***
— Так, слыш. Где… это, — женщина забывчиво покрутила высоко поднятой рукой, — ожерелье с янтарём? — Не знаю. Гиндзо–сама ничего не сообщал. Гостья горько вздохнула. Руки на бока, разочарованный взгляд бегает по подушкам, да телевизору, а Кид бесполезно пытается укусить её сквозь тапки своей малюсенькой пастью. — Не ну вот! Когда мы развелись, так ожерелье и не нашёл! Да какого я с ним на выпускном танцевала?! Можешь найти его, и мне сообщить? — Как Вам сообщить? Женщина открыла сумку и вытащила оттуда максимально старенький и потрёпанный пейджер. Удивительно, что рабочий. — Напишешь сюда, номер запишу. Парень достал блокнот из кармана. Он послушно записывал нужный номер под диктовку, пока его бракованные мозги кипели. С одной стороны, мать хозяйки — семья, значит тоже хозяйка. С другой стороны, с ними не живёт, её имя ему неизвестно, значит — никто. И, записав необходимые цифры, он решил воспользоваться тактикой для разговора с незнакомцами — задавать нужные вопросы. — Ваше имя? Женщина удивлённо и выпучила на него глаза. Её кривое лицо и тон, наполненный яростью, вывели бы из колеи любого: — Чё?! Ты не в курсах?! Ах, ну более пяти дней уже, — она говорила резко, грубо, максимально низким тоном для женщины. — Игараси Чиэса. — Почему Вы не живёте здесь? — Мы с Гиндзо развелись двести лет назад! Я живу с другим, — гостья вальяжно разлеглась на диване в максимально развязной позе, словно она и вправду дома. Даже сменила громкость голоса на более приятную слуху. — Это допрос? — Простите, ни Гиндзо–сама, ни Аоко–сама насчёт Вас ничего не сказали. Это вновь неприятно удивило женщину. И, кажется настолько, что она чуть не бросила оставленную на столе книгу, но кое–как удержала предмет в руках и встала. Теперь она нервно прогуливаясь вперёд и назад около дивана, погрузившись в самые расстроенные эмоции. — Ясно… Со мной и Аоко не общается. Но, хотя бы, про Кенджи не забывает. — Муж? — Сын. — Сколько ему лет? — Семь. Кайто чуть подзабыл следующий вопрос, потому отвлёкся на котёнка, что всё ещё бегал под диваном, и отправил его на кухню. Но Кид непослушно выбежал оттуда, продолжая шипеть на гостью. — Почему Вы ищете то ожерелье? — Оно моё. Этот забывчивый мне его так и не вернул. — Как часто Вы здесь бываете? Чиэса бросила на дворецкого настолько унизительный взгляд, что в его глазах мелькнуло беспокойство. А заставить его беспокоится — задача сложная. — Почти никогда. В новостях увидела, вспомнила. Он из–за этого расследования вообще про меня забыл, то–то и послала его нахуй… Её поза, эмоции и разочарование в голосе были не похожи ни на инспектора, ни на Аоко. Это была разочарованная в жизни грубиянка, которая обладает нездоровой тягой то ли к бывшему, то ли желанием что–то у него отжать для мести. То, как она резко вошла в дом, до сих пор сохранила ключ… Да, удивительно. Но вдруг она снова чуть сменила лицо в приятную сторону, оставив свой хулиганский тон: — Чё, Аоко на встречу с однокашниками идёт? Парень кивнул. — Слушай, сходи с ней, а? Я не хочу, чтобы она с кем–то там потанцевала и закончила, как я. А то так… выпускной, не выпускной… Одна хрень! Такое задание вновь всколыхнуло процессоры в голове Кайто. С одной стороны, мать Аоко связанна с Аоко, значит это важно. С другой, она здесь не живёт, значит чужой человек. И вдруг мелькнула третья сторона — если знакомства на выпускном — это неправильно, значит он должен всё проконтролировать. Так чаша весов перевесила, и дворецкий в очередной раз поднял всё ещё незаметного котёнка. — Так и сделаю. — Вот! А ты отличный поц! — женщина потянулась, оттянув голову назад без рук, а потом ударила Кайто по спине с такой слой, будто собралась драться. Хотя он даже не пискнул, было адски больно. И это она ещё его за плечи обняла! — Чё, сколько те? Как ей? — Восемнадцать. — Во–во! Класс вообще! И, ещё раз крепко приложившись дворецкому по спине, женщина подобрала упавшую сумку и отправилась в направлении прихожей, уже особо не парясь насчёт «поднеси мне пальто» и успешно проигнорировав не прекращавшееся шипение Кида. Котёнок определённо был не в восторге от гостьи. — Прекрати. Котёнок кинул злобный взгляд на дворецкого и продолжил шипеть, стоило входной двери закрыться. — Прекрати! У Кайто не было диктаторского тона, вроде «прекрати, я сказал!», потому Кид выбрался достаточно примитивным способом — расцарапал маленькими, но острыми когтями щёку парня, перепрыгнул на диван и стал вылизывать лапу. Парень на это не отреагировал, просто протёр кровь и присел на то самое место, где ещё давно сидела гостья. Проблема всё ещё осталась — где Аоко?***
