"Когда я лежу мордой к стене
Изучая узоры на ковре
Думаю ли я о тебе
Думаю ли я о тебе"
Возможно, Шастуну это и не нужно. Он пока не разобрался во всей той вакханалии, что происходила в его жизни последние несколько месяцев. Возможно, это было как раз то, в чем он так нуждался все это время. В таком случае, он лишь усмехнется на то, как мало ему, однако, надо.
Антон любит брюнетов. Или полюбил. В этом он тоже еще не разобрался — то ли он запал на этого черта на минималках, потому что тот черноволосый, то ли сейчас пролистывает всех блондинов в Тиндере, потому что Арсений брюнет.
В любом случае, Тиндер он закрывает и удаляет.
Лето начиналось просто замечательно. Он приехал в свой родной город, встретился со старым хорошим другом, который помог устроиться ему на время каникул в пункт выдачи заказов онлайн-магазина, и, казалось, почти отошел от своих бессмысленных, даже для него самого, страданий.
И как только на обычном вечернем сеансе просмотра ромкомов в коконе из одеяла, крепости из подушек и баррикады из бумажных платочков он заметил, что плачет о любви не с конкретным черноволосым бедствием, а просто о себе, то оно сразу же появилось.
Арсений пришел в пункт выдачи забрать заказ один раз и получил там бесплатную прописку на каждый вечер.
Дима, с которым Антон работал, знал об их похождениях. Парень ему это еще в начале марта расказал, как только это все началось, и с тех пор не отпускало. Про свои ночные сопли-вопли он молчал. Собственно, наверное, поэтому Позов ничего не говорил про ежевечернее присутствие Попова у них на работе. К тому же, приходил он не один, а с другом, с которым сам Дима неплохо так ладил.
Все эти посиделки были, конечно же, до безумия веселыми и атмосферными. Только Арсений был «как айсберг в океане» — холоден и максимально равнодушен. А Антон начинать говорить первым не хотел. Если уж их «недороману» суждено прекратиться, то парень хотел выйти из него с гордо поднятой головой.
А получалось только с гордо поднятым членом.
Судьба, кстати, сказала «катитесь-ка на белом катере к ебене-матери», и Антон сваливает с какой-то тусовки во втором часу ночи к Арсению домой, потому что тот позвонил и спросил, не хочет ли он зайти к нему. Гордость Антона в тот момент была затоплена очевидно лишней бутылкой пива.
Когда он к нему пришел, Арсений был абсолютно трезвый.
Они трахались как оголтелые до самого утра. Антон стер свои тощие коленки, которые потом Арсений нежно целовал теплыми от чая губами. Голова немного болела, потому что, кажется, когда Попов тянул его за волосы, то каким-то образом оставил там синяки.
А потом Арсений уехал на дачу.
И начались бессонные ночи переписок, в которых он обещал сделать с Антоном такое, что у паренька внутри все поджималось и поднималось вверх. Конечно же, Шастун тоже не отставал, невзначай упоминая, что ходил на работу в
тех самых джинсах, чтобы у Арсения тоже кое-что поднималось вверх. И столько раз он эту фигню проворачивал, что брюнет уже открыто его предупредил, что если он не прекратит так делать, то отшлепает по его охрененной жопе, когда приедет обратно.
Только сбыться этому было не суждено. Конец августа — Антон должен уехать в свой универ в соседний город, а Арсений в свой.
Дима сказал, что это правильно, потому что «симпатия, которая началась с пьяной ебли, во время которой у обоих еще были какие-то отношения, адекватной не будет». Поэтому, когда Антон вернулся в свою съемную квартиру, то переселился на другую кровать, чтобы лишний раз ничего не вспоминать.
Позже, месяца через два, сидя вечером в комнате с ребятами, с которыми в этом году делит квартиру, и попивая пиво, он залипнет на одном из них и напишет в заметках на телефоне:
«На кровати, на которой все началось, сейчас сидит мой сосед, который даже не представляет, как охуенно ты драл меня там».
