Холод

Холодный воздух пронизывал до костей молодое тело. Виктор никогда не думал, что ему может быть настолько холодно. Даже меховое пальто, любезно одолженное им у Эндрю, не спасало от этого лютого мороза. Но проблема холода, кажется сейчас волновала Гранца гораздо меньше, чем лязг сабли охотника, идущего позади него. Юноша остался один на один с фотографом в этой холодной глуши. Тихое постукивание небольших каблучков и довольное хихиканье отдавались эхом в здании заброшенной фабрики, где Виктор ранее надеялся хоть немного согреться. Гранц бежал по железным ступенькам, источавшим такой же холод, как и всё вокруг, не обращая внимания на боль в коленях, на которые он уже не раз падал сегодня. Хотя Виктор и не чувствовал себя раненным, охотнику всё равно будет достаточно одного удара, чтобы положить юношу на землю. Гранц больше всего боится этого. Он боится, ведь прекрасно знает, как Джозеф к ниму относится. Виктор знает, что фотограф не убьёт его сразу, он обязательно вдоволь поиздевается над выжившим прежде чем усадить на ракетное кресло. Гранц знает и потому продолжает бежать вперед, перепрыгивая через окно. И вот он уже спускается по заснеженным ступенькам, но острая сабля со свистом проходится по спине, заставляя выжившего полететь вниз по ступеням в снег. Упав, Виктор не сразу приходит в себя постепенно понимая и готовясь ко всему, что сейчас произойдет. Его пальцы , как на руках, так и на ногах, немели, а кровь от пореза растекалась по всей пояснице, окрашивая и снег вокруг выжившего. Ушибы от падения наверняка будут напоминать ему о сегодняшнем дне огромными синяками, а отмороженные пальцы, кажется больше не смогут сегодня двигаться. И это только начало. — Давно не виделись, мой сладкий мальчик — произнес, наконец прирывая мертвую тишину, Джозеф, медленно приближаясь к телу на ступенях. Гранц ничего не ответил, ещё не отойдя полностью от болевого шока. По нежным румяным щекам потекла первая, чистая, как хрусталь слеза, обжигающая плоть. — Что же ты не приветствуешь меня, Виктор? — продолжал фотограф, присаживаясь на корточки рядом с лицом выжившего. Он положил ладонь, такую же ледяную, как и у самого Виктора, на чужую голову, с нежностью поглаживая по волосам, издеваясь. — Неужели не рад меня видеть?? Охотник резко поднял голову Гранца, заставляя смотреть на себя. Виктор, прищурив слегка глаза, полные соленых капель, смотрел в глубокие голубые очи, обрамленные аккуратными ресницами. Фотограф как будто весь состоял из холодного хрусталя. Сердце его было холоднее любых морозов. Не дожидаясь ответа, Джозеф встает и, таща Гранца за золотые пряди, которые, казалось, вот вот оставят своего хозяина, куда то потащил. Виктор не видел куда, но в момент, когда фотограф бросил его, выживший почувствовал тепло. С большим усилием поднявшись на колени и открыв глаза, он обнаружил, что сидит у небольшой колонны, на которой горит огонь. Фотограф же резко хватает юношу за воротник и кидает в сугроб, находящийся неподалеку. Гранц издает тихий, сдавленный стон, на что француз лишь ухмыляется. Охотнику нравится слышать, как стонет и кричит его добыча, поэтому Виктор получает ногой в спине, где ранее прошлась сабля. Удар заставляет выгнуться, раскрывая глаза, и издать протяжный стон, переходящий в сбитое дыхание. — Ох, Виктор, ты такой чувствительный... — сказав это, фотограф пинает уже сугроб, снег от которого засыпает и без того замерзшего выжевшего. — Не-не-ненадо...прошу просто.. Убейте Меня... — заливаясь горькими слезами, умоляет Виктор. Глупо с его стороны просить о пощаде, ведь этого и добивается фотограф. Мучения приносят ему то неуловимое наслаждение и тешат самооценку больше всего на свете. — О нет, как же я могу убить тебя, любовь моя?! — в порыве своих неизъяснимых эмоций, Джозеф бросился целовать соленые от слез щёки, потом щею, затем ключицы выжевшего. Его губы были для Виктора единственным источником тепла, и как бы противно ему не было, он всё равно неосознанно тянулся к ним. Между ними не было никакой любви. Гранц никогда бы не поверил в то, что Джозеф любит его, ведь любовь в любом своем проявлении просто не может быть настолько ужасной. Каждый раз со стороны охотника Виктор чувствовал к себе лишь желание избить или покалечить, но не любовь. Нет, любовь не может быть так ужасна. Фотограф замечает, как юноша дрожит от холода в его руках, и снова тащит жертву к костру. — Тебе холодно? Не хочешь погреться у костра? — с ухмылкой задает вопрос охотник. Виктор уже понимая частично, что означает "погреться у костра" , начинает рыдать и умолять отпустить его. Он отталкивал фотографа обессиленными руками, пока тот расстегивал чужую рубашку, и только получив удар в живот, протяжно заскулил, сгинаясь на ледяной земле. Боковым зрением Гранц видел как Джозеф держит лезвие сабли в огне раскаляя то , и с ужасом начинает дергаться, когда