И, только тогда, когда ночь окутала город, в замочной скважине входной двери вновь повернулся ключ. Инспектор, по обычной для него практике, остался на работе, ведь нужно было готовится к суду, потому до дома добралась только Аоко. Она быстренько закрыла вход и только–только включила свет, чтобы снять ботинки, но её отвлек хлопок двери в гостиную. Кид громко, демонстративно и, главное, радостно мяукнул, а потом бросился к хозяйке. Он вилял хвостом словно собака, но более прерывисто и медленно. И девушка тоже бросилась к питомцу. — Кид! Ой, я руки после улицы не помыла, куда ты… И ботинки не сняла, — протянула она, но котёнок бросился на рефлекторно протянутые ручки и, как дотянулся до лица, лизнул щёку. — Ой, ну не лижи, не! За подобным сюсюканьем студентка почти проморгала, что её в дверном проёме стоял ещё кто–то. А ещё бы — этот парень не издавал ни одного звука, и лишь потом забрал куртку, как только Аоко сняла обувь. — Кайто, ой… — Аоко–сама, почему так долго? В его глазах не было очевидного беспокойства, оно скрывалось в слабом блеске синих глаз. Но даже такая частичка переживаний повышала уровень стыда до предела, а собственное беспокойство выходило из границ. Кайто волновался. — Ой, Кайто, я правда не хотела… Я заглянула в торговый центр, чтобы глянуть на платья в обычных магазинах. Ну, на случай… А там случилась кража! И там был мой будущий преподаватель из академии, он предложил мне тренировку. Простиии! Со стороны сжатые в районе лба кулачки и сгорбленная спина выглядели показательно, но девушка извинялась искренне, хотя и глупо. И это быстро сменило парню «настроение». — Нет, Аоко–сама, не извиняйтесь… Нельзя. «Перед дворецким не извиняются, хозяева всегда правы», — одно из правил «Дворецких в Белом», на которое Аоко плевать хотела. Ещё сверху болт положить, сжечь до тла и пепел развеять. — Но ты же волновался, я должна извиниться. Это по–человечески! Глаза дворецкого блеснули в очередной раз. Изменения по самым мизерным крупицам пробирались в его сознание. — Как пожелаете… — Ну ты и выбрал фразу! Кстати, ужин остыл, да? — Я сделал салат. — О, отлично! Аоко вышла из прихожей первой, за ней прошмыгнул Кид, а Кайто медленно прикрыл дверь. В кухне они оказались почти сразу, расстояние маленькое. Осталось только достать из холодильника приличную порцию греческого салата и приступить к ночной поедаловке. — Спасибо за угощение! — Аоко–сама. Девушка почти обронила ложку. Взгляд упал на дворецкого. «Ё–мое, так обратился! Доброго дня пожелает? А, может рассказать про кражу? Или что–то случилось?». — Завтра Вы идёте на вечеринку? — Да? — Могу ли я пойти с Вами? Тут студентка всё же уронила ложку в тарелку, отчего она полностью испачкалась в соусе. Причём настолько, что не хотелось её поднимать, но пойти за новой Аоко не могла. Забыла, как это — двигаться. — Хорошо, а с чего ты решил пойти? — Заходила Ваша мама и… Аоко, которая всё же встала за новой ложкой, уронила её на стол и выпучила глаза. Потом в спешке села, склонила голову на бок и приложила кулак к щеке. В такой позе древнегреческого мыслителя она, не спеша, вытаскивала из тарелки с салатом другую ложку. — Мама, значит? Догадываюсь, что она сказала, не нужно ей на слово верить... Наконец испачканная ложка оказалась на краю тарелки. — Да и не хочу Кида одного оставлять, — однако, поразмыслив ещё несколько секунд и съев пару ложек, Аоко улыбнулась, — Хотя, если хочешь, пойдём вместе! Пойдёшь? Мозговые процессоры дворецкого снова оказались в бедственном положении: с одной стороны Чиэса сказала, что такие встречи опасны, с другой Аоко сказала, что её матери нельзя верить. Мать–ребёнок важная связь, ребёнок не может так сказать про родного человека, но Аоко — хозяйка, значит закон. А если Аоко не догадывается, что это опасно? Любой нормальный человек давно бы разобрался, а для Кайто это мозговынос. — Так ты пойдёшь или нет? — одна последняя фраза, один последний взгляд. — Иду.