прилипшую к коже рубашку перед тем, как нырнуть с разбегу в лениво поблёскивающую на солнце заводь, Блинов малодушно порадовался наличию в зоне досягаемости младшего по званию: сил на то, чтобы что-то делать самому, не оставалось просто никаких. Вон у Славки здоровья много, пока молодой, пусть и трудится на благо обществу. Остаток вечера прошёл спокойно. Озверевшее солнце наконец-то закатилось, нагревшаяся за день земля понемногу остывала, испаряя в воздух ровное тепло. На гаснущем небе проглянули звезды, с реки тянуло свежестью и редкими голосами с проплывающих мимо барж, а где-то вдалеке сонно мерцал переживший ещё один день пекла город. Словом, картина как для пейзажа, нарисовал - и сразу в Третьяковку. По ходу собрания участники "Белой Стрелы", не торопясь, употребили уху, затем охладившееся за время пребывания в подполе пиво. После того, как порция пива была удвоена, а затем и утроена, поступило предложение аккуратно заполировать её сотней-другой граммов чего поинтереснее, и все, кроме Славки, который под надзором старших принудительно вёл здоровый образ жизни, приступили к повышению градуса. Параллельно продолжался общий разговор о ситуации в городе и области, о криминальных новостях и появлении на горизонте возможных объектов. Георгий Иваныч исподволь, коротко, как он умел, набросал им портреты некоторых особо борзых беспредельщиков, они, в свою очередь, пообещали нарыть побольше данных через отдел. После этого сходка продолжалась до того удачно, что какой-то её отрезок выпал из уставшего и перегревшегося сознания капитана Блинова, ушедшего от потерявшего острую предметность обсуждения в некий транс. Впрочем, очнулся он вовремя - как раз для того, чтобы увидеть, как Макс, мельком бросив взгляд через плечо на встрепенувшегося лейтенанта, объявил для проформы: - Сигареты в "консерве" моей оставил, пойду заберу. - И поднялся на ноги, сделав за спину едва заметное движение пальцами, будто собирался щёлкнуть, да передумал. Если пристально не всматриваться, не вдруг заметишь, а Боцман с майором, увлечённые беседой, и вовсе ухом не повели. Блинов не смог с собой справиться, нахмурился: ну вот снова здорово! Опять с пацаном обращается, как с дрессированным, хоть бы уж кивнул тогда. Нет, ну совесть-то какая-никакая есть у человека?! Строго говоря, сигареты у Блинова с собой были. На миг возникло искушение их достать из кармана, чтобы полюбоваться на лицо лучшего друга и глянуть, как тот будет выкручиваться, но чистота эксперимента была превыше мелочного любопытства и к тому же гораздо практичнее. Когда ещё такой случай представится, без лишнего шума за обоими понаблюдать? Явно ведь куда-то вдвоём намылились, вот и пусть идут. И думают при этом, что никто ни сном ни духом - обязательно! Некоторое время Блинов терпеливо выжидал, чтобы не вызывать подозрений. Мало ли, вдруг и правда курить пошли, в смысле, Макс пошёл, а Славка по привычке за ним увязался - сам-то ни-ни, только, как это во дворе называется, рядом постоять. Однако прошло десять минут, потом пятнадцать, и стало совершенно ясно, что первоначальная версия подтвердилась, и в ближайшее время оба здесь не покажутся. Блинов покосился в сторону старшего командного состава: Верба с Георгием Иванычем понемногу дошли до кондиции душевных разговоров о старине, которых разные там щенки-капитаны понять ввиду своей сопливости не могут и потому мешать и вклиниваться не должны. Он и не собирался - момент для отбытия по-английски был прямо-таки безупречный. Поэтому, неслышно поднявшись с места и избегая резких движений, бывший комвзвода разведроты Блинов в несколько стелющихся шагов отошёл от костра и нырнул во мрак, исчезнув в нем без следа. Зрение к темноте приспособилось быстро: привычка, да и ночь выдалась лунная, как на иллюстрациях старого издания "Вечеров на хуторе близ Диканьки", которое шестикласснику Валере когда-то приходилось брать в библиотеке по долгу школьной программы. Пробираясь между развесистыми яблонями к дому, тёмной приземистой громадой замершему в отдалении, Блинов фыркнул про себя - будто в очередном сверхсекретном рейде, ни дать ни взять. Ноги сами ступали бесшумно, направляя его от дерева к дереву, чтобы труднее было сразу заметить из окон. К "Ниве", смирно стоявшей у ворот с другой стороны дома, Блинов даже сворачивать не стал: что-то подсказывало ему, что оба - и Макс, и его лейтенант - находятся не на улице, а внутри. Внезапно его пригвоздил к месту чуть слышный, почти на грани слуха раздавшийся вскрик. Мгновенно насторожившись, Блинов прижался к шероховатому древесному стволу, задержал дыхание и прислушался со всем вниманием. Так и есть! Звуки