Летняя звезда — Natsuhiboshi
С детства ей пророчили быть невестой Змеиного Саннина, с детства она знала, что некий Орочимару — злодей. Но стоило лишь его увидеть, понять, что это один и тот же человек, она тут же бросилась на его защиту под кунаи Джирайи, готовая почему-то отдать жизнь, которой так безумно дорожила, за этого человека. Что-то при виде него щёлкнуло в голове, и куноичи поняла: пойдёт за ним хоть на край света, сделает ради него что угодно, станет оружием возмездия в его руках, инструментом достижения любой, даже самой отвратительной цели. И он принял её с ленивым снисхождением, позволяя следовать, делая одолжение своим покровительством. Но она знала — он потребует за это платы сполна. Юко осталась с Орочимару. Что-то в нём было. Тёмное, притягательное. Таинственное? Навряд ли. Его мотивы были просты и понятны — вечная жизнь, изучение всех дзюцу мира, Шаринган, чтобы быстрее овладевать техниками. Его отношение к людям тоже: можешь быть полезным — хорошо, нет — ты мусор. Во всех он видел лишь потенциальные новые техники или улучшенные геномы, лишь инструменты и никогда их личности. Было обидно, было страшно разочаровать, но выбора не было. Она изучала новые дзюцу, оттачивала мастерство шиноби, позволяла ставить на себе генетические эксперименты. Потом ненависть смешалась с любовью, и девушка сбежала обратно, в Конохагакуре, которую тоже ненавидела. Но время шло, настоящих друзей завести так и не удалось, её гнобили уже за дезертирство из деревни. В Скрытом Листе не нашлось места для маленькой девочки, найденной в лесу над трупами родителей. Чужая. Кажется, на самом празднике жизни. Но чем больше проходит времени, тем больше она понимает — её любовь сильнее ненависти. Юко знает: простить не сможет, но сможет забыть. Потому что тёплое чувство под кожей бьётся, с каждым днём всё отчаяннее наружу рвётся, словно уж на раскалённой сковороде, в душе извивается. В минуты тишины и одиночества тоска обездвиживает, парализует, заживо сжирает, без спроса воспоминания о нём картинками подбрасывает. Для девушки они были счастливыми: тренировались ли они до упаду, вскрывали трупы, призывали змей, путешествовали от деревеньки к деревеньке в поисках новых техник или уничтожали разведчиков чужих стран. Ей было всё равно, чем заниматься, главное — с кем. Орочимару-сама. Юко всегда это говорила более высоким голосом, с придыханием и священным трепетом. Кабуто всегда смеялся над этим, а Кимимаро молча склонял голову набок, едва улыбаясь, понимая её чувства. Теперь она не могла уснуть без воспоминаний о Змеином Саннине. Всё чаще и чаще думала, чтобы снова сбежать, вернуться в Скрытый Звук, но не было подходящего случая. А после разрушения Конохи, вернувшись с миссии, подслушала разговор джоунинов о том, что стоящий за этим Орочимару убил Третьего, но лишился рук, а значит, и возможности складывать печати. К тому же, по слухам, эта запрещённая техника Четвёртого будет распространяться или типо того, и Змей умрёт. Кровь стынет в жилах, мгновенно прошибает холодный пот. Орочимару не может погибнуть вот так. Не может, не должен, и Юко этого не допустит. В тот же день она бежит из Конохи, чуть не убив Шикамару — одного из немногих, кто мог бы стать ей впоследствии другом. Страх и любовь гонят её вперёд так быстро, как никогда в жизни. В Отогакуре тихо и пустынно. Фиолетовые тени зловеще цепляются за ноги, словно не желая пропускать дальше. Так и не встретив никого на улице, девушка в смятении добирается до убежища Орочимару. Внутри не видно ни Четвёрки Звука, ни Кимимаро. Где все? Почему даже телохранителей Змеиного Саннина не видно? Они должны, чёрт побери, охранять его и не впускать посторонних. Что тут случилось за каких-то полгода, что её не было? В тишине подземелья лишь одинокие шаги отдаются эхом, огонь в редких светильниках на стенах чуть подрагивает, когда она проходит мимо. За поворотом находится её цель. Но из дверей покоев выходит Кабуто. Они не были друзьями, скорее, боевыми товарищами с общим лидером, которые готовы доверять друг другу лишь в определённой степени. Юко — новое лицо для помощника Змея. Якуши же, несмотря на безоговорочную преданность главе Скрытого Звука, вызывал у девушки смешанные чувства — что-то с ним было не так, скользкий тип, да и попросту тёмная лошадка. — Юко? Что ты здесь делаешь? — в глазах шиноби искреннее удивление. — Вернулась, как только узнала, что Орочимару-сама может умереть, — не расположенная к разговору, девушка шагает к заветной двери. — Тебе туда нельзя, Юко, — поправив привычным жестом очки, ниндзя пытается перехватить девушку, не позволить ей