О веснушках, похожих на звёзды

У Кайла веснушки не такие, как у других людей. Они появляются лишь тогда, когда солнце обильно расцеловывает его щеки и золотистые лучи играючи скользят по хрупким плечам и лебединой шее. Веснушки Кайла не такие, как у других людей. А всё потому что они витиеватыми узорами рассыпаются словно звёзды в далёком ночном, августовском небе. И выискивать созвездия на чужих щеках, спускаясь ниже и соединяя, дорожкой влажных поцелуев, ломанные веснушки между собой – задача настолько интимная и по-своему волшебная, что семнадцатилетнему Кенни приходится старательно задерживать дыхание, прослеживая своим гипнотизирующим взглядом и собирая в целостное созвездие, зажёгшиеся где-то между ключицами и вспыхнувшие маленькими искрами; очередные, бегающие и прячущиеся от тени малахитовой листвы; маленькие, полюбившиеся ещё с самого детства, чарующие звёздочки. Веснушки Кайла не такие, как у других людей. Потому что, кто бы, что не говорил, а Кенни знает, что миллиарды звёзд разбросанные по всему телу: начиная от раскрасневшихся щёк и далее вниз по шее, переходя на плечи, ломанными линиями спускаясь на алебастровую кожу лопаток и исчезая уже будучи ближе к пояснице; умеют больно обжигать, оставляя после себя, на подушечках пальцев, горячие воспоминания, к которым хочется возвращаться каждую ночь. Иногда Кенни думает, что веснушки Кайла – это целый космос, со своими вселенными, галактиками, россыпью ярких, небесных тел и собственным млечным путём. Где звёзды хаотично кружатся в медленно танце, вычерчивая на чужом теле такие пируэты, которые одурманивают и сводят с ума одним лишь своим видом. Оторвавшись от созерцания вечного, Кенни спускается на землю и с головой погружается в большие, зелёные глаза. Глаза у Кайла всегда слишком умные и своевременно любопытные. Изучающие и до одури притягательные. Они очаровывают Кенни своей живой листвой, связывают по рукам и ногам своими дикими лианами и утягивают в сосновый бор, где своими крыльями шелестят вечнозелёные папоротники. Кенни знает, что то редкое солнце, которое посещает исчезнувший, с лица земли, городок; раз в два года приносит с собой произведение искусства. Солнце любит Кайла по-особенному: ласково и как-то по-матерински нежно. Каждый раз, подобно заботливой женской руке, своими тёплыми, палящими лучами оно зарывается в медные кудри и окрашивает их в яркий маков цвет. Лучи лениво скользят дальше. Ласкают щёки, с чрезмерной активностью танцуют в нефритовых лесах, обрамлённых густыми янтарными ресницами; заставляя глаза Кайла искриться подобно праздничному фейерверку. Солнце любит Кайла по-особенному. Поэтому каждый раз принося с собой свои тёплые дни и оттого по-детски наивную радость жителям снежного городка, оно, аккуратными мазками и точными движениями, создаёт из Кайла очередное произведение искусства. Кенни не знает и не может себе даже представить, каково это: быть поцелованным самим солнцем, но глядя на Кайла, стоящего под открытым безоблачным небом и сверкающего нефритовыми глазами, полного озорного блеска; Кенни готов пойти на любую вседозволенную глупость, лишь бы удержать это внеземное чудо рядом с собой ещё несколько долгих мгновений. Солнце любит Кайла по-особенному и именно поэтому Кенни считает его: близкого, но одновременно такого далёкого – дитём солнечного света. Кенни знает, что целовать чужие губы, горько сладкие и такие желанные не позволительно долго – это дорогое удовольствие, сродни самоубийству. Но поделать с этим ничего не может и даже если бы и хотел, то наверняка бы окончательно сошёл с ума, погрязнув в своих извращённых чувствах. И то, что свою любовь он без угрызения совести называет извращённой формой проявления чувств – постепенно, но неосознанно ломает его изнутри. И Кенни это знает. Кенни всё замечает и осознаёт. Кенни прекрасно видит какие последствия следуют после того, как он вновь поддаётся порыву, захлестнувший его опьянённый разум и заставивший сумасшедшее сердце неустанно биться в грудной клетке. Знает всё то, что привело их двоих – отчаянных, разочаровавшихся и потерявших всякую надежду, к таким непростым взаимоотношениям. Знает абсолютно всё. Как и то, что он никогда не задерживается в чужой комнате дольше, чем на десять минут, после часового, безудержного, голодного и необузданного секса, к которому они уже давно привыкли. Иногда Кенни хочется чего-то большего. Возможно нормальных отношений или временную передышку во всех этих злосчастных экспериментах. Но Кенни сильный, он это хорошо знает. Вот поэтому он никогда не позволит себе перейти границу, сломать физически хрупкий барьер и нарушить их установленные, в самом начале этой безумной игры, правила. Кенни видит, как густые ресницы Кайла подрагивают в беспокойном сне и где-то глубоко в его сознании мелькает мысль заставляющая его сердце пропустить удар. Он не задумываясь, поднимает свои разбросанные вещи с холодного пола: поспешно одевает поношенные джинсы и местами дырявую футболку. Закидывается остатками виски, плавающими на дне бутылки, которую они с Кайлом, не так давно, стащили из кабинета его отца и вылезает из чужого, приоткрытого окна на свежий воздух. Морозный воздух отрезвляет и прогоняет все мысли Кенни в потаённые уголки его сознания. Кенни в последний раз бросает, расплывчатый и помутневший от алкоголя, взгляд на окно второго этажа и закидывает руки в карманы, отправляясь в сторону железнодорожных путей. Кенни любит Кайла, не отрицает этого факта и считает себя сильным, но что-то в ту летнюю ночь не оставляло его в покое, раненой птицей бившись на задворках глубоко в его подсознании. Кенни знает, что сердцу не прикажешь и рано или поздно ему придётся вскрыть все свои карты, но пока этого не произошло, Кенни будет молчать. Молчать и время от времени пересчитывать звёзды на перламутровой коже, заглушая растущие чувства и незаметно для обоих, вдыхать чужой аромат, так сильно напоминавший ему сосновый лес одним августовским утром. Сердцу не прикажешь, но Кенни идиот от корки до корки, поэтому он попробует и будет до самого конца надеяться на лучшее.