доносились из дома, из настежь распахнутого окна, усиливаясь по мере приближения. И своим содержанием Блинова отнюдь не радовали. - Мне тут сказали, ты опять полдня где-то шлялся? - Макса голос, хриплый и огрубевший, с жёсткой, недоброй интонацией. Такую капитан Сорокалет использовал на допросах, дожимая перепуганных мелких сошек, кому не повезло попасться на горячем. Славка отозвался точь-в-точь как они - сбивчиво, умоляюще и на вдохе: - Да нет, не так все было! Гулял просто... - Где? - В лесу! Недалеко, до железки и обратно сразу, клянусь! - Видел кто? - Нет! Ни одна душа живая, честно! Чтоб мне сдохнуть! - Сдохнешь, когда я разрешу! Мне почему не сказал? - Я думал, ты не узнаешь, я ж ненадолго, Макс, ну что ты, Макс... Блинов с трудом проглотил смерзшийся в горле ком. В Славкином голосе ясно звучала боль - и ещё что-то такое звонкое, надрывное, на самом-самом пределе. Так говорят, когда гордость и способность огрызаться уже сломаны об колено, и человек обречённо смиряется с тем, что ничего хорошего его впереди не ждёт. Словно в подтверждение его мыслей, следом раздался хлёсткий звук удара и одновременно - ещё один вскрик, жалобный и приглушённый, будто кричащему рот зажали ладонью. Оцепенение мгновенно сменилось ослепляющей вспышкой гнева. Так, выходит, прав был Блинов в своих подозрениях? Значит, капитан Сорокалет на людях в защитника отверженных играет, а без свидетелей дедовщиной развлекается?! Блинов сорвался с места, не рассуждая, прыжком очутился у окна и, схватившись за деревянную раму, хотел уже перемахнуть через неё и вырвать Славку из рук угнетателя, но в самый последний момент бросил взгляд в залитую лунным светом комнату. И замер. То, что Славка - парень объективно привлекательный, Блинов заметил сразу, чего греха таить. Даже в этой форме своей дурацкой, какая у него в Гусином была, больше на два размера. Не то чтобы Блинов имел привычку с каким-то умыслом всех подряд мужиков разглядывать, нет, конечно, но против фактов-то не попрешь! В детдоме, когда проверяющего из себя разыгрывал и выпускной альбом листал, с трудом, в последний момент сумел лицо равнодушное сделать, глядя на черно-белую Славину фотографию. На ней тот вообще шикарно смотрелся: лицо такое строгое, торжественное, подбородок точеный, глаза - яркие, угольно-чёрные, осанка - истинно офицерская, хотя в училище не поступил ещё. И ведь вроде черты, если по отдельности рассматривать, самые обычные, даже неправильные скорее, но вместе против воли чужой взгляд притягивают - не оторвать. И улыбка эта его... Залитая ярким лунным светом комната напоминала ту фотографию, только в масштабе: чёрное и белое, больше ничего. Чёрное - тени, контуры предметов, непослушные пряди, прилипшие ко взмокшему лбу, густые ресницы лейтенанта, двумя растушеванными полукружьями лёгшие на скулы. Белое - длинные просветы по форме оконной рамы на полу, обнаженные Славкины плечи, открытое горло, беззащитно подставленное чужим губам... и спина капитана Сорокалета, со всеми очертаниями развитых мышц и позвонков. Блинов тихо сполз по бревенчатой стене в колючую траву под окном и съёжился, запустив пальцы себе в волосы. В голове бушевал ураган. Первая мысль, порождённая сознанием сразу после того, как оно наконец-то убедилось в кошмарной и возмутительной реальности происходящего, требовала от бывшего комвзвода разведроты немедленно ворваться в дом с оружием наизготовку и прекратить извращённое истязание любой ценой. Потому что предположение о том, что Макс Славку избивает по-черному, уже было достаточно хреновым, но то, что он его при этом ещё и насилует, выглядело совсем уж отвратительно и дико. Да как так можно-то! Человек он или зверь бездушный, с молоденьким пацаном такое творить?! С тем, кто ему доверял, слова поперёк сказать не мог, кумиром своим считал! Как у него рука только поднялась... или нет, не рука... тьфу, срам, подумать тошно! Последующие мысли, несмотря на никуда не девшийся сумбур, отличались гораздо большей рациональностью. Во-первых, пришлось волей-неволей вспомнить о том, что никакого оружия у капитана Блинова с собой нет: табельное честь по чести сдано по отбытии из УВД в "оружейку", а то, которое для дела, у Боцмана в схроне смирно лежит, и чем возиться и доставать, проще коктейль Молотова за это время из местной самогонки смастерить и внутрь закинуть. Во-вторых, нечто во всем этом Блинова сильно смущало - то есть, кого бы происходящее не смутило, но было что-то ещё, заставляющее сомневаться в легитимности швыряния в окно коктейлей Молотова даже при их шаговой доступности. Блинов, конечно, по всяким гадостям против доброй воли был небольшой специалист, но