идти дальше. — Кабуто, блядь, уйди с дороги. Я сбежала из Конохи во второй, нахрен, раз, и я не позволю тебе встать у меня на пути! — тут же взрывается она, с силой толкая в грудь соперника. — Дело не в этом! Он слаб! Давай не будем драться здесь, — спокойный голос и не изменившееся выражение лица, но ладонь опасно вспыхивает зелёной чакрой. И Юко понимает: если не сможет убедить — победить не сможет. Чёртов медик — попросту другая лига, наравне с Какаши Хатаке, а она лишь генин, притом не особо выдающийся. Куноичи инстинктивно тянется к кунаю, закреплённому на бедре, но не достаёт его — это станет прямой провокацией. Обнажает вживлённые ядовитые змеиные клыки: — Мы не будем драться здесь, Кабуто. Но дай мне пройти. Иначе ты знаешь, я плююсь метко*. Я хочу лишь поговорить с ним. Если он скажет уйти, я ни на секунду не задержусь в Скрытом Звуке. Они сверлят друг друга упрямыми взглядами, не желая уступать. Но вот ниндзя-медик отходит в сторону, давая пройти, бросив лишь короткое «недолго». Кивнув, девушка спешит к двери, едва сдерживая себя, чтобы не побежать. Покои Орочимару. Она здесь не впервые, но каждый раз её охватывает непонятный, почти священный трепет. Ещё бы. Змеиный Саннин — единственный, кого она любит, единственный, кого считает близким человеком; тот, для и за кого она готова пожертвовать жизнью или терпеть любые испытания. Внутри сумрак, свечи не горят. Влажно, тепло и чем-то едва уловимо сладковато пахнет. Куноичи, крадясь, минует комнату, замирая у входа во вторую. Орочимару-сама. Он ничуть не изменился. Видимо, он только что принял душ: несмотря на надетые серые штаны шиноби, его торс всё ещё обнажён и поблёскивает от капель воды; длинные чёрные как смоль волосы блестят от воды даже в полумраке. Он высокий, стройный и жилистый, его хочется со спины обнять и теплом своим греть, несмотря на всю холодность характера, надеясь, что каменное сердце можно растопить любовью. Девушка любуется им, когда низкий, хрипловатый, вибрирующий голос зовёт: — Юко. Не вопрос, а констатация факта. Одно слово, один лишь звук вкрадчивого властного голоса и у неё всё внутри узлом стягивает, страхом и ожиданием замирает, губы вздрагивают счастливой улыбкой, которую она себе не позволяет, подавляет, вглубь себя с силой заталкивает. Одно его слово, а Юко, чуть ли не скуля, готова к нему бежать, в ногах валяться и исполнить любой его приказ. Харизма Саннина действовала так на всех, словно гендзюцу; за ним шли, несмотря на все риски; его слушали, несмотря на безумие приказов, и ему поклонялись как Богу, несмотря на всю его бесчеловечность и отвратительность. — Орочимару-сама… — робкий шаг в его сторону останавливает холодный острый взгляд жёлтых глаз. — Почему? — Джоунины Листа сказали, что вы можете погибнуть, и я… — Тебе рассказали такую важную информацию? Ты же дезертировала из Деревни, — Саннин прекрасно знает принципы работы Конохи, хоть и ушёл из неё больше десяти лет назад. — Я подслушала, как всегда, — решает не врать она. Ещё шаг в сторону вызывает лишь ядовитую усмешку бледных губ, и через секунду Юко понимает, почему. Тошнотворно-сладкий запах резко бьёт в нос, вызывая на секунду панику, кружа голову. Руки. На первый взгляд ей показалось, что так падает тень, но сейчас она видит: выше локтя проходит тёмная граница. Видимо, это и есть запретная техника Четвёртого, которую использовал Хирузен. Руки висят безвольно, Саннин явно не может ими управлять. Плоть гниёт, источая сильный запах; чёрно-фиолетовая кожа неровная, испещрена сетью дорожек, словно напиталась влагой. Тут и там видны маленькие ранки, из которых, несмотря на недавние водные процедуры, вновь сочится гной, сукровица и кровь. Змей разворачивается к девушке, ладонь задевает грубоватую ткань штанов, и бледное, словно светящееся в темноте лицо на секунду искажается гримасой боли. — Орочимару-сама, вы не можете так умереть! Девушка бросается к мужчине, падая перед ним на колени. Нахождение близко к источнику приторно-сладкого запаха инстинктивно вызывает отвращение и желание убраться подальше, но куноичи, подавив рвотный позыв, заставляет себя остаться у ног шиноби. Она не может и не должна испытывать подобное, тело Легендарного Саннина не должно вызывать в ней ничего, кроме восхищения. — Вы ведь смените тело, Орочимару-сама? Мерзкий запах, кажется, щиплет даже глаза и оседает гниющей сладостью на языке, но слёзы выступают не поэтому. Она не может его потерять. Она готова ради него на всё, даже если он и не любит её. Мужчина делает усилие, чтобы поднять руку, но бесполезные, теперь сочащиеся гноем куски плоти не слушаются его. Саннин