лазурные глаза устремляются к нему без слов объясняя свои намерения. Виктор из последних сил пытается подняться на ноги, но когтистые руки грубо хватают его и связывают запястья почтальона сзади желтой лентой , снятой с белоснежных локонов. Сначала фотограф раскаленным лезвием прошелся по майке выжившего, проверяя, как работает новый метод пыток. Виктор в этот момент начинает трястись уже не от холода, а от страха. — Пожалуйста.... Я сделаю всё, что вы захотите — навзрыд произносит почтальон. — Ох, не переживай, тебе обязательно это понравится — промурлыкал Джозеф резко проходясь саблей по ключице. Пронзительный крик быстро заткнула чужая рука, впиваясь ногтями в кожу. Кровь на месте пореза мгновенно свернулась, оставляя за собой ожог. Виктор, уже думал, что вот вот потеряет сознание, но в жизнь его вернул второй такой же порез, проходящий поперек первого. Таких шрамов охотник оставил около пяти, довольствуясь собой и своей ровной работой. Он бы вырезал узоры на коже Виктора, но к сожалению саблей работа получится неаккуратно. Джозеф принялся целовать шрамы, оставленные им же. Он вылизывал свежеобожженную кожу, от чего порезы начинало щипать. Затем француз переключился на губы юноши, целуя те нежно и медленно, расслабленно. Ладонями он хватает хрупкое тело, царапая тонкую кожу в области ребер. Кусает чужие губы, в бредовой идее принести своему партнеру удовольствие всеми своими действиями. Почтальон слабо хнычет и протяжно стонет, когда руки Джозефа опускаются на его бедра, стягивая брюки выжившего, вместе с нижним бельём. Сам фотограф уже не на шутку раззадорился, мучая своего любимого. Он берет уже остывшую саблю и проводит ей радом с первыми шрамами, рисуя на ключице почтальона ещё одну ровную линию. Капля крови быстро побежала вниз, задевая сосок, но совсем не возбуждая этим Гранца. Зато в штанах Джозефа было уже жутко тесно, при виде измученного почтальона. Долго не задумываясь, фотограф бросает пальто на землю, оставаясь в одной рубашке, расстегивает ширинку брюк, и освобождает возбужденную плоть. Замечает, что почтальон совсем не возбужден, но совершенно не волнуется об этом, думая, что всё ещё впереди. Закинув ноги выжившего кверху, Джозеф приставил два пальца к обмерзшим губам, в попытке проснуться те в рот. Виктор почему-то сопротивлялся, делая себе только хуже, по мнению фотографа. В конце концов, Гранца просто снова ударяют в живот, и пальцы оказываются внутри его рта. Джозеф народов пихал фаланги очень глубоко, почти до крови, царапая ногтями ротоглотку и чуть ли не доводя почтальона до рвоты. Когда фаланги пальцев наконец-то покинули ротовую полость, Гранц закашлялся, и из его рта брызнули несколько капель крови. Но то место, куда охотник засунул эти самые пальцы после рта, показалось Виктору ничуть не лучше. Введя сразу два длинных пальцы в анус, фотограф развел их на манер ножниц растягивать мышцы. Гранц снова начал кричать и просить о пощаде. — Ох...только не говори, что это твой первый раз — глаза обеих пересеклись. — Хотя нет, скажи это, скажи, что я лишу тебя девственности— неугомонный Джозеф вытащил пальцы из попки почтальона, и тут в его явно нездоровую голову пришла умопомрачительеая идея. Он поднял с земли свою саблю и приставил острием к колечку мышц. Виктор закричал и задергал ногами,в его лицо тут же полетели ледяные хлопья снега попадающие в рот. Одной рукой охотник держал ноги выжившего, а другой "Развлекался" с саблей, погружая ту всё глубже и глубже. Чем дальше лезвие проходило тем больнее был порез и больше крови каралось на снег. Джозеф то медленно двигал саблей, то с бешеной скоростью , то покручивал. Кровь оказались не очень хорошей смазкой. В этом фотографии убедился, когда наконец вошел в почтальона и, не давая тому привыкнуть, начал двигаться в нем. Гранц стонал пуще прежнего. Фотографа не волновало особо, что чувствовал его партнер, ведь он думал лишь о том как хорошо ему самому. Джозеф быстро подходил к разрядке, его сбитое дыхание отдавало паром на холодном воздухе. Почтальон продолжал пищать, ведь боль ни на секунду не проходила. Но выживший уже казалось смирился со своей участью, и только ждал, когда же это закончится. — Не..нет так быстро..— тихо стал Гранц, хоть и знал, что партнеру наплевать. — Прости, но ты слишком хорош, я не могу остановиться — удивительно, но вскоре после этих слов Виктор почувствовал что-то горячее внутри себя. Это действительно был его первый раз, и сейчас почтальон молился, чтобы он был и последним. Джозеф медленно вышел и упал на снег рядом с почтальоном, обнимает того. Виктор был уже без сил и оттолкнуть садиста не мог. — Я не убью тебя, нет. Не убью, и жизнь будет твоей страшнейшей мукой. Джозеф хихикнул, целуя почтальона в лоб, затем бросая того на снег. Он просто ушел , оставив Виктора лежать на снегу и плакать, зная что всё повторится очень скоро.