все однозначно указывало на то, что жертва преступника обнимать за шею прямо-таки до судорог не станет. И ноги на поясницу крест-накрест закидывать тоже. И уж тем более подстраиваться под резкие, рубленые движения так, будто... Стало нестерпимо жарко, и Блинов нервно провёл по лбу рукавом рубашки. Неподъёмная в своей крамольности мысль, что Славка от такого может получать удовольствие, никак не хотела умещаться в трещавшей по швам голове. Да никто не может, кричал взбунтовавшийся здравый рассудок! Чего тут хорошего-то?! То есть, знать ответ Блинов вовсе не желал, но перестать себе задавать один и тот же ужасающий вопрос никак не удавалось, тот крутился внутри черепа по часовой стрелке, будто заевшая пластинка. Черт с ним, с удовольствием, как Славка на такое согласился вообще?! Ясно вспомнился хладнокровный взрослый боец, пятая зловещая тень, при появлении которой противники "Белой Стрелы", сдавленно хрипя, падали замертво. Нет, ну вот как?! А то ты сам не знаешь, язвительно хмыкнул внутренний голос. Макс ему скажет - иди с крыши прыгай, тот только и спросит, с хрущёвки или с девятиэтажки. Он бы и бить его в самом деле тут мог, и кожу полосками снимать, не то что... Словом, необходимы были дальнейшие наблюдения. Скрипя зубами, Блинов медленно поднялся на высоту собственного роста и, прижавшись лопатками к стене слева от окна, осторожно заглянул внутрь. Собственно, мог бы и не стараться. У обоих офицеров милиции в помещении имелись более важные дела, чем глазеть по сторонам с целью засечь постороннего зрителя. У капитана угрозыска Максима Сорокалета, например, - рассыпать темнеющие укусы по мелово-белым плечам и хрупкому изгибу шеи, напряжённой, натянутой, как струна. У бывшего участкового села Гусиное, лейтенанта Вячеслава Генералова, - расцарапывать судорожными рефлекторными движениями чужие лопатки, спину, бока, а заодно и лезть с беспорядочными жаркими поцелуями, куда дотянется. Рот у Славки - это вообще было что-то в высшей степени неприличное, такое, что и взглянуть неловко: сплошное искусанное влажно-алое пятно, единственное цветное посреди окружающего монохрома. Если бы Блинов своими глазами этого всего не видел, точно бы решил, что Макс его смертным боем бьёт - откуда ещё такие-то повреждения! Будто услышав его, Макс приподнялся на локте и ударил лейтенанта ладонью по бедру - хорошо так получилось, с оттяжкой, звонко. Послышался тот самый хлёсткий звук, не дававший Блинову покоя, а затем и Славка, запрокинув голову, снова простонал тонко и отчаянно, будто из последних сил. Впрочем, с такой-то видеодорожкой тревожное звуковое сопровождение воспринималось совсем по-другому. Нестерпимая боль, значит? Страх, значит? Какой же из Блинова следователь все-таки хреновый! Макс, не останавливаясь, наклонился к лейтенанту лоб в лоб и, стиснув жёсткие пальцы у самого горла, сказал ему негромким, но грубым голосом: - Жить хочешь? Смирно себя веди! Вот здесь уже просматривался возможный состав преступления, и Блинов, стряхнув с себя потрясённое бездействие, все-таки вцепился в раму поудобнее, чтобы придать себе импульс для преодоления преграды, но тут Слава открыл глаза, подняв тяжёлые свои угольные ресницы, и посмотрел Максу прямо в лицо. Взгляд у него был бездонный и лихорадочный, никакого страха там не было и в помине - одно расплывчатое чернильное марево, как пятна талого асфальта на жаре. Ничего не отвечая и не обратив ни малейшего внимания на тесную хватку на собственном горле, беглый лейтенант потянулся к капитану Сорокалету целоваться. Блинов откатился от окна по брёвнам, хватая ртом непослушный, не втискивающийся в лёгкие воздух. Ему было плохо. Вспомнилось, как отец отчитывал их с братом в детстве, что до их рождения даже не знал, с какой стороны у человека сердце находится. Может, в чем-то он был и прав, но до такого они никогда отца не доводили! Блинов уставился в насмешливо-яркий диск луны, не мигая и пытаясь выровнять дыхание, чтобы, чего доброго, не свалиться тут с сердечным приступом. Весёлая бы картина предстала глазам какого-нибудь майора Вербы, решившего выяснить, куда вдруг подевалась вся молодёжь "Белой Стрелы": двое в командном пункте так развлекаются, что дым коромыслом, а третий под окном вон посинел уже. Тут же против воли подумалось совсем страшное: вдруг все давно знают, только он один не в курсе? Потому и копаться отговаривали. Правы, между прочим, были, но капитан Блинов ведь самый умный, а при малейшем намеке на запрет ещё и дурной азарт включает - надо задницу порвать, но сделать не иначе как назло. И кто виноват теперь? Однако время для самобичевания было неподходящее, потому что