разочарованно хмыкает: — Хотел бы я погладить тебя по голове, но не могу. — Орочимару-сама, используйте меня! — девушка начинает рыдать. — Возьмите моё тело, я стану вашим сосудом! У меня нет улучшенного генома или тайных техник, вы знаете, но я очень живучая, и у меня устойчивость ко всем известным ядам. — Юко. — Нет, послушайте, Орочимару-сама! — девушка окончательно впадает в истерику, измотанная страхом и переживаниями, у неё словно туман в голове из-за сладостного запаха, а единственная оставшаяся в сознании чёткая мысль бьёт в виски набатом и отчаянно требует, умоляет: «спаси его!» — Я молодая и долго проживу, у меня сильное тело, я стану сосудом для вашей души, и мы будем вместе навеки, Орочимару-сама. — Я жду Саске, — отрезает ниндзя. Всего три слова, но от них холодом веет. Юко чувствует себя так, словно ей дали пощёчину. Смотрит неверяще на своего возлюбленного снизу вверх. Он высокий. Скулы ярко выделяются на лице, ещё более худом, чем обычно, а длинные прямые чёрные ресницы подчёркивают завораживающую красоту тёмно-янтарных глаз. Куноичи недоверчиво спрашивает: — Учиху? — Он станет моим новым телом. Я наконец-то заполучу Шаринган. — И слёзы с новой силой бегут по щекам девушки. — Этот высокомерный ублюдок не будет вам верен, Орочимару-сама! — зло выплёвывает она, а глаза горят праведным гневом. — Он младше меня на класс, но я наслышана о нём! Он непременно что-нибудь выкинет и убьёт вас! — Меня нельзя убить, Юко, ты же знаешь, — в голосе сквозит раздражение. — Знаю, но я боюсь за вас, Орочимару-сама, ему нельзя доверять, блядским Учихам нельзя доверять, я не хочу вас потерять! Вспомнив Итачи и их противостояние, Саннин на секунду едва заметно растягивает губы в хищной улыбке. Юко же, видимо, панически боится за своего сенсея, рвано хватается за его ноги, обнимает колени, повисает всем весом, словно коала, отказываясь пускать дальше, как будто прямо за дверью стоит один из чёртовых Учих, желающих смерти Змею. Куноичи почти по-детски прижимается всем телом, утыкается носом в грубую ткань штанов, нещадно трущуюся о нежную кожу; уже почти не обращает внимания на противный запах в паре сантиметров от лица. Она пытается подавить рыдания в голосе, переходящие в настоящий отчаянный, животный вой, старается держать себя в руках, но совсем замолкнуть не может. Тонкие, искривлённые гримасой губы распухли и дрожат, вкус солёных слёз уже незаметен, и пусть плечи больше не трясутся от плача, но жалобный скулёж звонко отражается эхом от стен огромной комнаты. Это провал. «Теперь Орочимару-сама точно не захочет использовать меня», — запоздало мелькает в голове. — Ты ведь знаешь, что я исполняю последнее желание тех, чьё тело становится новым сосудом для моей души, — он облизывает длинным языком губы. — Что бы ты выбрала? Юко не чует подвоха в вопросе и потому искренне отвечает, а обычно мягкий голос звенит решительностью и сталью злобы: — Уничтожьте Коноху! — В тебе достаточно ненависти, но недостаёт силы и амбиций. Саннин криво ухмыляется, обнажая клыки, сверкает глазами с вертикальными зрачками. — Учиха Саске станет новым сосудом. Это приказ, — холодно сообщает змеиный голос. Он просто говорит это. Ни что ему жаль, ни что ему приятна такая забота, ни что она будет следующей через ещё три года. Ничего. Словно не было её мольбы, словно не случалась эта истерика, словно она не пыталась остановить ниндзя любой ценой. — Можешь остаться. «Хотя бы так. Если бы я не осталась в Звуке, то лишила бы себя жизни. Ещё хотя бы день в Конохагакуре я бы не выдержала». Юко ослабляет хватку, понимая, что дальнейшие уговоры и сопротивление бесполезны. Метнув взгляд вниз, Орочимару ногой отталкивает её, чтобы пройти. Не так, чтобы ударить, а лениво и высокомерно, словно стряхивает грязь с сандалей шиноби. И это бьёт даже больнее. Уже на выходе из комнаты он говорит не ей: — Кабуто, подготовь всё для ритуала. Саске-кун скоро прибудет. Навязчивый сладкий запах исчезает следом. Но им ещё долго пахнут волосы Юко и её одежда, он мерещится ей повсюду, сводя с ума.* * *
Но Саске не прибыл вовремя. Он опоздал. Новым телом Орочимару стал Геньюмару. И куноичи в глубине души не могла простить себя, что была недостаточно хороша, чтобы удостоиться такой чести. Недружба, невзаимные чувства, неверность Конохе, несогласие с решением сенсея — так можно описать жизнь юной девушки с пепельными волосами и голубыми глазами. Юко всегда ненавидела незавершённость, но если бы ей пришлось петь в деревне Звука, это была бы неоконченная песня о её мечтах и желаниях, которые связаны с одним человеком, но никогда не станут явью.