допрос, судя по всему, продолжался. А Блинов, как бы его ни корёжило внутри, покидать место действия на произвол судьбы был морально не готов - мало ли, вдруг Макс совсем уж увлечётся, и кончится все в итоге удушением или тяжкими телесными. Нет уж, нужно проследить! Проклиная все на свете, а в особенности свою чрезмерную обязательность, Блинов вернулся на наблюдательный пост. - А может, ты вообще с концами свалить решил, а? - В пепельном взгляде Макса блеснуло что-то опасное, будто стальная колючая проволока в лесной листве. - Признавайся, решил, да? Если бы капитан Сорокалет таким голосом - про методы уж не говоря! - своих подозреваемых всегда допрашивал, раскрываемость их отдела московским коллегам бы в пример ставили. Славка от такого обвинения дёрнулся под ним, запротестовал пересохшими непослушными губами: - Да я никогда! Как тебе такое в голову... - В глаза смотри мне! - оборвал Макс его чистосердечное признание, резким движением плеч стряхивая скользившие по ним пальцы. Лейтенант снова взмолился: - Куда я пойду? У меня даже нет никого! - Значит, было бы куда - ушёл бы?! - Нет, ну с чего ты взял-то... - С того, что ты мне врёшь на каждом шагу! О чем я тебя просил? Ну, о чем? Повтори! - ещё один звук удара, стон. Дрожащий Славкин голос: - Р-рассказывать обо всем, - потом, через два мелких судорожных вдоха: - В-вообще обо всем. - Так какого хрена, Слава? - прошипел капитан ему в ухо, сопровождая свои слова особенно жестким движением. (Наблюдающий за этим Блинов крупно поёжился: ну так-то уж зачем, смотреть даже больно!) - Как я тебе, - ещё одно, от которого лейтенант болезненно зажмурился, хватая ртом воздух, - доверять теперь должен, а? - Макс, да когда я тебя подводил? - Славка взглянул на него испуганно и умоляюще, по щеке от уголка глаза тянулась мокрая блестящая дорожка. - Я же ради тебя... - Рот закрой! Видимо, задекларированная утрата доверия капитана Сорокалета простиралась до таких пределов, что он, не рассчитывая на выполнение даже такой простой просьбы, все взял в свои руки: не слушая сбивчивых оправданий, перекрыл поток воспалённого Славкиного сознания собственным ртом. Жёстким, обветрившимся, голодным. Даже поцелуем-то не назвать - именно что заткнул, ударил под дых, забрал голос: тебе слова не давали, молчи! И снова Блинов задавил в себе инстинктивное стремление вмешаться, отступил назад, когда пальцы лейтенанта в ответ легли на колкий бритый затылок чуть выше косточки основания черепа и вцепились, не давая отстраниться. Правильно, как это он забыл? Чокнутые, что с них взять. Нет здесь жертвы, и преступника нет, извращение одно. Обоюдное причём. Тьфу!.. Впрочем, главную досаду у Блинова вызывало вовсе не это, а то, что Макса-то он по-настоящему, получается, никогда и не знал. Вроде друзья, служили вместе, потом в милицию пошли, потом вот - в "Стрелу", почти вся жизнь бок о бок. И ведь никогда Блинов даже отдалённо ничего такого не подозревал! Да и кто стал бы? Вёл себя капитан Сорокалет в точности как все нормальные мужики: проходящих мимо красоток взглядом провожал, в философских разговорах про баб участвовал, даже намекал то и дело, что выходные весело провёл. Лишь теперь, задним числом, начинало припоминаться разное: этих всех многочисленных пассий из рассказов Блинов в глаза не видел, да и вообще прямо уж рядом с настоящей бабой, если она по делу свидетелем не проходит или на мужа-пропойцу, получку укравшего, заявлять не пришла, Макса не помнил. Ну, только если на старших курсах училища, когда с девчонками на танцы ходили, но разве ж это в счёт? И ведь не замечал ничего, как и все, записал друга в старые холостяки - ну, нравится человеку одному жить, что такого. А ведь между тем выяснилось, что и насчёт "старого" погорячился. У Блинова по многолетней привычке глаз замылился, и был для него капитан Сорокалет совершенно как все остальные опера - такой же уставший одинокий мент без возраста. А оказалось-то, что Макс - вполне молодой ещё мужик, и мускулатура под его бесцветными мешковатыми свитерами очень даже имеется, и с состоянием здоровья у него все... кхм... в порядке. Нет, ну а чего! Сколько он тут уже в карауле торчит, час? И это ещё не считая, что завязку действия пропустил! Блинов поёжился от неудобных мыслей и отвернулся от окна, ощущая, как неловко, по-школьному краснеет. Ясно теперь, почему эти двое на полу устроились - кровать бы давно уже в щепки разнесли. Он-то думал, так только в конфискатных кинофильмах известного содержания бывает, которые время от времени в качестве вещдоков свои в отдел приносят, чтоб поржать. Сквозь завесу усталого смирения прорвалось лёгкое беспокойство: замучает же парня, без шуток! Ладно ещё если осторожно, по-человечески, а то вот так, как отбойным молотком. Ну, Макс!.. - Ты мне благодарен должен быть по гроб жизни! - слышалось из дома ожесточённо, под тяжёлое дыхание. - Если бы не я, кости бы твои даже хрен нашли потом!.. - Я помню, Макс, правда, - задыхающимся, будто у тонущего человека, голосом раздавалось в ответ. - Значит, делать надо то, что я велел! Сколько раз тебе объяснять?! - Макс, я понял, все понял, честное слово! - Нет у меня тебе веры, Слава. - Снова хлёсткий удар, вскрик через ладонь. - Тихо лёг, я сказал!.. Веру, Слава, надо заслужить. И ты её, мать твою, сейчас у меня отработаешь! - Шлепки и удары пошли сплошной слитной чередой, от которой у Блинова зазвенело в ушах, поверх упало жёсткое: - Извиняйся!! - Прости! Прости, пожалуйста, не буду так больше, обещаю! - По имени меня зови!! - Макс!.. - Ещё!! - Макс, пожалуйста!.. А-а-ах, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Макс, почти, не прекращай только-о!.. Луна светила в глаза, яркая, бесстыдная и нахальная, как и все, что этой ночью довелось увидеть и услышать капитану Блинову. Звуковой фон за его спиной усилился до крайности и человека несведущего мог бы даже напугать, но Блинову было уже понятно, что все закончится хорошо. Даже не то что хорошо, а лучше некуда! Беглый лейтенант то ли кричал, то ли всхлипывал, капитан Сорокалет твердил ему в шею что-то срывающимся от тёмного возбуждения и ярости хриплым голосом, словом, все в пределах слышимости слилось в лихорадочный раскалённый бред на двоих, и Блинов, как лицо постороннее, к нему тактично не прислушивался, усердно подсчитывая количество яблонь в Боцмановом саду. Собственно, можно было пост уже и сдать, так как на все остро стоящие вопросы ответы благополучно нашлись, но что-то не давало ему сдвинуться с места, и в конце концов бывший комвзвода разведроты обречённо решил: ладно уж, раз начал, надо досмотреть. Ну, или дослушать хотя бы, чтобы наверняка. Оглядываться было ни в коем случае нельзя, но завершающая стадия процесса как-то затянулась, поэтому Блинов все же обернулся, чтобы проверить, не пошло ли что-нибудь не по плану. Как оказалось, вовремя: Славка как-то по особому выдохнул, откидываясь на спину, и Блинову бросилась в глаза его скульптурно-белая стопа, на удивление изящные пальцы которой подогнулись и распрямились снова, будто оборвав какую-то невидимую, туго натянутую нить. Затем и Макс коротко и неразборчиво выругался, прижался в жесте скупой благодарности к плечу лейтенанта влажным лбом и скатился с него в сторону, размашисто утираясь предплечьем. "Что, правда, что ли? Да пошли вы оба нахрен!!" - Блинов хотел было врезать кулаком по бревенчатой стене, но душевных сил хватило только на то, чтобы обессиленно опуститься в крапиву. Ещё некоторое время стояла тишина. Двое в доме между собой уже все обсудили, а Блинов просто сидел, обхватив колени руками и уставившись в одну точку, и думал, что не заговорит больше ни с кем и никогда. Возможно, вообще уволится с работы, уедет в тайгу и до конца дней своих будет избегать людей с их двуличием и коварством. Хотя Георгий Иваныч вон пытался, не помогло. Нет, а все-таки: знает он хоть что-то или нет? Вверху раздалось какое-то шевеление, и Макс уже своим обычным, миролюбивым голосом без следа зловещей ауры криминального авторитета попросил: - Слав, ну ты подожди, я закурю хоть. - Сухо щёлкнуло колёсико зажигалки, шевеление и возня стали громче, после чего капитан Сорокалет мягко разрешил: - Ладно, ладно, иди сюда. Блинов дёрнулся от неожиданности, с возмущением покосившись на подоконник со ставнями у себя над головой. Они там что, на второй заход собрались?! Совсем людям свой рабочий функционал не жалко! Он-то тут просто мимо проходил, можно сказать, и то весь в мыле, а они... Противоречивое желание окончательно убедиться в сумасбродстве и развращенности собственных боевых товарищей заставило Блинова, что есть силы чертыхаясь про себя, снова подняться на уровень окна и заглянуть внутрь. Однако ничего особенно энергоемкого в доме не происходило: Макс лежал на спине, заложив руки за голову, прикусив зубами сигарету и меланхолично выдыхая табачный дым углом рта, а Славка улёгся ему на грудь, упираясь подбородком в скрещенные предплечья и скользя по его лицу зачарованными глазами. Созерцая эту идиллическую картину, Блинов отбросил последние остатки подозрений: не прижимаются так к маньяку и насильнику. К тому же взгляд у лейтенанта был самый говорящий - расфокусированный, шальной и до дрожи счастливый. Даже лицо и то светится. Затянувшись ещё пару раз, капитан Сорокалет аккуратно затер окурок об обшивку какого-то ящика: они у Боцмана вечно стояли по всему дому, то появляясь, то исчезая. Затем приподнялся и зашвырнул сигаретный огрызок в разверстый зев печки, несмотря на лето, стоявшей с открытой заслонкой. После чего потрепал Славу по волнистой лохматой голове и спросил тепло, задержав руку в волосах: - Ну что, живой? - Ага, - подтвердил тот, застенчиво улыбаясь. Глаза у приемыша безбожно слипались, и язык заплетался, но Славка был выносливый и вырубаться на месте не хотел. Сразу видно: физподготовка что надо, другой бы после такого марафона отключился и лежал сутки без движения. - Я тебя не сильно? - забеспокоился капитан Сорокалет, стараясь заглянуть парню через плечо - посмотреть на спину и то, что пониже. Славка с кристально честным выражением лица предложил, аккуратно взяв его за запястье и приложив к своему бедру: - Сам проверь. - Хихикнул, ненадолго прикладываясь лбом к чужой голой ключице: - Да не больно, жарко только немного. Как, знаешь, на солнце обгорел. - Смотри, а то я в один момент испугался даже, - Макс повернул голову и прижался губами к уголку его глаза. Славка хвастливо поинтересовался, задрав нос: - Ничего так я играю, да? - Угу, тебе в актёрское бы поступить, - буркнул капитан Сорокалет в перерывах между поцелуями. - В Москву поехать, во ВГИК. Вот любишь ты все-таки рыдать чуть что, а! - А вы, товарищ капитан, как будто против, - лейтенант сделал непонимающие глаза, отстраняясь. - Будто я не видел, как вы на меня в яме тогда уставились. На мне чуть майка не сгорела! - Ну да! - подколол его Макс. - С чего ты взял, что это вообще я был? Темно было, да и мы все в масках. Версии как минимум ещё две. Казалось, после сегодняшнего вечера Блинову уже не стоило стыдиться ничего, но на этих Славкиных словах он вдруг ощутил настоящую вину. Может, это они парня до полусмерти своей дурацкой проверкой напугали, а у него в голове вот так все повернулось! Не зря он все-таки остальных отговаривал, как чуял, что перебор выйдет. С другой стороны, повезло, что хоть так - ладно они с Максом общее увлечение нашли, а мог и умом тронуться. И без того жизнь у пацана была не сахар, и тут ещё они со своим тайным орденом. - В отрицалово идёте, товарищ капитан? - ехидно протянул Слава и слегка поскрёб ногтями кожу на его груди. - Кто ж ещё-то! У Вербы даже через маску усы видны, а Блинов, как чужие слёзы увидит, вечно глаза отводит. Я запомнил, как он с потерпевшими общается, совестно ему или ещё что. Услышав такое суждение от молодой поросли, Блинов встрепенулся, неосторожно зашуршав крапивой. Полюбуйтесь только, до чего наблюдательный практикант попался! Правда, что ли, за ним такое водится? Блинов задумался: сам-то раньше и не замечал. Надо за собой следить, а то что это за оперативник, у которого глаза бегают, как у цыгана. - Правильно, пусть дальше отводит, - воскликнул капитан Сорокалет с преувеличенной ревностью в голосе, нахмурив брови. - Нечего на моего стажёра заглядываться, понятно? - И стиснул довольного Славку в объятиях, отчего дальнейший разговор перешёл в невнятный шёпот и прочее бесстыдное воркование. Вовремя, потому что Блинов чуть было себя не выдал, в возмущении забыв обо всех принципах наружного наблюдения: обвинение было вероломное и абсолютно голословное. Сдались ему, порядочному российскому милиционеру, такие развлечения! А Славке он тогда и правда сочувствовал, сердце кровью обливалось. Ну хорошо, заметил ещё, что ноги у него длинные и родинка на спине есть, там, где майка заканчивается. Ну а что он сделает, если в самом деле есть? Маленькая такая, словно бусинка. Красивая. Как следует помотав головой, Блинов выкинул из головы дурацкие мысли и обнаружил, что переговоры завершились, и в комнате снова царит все та же мирно-дремотная атмосфера. Макс коротко поцеловал Славку в чёрную макушку, намотал на палец вьющуюся отросшую прядь и произнёс серьёзным голосом: - Ты это, вправду бы предупреждал, куда уходишь. Ну записку оставляй хотя бы, если сказать не получается. А то мало ли какая хрень опять, где мы тебя искать должны? - Проворчал: - Тебя в розыск и то не объявишь, мертвая душа. - Да проще простого! - воодушевился Слава. - Перекрываете на въезде трассу, каждому заглядываете в багажник... - Я тебе посмеюсь. Слав, ну прошу же как человека! - Ну хорошо, хорошо, - сдался лейтенант и проговорил как можно более торжественно, не скрывая искорок в темных глазах: - Буду обо всем вам отчитываться, товарищ капитан. То есть, если не забуду опять. Случайно! - Слава, - ещё более ласково произнес капитан Сорокалет и, подняв с пола зеленую Славкину ветровку, набросил её на озябшие плечи парня, задержав руки. - Если вдруг что, я ж тебя из-под земли достану, ты понимаешь же, да? Я тебя скорее своими руками застрелю, но свалить от нас не дам. Никуда не отпущу, не надейся. - И медленно, длинным неторопливым движением пропустил тёмный вихор сквозь пальцы. От этого внятного предупреждения, высказанного с неподдельной теплотой, стало не по себе даже Блинову. Но на Славку оно подействовало прямо противоположным образом: лейтенант мигом покрылся ярким пылающим румянцем до самой шеи, подобрался поближе, сверкая подернувшимися преданным туманом глазами, и выдохнул сиплым шепотом: - А я никуда и не собирался. - Потом продолжил умоляющим, сбивчивым тоном, заглядывая в глаза: - Макс, да как я без тебя?.. У меня же больше нет никого, ты для меня - все, вообще - все. Я же... Макс, я тебя... - и не договорил, прильнул ртом к чужим губам. Капитан Сорокалет притянул его к себе, забираясь пальцами под ветровку. Блинов отвёл глаза: на эти их нежности смотреть было почему-то куда более неловко, чем на все предыдущее. Будто бы в совсем личное забрался, выхватил что-то, что ни для кого больше не предназначено. И ещё стало немного обидно: вот Славка, как по-царски остальных вычеркнул, единым махом! Спасали-то они его все вчетвером, а ему, поди ж ты, один Макс в душу запал. Они все - вроде уважаемые боевые товарищи, но так, в стороне, а капитан Сорокалет прямо свет в окошке. Вот ведь дурак влюблённый, такой и собой закроет вместо бронежилета, и грудью на гранату бросится, лишь бы старшего не зацепило. У Блинова кольнуло внутри что-то смутное: поберёг бы его Макс, а не как к игрушке... Да разве ж вмешаешься. Вот он уже попробовал, и чего хорошего? Через некоторое время посторонние звуки опять стихли, и миролюбивый голос капитана произнес как бы между прочим: - Кстати, спросить не успел. Чего от тебя Валера-то хотел на днях? Блинов мгновенно подобрался, отбрасывая сумрачные мысли и костеря себя и свою дурацкую затею пойти напролом всеми известными ему нехорошими словами. Славке же сейчас и за это достанется! Однако лейтенант в ответ только удивился - ясным таким голосом, без малейших ноток испуга: - А ты откуда знаешь? - Иваныч сказал, - пояснил Макс. Блинов запоздало согласился: ну да, все правильно. Боцману-то зачем скрывать, если кто приезжает, так он запомнит, поди, не толпа народу здесь живёт. Нечего сказать, чисто он сработал, верх профессионализма! - Да так, разговаривали, - честно ответил Слава и вдруг фыркнул весело: - О чем, не поверишь. - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался капитан Сорокалет, а Блинов у себя в укрытии негодующе засопел: смеётся он теперь, зараза мелкая! Хоть намекнул бы тогда, что у них настолько все друг с другом отлично, а не школьника смущенного из себя строил. И не пришлось бы на познавательные разведвыходы время и силы тратить. И нервные клетки, которые не восстанавливаются. - Сказал - если ты меня обижаешь, к нему обращаться, - важным тоном провозгласил лейтенант и не выдержал, звонко расхохотался. Блинов не удержался, тоже хмыкнул против воли. Зараза! - Полезная информация, - согласился Макс и вдруг хищным движением опрокинул все ещё хохочущего Славку на лопатки, взбираясь сверху: - Ну что, как по-твоему, обижаю? Плохо тебе со мной? - Нет, ну можно было и получше, - беглый лейтенант старательно изобразил глубокомысленную интонацию, глядя в потолок, но тут же вскрикнул, пытаясь оттолкнуть чужие руки и выбраться из-под жилистого тела капитана. Тот прошептал ему на ухо что-то преувеличенно-кровожадное и шутя заломил запястья, наградив укусом в плечо. Блинов бесшумно отошёл от окна и направился в гущу деревьев, подальше от лунного света. Все с этими конспираторами понятно, незачем дальше свою выдержку испытывать. После увиденного голова ощущалась странно пустой, а редкие мысли - вялыми и бездеятельными, будто под местным наркозом. Не хотелось ни разбираться, ни бросаться кого-то вразумлять, ничего. Он же, в конце концов, не замполит "Белой Стрелы" - гневные разборы на партсобрании устраивать. Покопавшись в себе, Блинов, к своему удивлению, никакого презрения и отвращения к лучшему другу в глубине души не обнаружил, да и к Славке тоже. Вообще-то говоря, и в училище, и в армии всякое бывало, просто об этом в открытую никто не трепался, вот и привыкли, будто ничего такого на свете в помине нет. А оно, выходит, есть, совсем под боком! Блинов в очередной раз задумался, как Максу так виртуозно удавалось все от него скрывать. Что-то неуловимое подгрызало изнутри: наверное, не такой он хороший друг, раз не интересовался, никаких деталей не замечал, главным образом о себе думал. А были ли они, детали-то? Может, Славка вообще первый. Бывает же такое - случается озарение у человека, и пиши пропало. Хотя нет, для "озарения" слишком уж мастерство у Макса ювелирное, глянешь и сразу скажешь: опыт, нахрен! Где только набрался? Блинов потряс головой, прогоняя фантасмагорическую идею о допросе всех без исключения курсантов-стажеров вышнегорского УВД, бывших и нынешних. Ну, водилось за Максом такое, да, - нравились ему помладше парни. Чтобы восхищались, в рот заглядывали и слова поперёк вставить не смели. А тут Славка как раз буквально на дороге попался - подарок судьбы прямо. Как здесь устоять? И того чуть ли не с первого взгляда повело: матёрый опер, жизнь ему спас, да к тому же ещё в свободное время за справедливость заступается. Как герой из книжек прямо - у девчонок Грей с его алыми парусами, а у Славки вон Макс. При ближайшем рассмотрении, если заставить себя воспринимать все дело хладнокровно и без эмоций, ничего вопиющего не происходило. Непривычное - допустим, а вопиющего и омерзительного - совсем нисколько. Да и горький опыт капитана Блинова научил, что зло все от уродов, которые другим жить мешают, а вовсе не от тех, кто живёт, как сам хочет. Положа руку на сердце, лучше бы местные авторитеты, барыги, оборотни в погонах и прочая шелупонь тоже друг друга трахали вместо того, чтобы зоны влияния через трупы и беспредел один у другого отжимать. Вся страна бы спокойно вздохнула! И не размножались бы при этом, сплошная польза. Наматывая круги в траве по колено вокруг одной особенно развесистой яблони и отводя то и дело лезущие в лицо ветви с листьями, Блинов пришёл к нескольким благоразумным решениям. Во-первых, этих двух оставить к чертям в покое, пусть сами разбираются. Хуже было бы, если бы цапались друг с другом на каждом шагу и в глаза видеть не могли, а раз настолько поладили, то и возникать нечего. Во-вторых, Вербу с Георгием Иванычем такими новостями не шокировать - если сами знают, то лезть и ни к чему, а не знают, пусть останутся в спасительном неведении и нервы поберегут. В-третьих, самому изображать полнейшее непонимание и слепоту на ровном месте, с темы предыдущих разговоров съехать и отпираться всеми силами. Составив столь надёжный план действий, капитан Блинов успокоился окончательно и зашагал в обратном направлении, к реке. Примерно на середине пути ноги сами собой свернули к дому. То есть, не то чтобы Блинову оперативной работы на сегодня не хватило, и он на все это безобразие не насмотрелся выше крыши. Нет, хватило ещё как, хоть отпуск прямо сейчас бери. Просто дёрнуло что-то напоследок пойти и проверить - для галочки, на самый крайний случай. Мало ли, вдруг слово за слово, и переубивали все-таки друг друга, в порыве страсти. Держась чёрной во мраке стены и стараясь не скрипеть древними, иссохшими досками, Блинов осторожно поднялся по ступенькам крыльца и тенью прокрался в комнату. В комнате царила глухая полуночная тишина. Боевых товарищей окутал крепкий сон: Макс лежал на спине, Славка - щекой прижавшись к его груди и угольной лохматой головой едва не утыкаясь тому в подбородок. При этом капитан Сорокалет придерживал своего лейтенанта за худое плечо - цепкой хваткой, пусть и во сне. Блинов не выдержал, ухмыльнулся: хватил он с игрушкой-то. Спит, а вон как вцепился, как в самое дорогое, у живого из рук не выдернешь. С пола оба так и не поднялись, наоборот, ничтоже сумняшеся стащили с боцмановского дивана безразмерное серое покрывало, да Славка в свою ветровку завернулся. Постояв так с минуту и наблюдая за их спокойными, почти одинаковыми выражениями лиц, Блинов ощутил в глубине души последние остаточные судороги собственной профессиональной гордости. А именно - стойкое чувство, что его обвели вокруг пальца. Избавиться от царапающейся где-то внутри лёгкой досады возможно было только одним способом, и Блинов, ещё мгновение поколебавшись, выпустил-таки на волю собственную злопамятность. Шариковая ручка с синими чернилами лежала у Боцмана там же, где и всегда: на полке старого шкафа, поверх учетной книги с грубо разлинованными коричневатыми листами. Достав её на ощупь, Блинов вытащил из кармана рубашки знакомую карточку: всю колоду брал с собой только во время операций, но совсем с пустыми руками никогда из дома не выходил. Вот и пригодилось в итоге. Один росчерк - и поверх непримиримо разрезающей тёмный фон белой стрелы образовалось аляповатое сердце самой что ни на есть пошло-романтической формы. Аккуратно заштриховав контур, бывший комвзвода разведроты Блинов вернул ручку на положенное ей место. Подкинул карточку на покрывало, как раз рядом со Славкиной рукой, развернулся и тихо вышел из дома.