Примерно с этого момента и до самого Нового года Антон не вспоминал об Арсении.
А в первом часу ночи первого января, идя по заснеженной дороге с Позовым на чью-то хату отмечать праздник, признался ему:
— Я уже совершил первую ошибку в этом году.
— Какую же?
— Я поздравил Арсения.
Цена этой ошибки была небольшая, потому что после Попов не писал, а Антон всего лишь на чьем-то балконе пострадал по поводу того, что до сих пор не может его забыть.
В какой-то момент парень все-таки понял причину, по который все это происходило.
Арсений классно трахается.
Ну вы просто представьте, что вас какое-то время кормили самым вкусным стейком, какой вы только пробовали, а потом подсовывают какие-то сосиски по акции из «Пятерочки». Да слюни каждый раз текут только от воспоминаний об этом дьявольски вкусном куске мяса.
И Антону следовало воспринимать Попова именно так. Болт на ножках.
«- Хей, член, какой у тебя размер человека?
— Метр девяносто.
— О-о, большой!»
Между ними не было никакой «особой связи». Они не договаривали друг за другом предложения, не посвящали друг друга посты во «ВКонтакте», прикрепляя к картинке песню «со смыслом», не целовались нежно на прощание, не обнимались, не смотрели друг на друга так долго, как только могли.
Они кидали друг другу мемы, находясь в одной комнате, сидя на одной кровати, но не говоря при этом ни слова, они одалживалиденьги и не возвращали, стреляли друг у друга сигареты и оценивали других парней и девушек по десятибалльной шкале, где для Антона «десятка» — Арсений Попов, а для брюнета…
Наверное, Антон был для него всего лишь «девяткой», или «восьмеркой». А может быть, он даже об этом и не задумывался.
А где-то в середине января Арсений как гром среди ясного неба свалился на Антона с новостями о том, что прямо сейчас он бежит на свиданку с их общей знакомой, а завтра приглашает его к себе.
Антон соглашается. По неофициальной версии — сидеть на его диване, обиженно закатывать глаза на каждое его слово, харкаться ядом и стряхивать пепел ему на ковер, а по официальной — пить пиво.
Описанного цирка с конями на произошло, но вскоре он встретил этих двоих на улице, и что-то внутри него снова ебонькнуло.
Возможно, Арсений действительно смотрелся с этой девушкой лучше, чем с Антоном. Возможно, Шастун выглядел как побитая собака, и только храбрился перед брюнетом, зажимая в зубах сигарету. Возможно, он все еще не разобрался в том, что происходит.
Однако, в чем он уж точно разобрался, так это в том, что когда он смотрит на арсеньевские губы, то хочет их. Правда, пока не решил на сто процентов, где именно — на своих губах или на своем члене.
В третьем часу ночи, стоя на каменной площадке перед круглосуточным магазином, запорошенные снегом, и втягивая горький сигаретный дым, Антон с Димой узнали, что с той девушкой он вот уже как неделю официально встречается, а секс был всего лишь раз.
— Не ревнуй, Антош, — смеясь произнес Попов.
Антона это больно кольнуло, но признаться сейчас даже самому себе в том, что он и вправду хоть немного да ревнует, он не мог.
— Так уж и быть. Пусть донашивает, — выплевывает Шастун и затягивается.
Арсений восхищенно смотрит на него.
Через неделю, когда Антон сидит уже под утро на балконе своей съемной квартиры, закутанный в плед, и курит, на телефон приходит уведомление, что Арсений выложил какой-то пост, в которым была грустная картинка и прикрепленная песня, которую ему когда-то скидывал Шастун.
***
— Всегда хотел, чтобы на двадцатый День рождения мне подарили дорожный знак «Двадцать» — хихикнул Антон.
— Так, а че ты раньше не сказал, я бы спёр!
— Ну вот будет сорок лет — подаришь.
— А хочешь я тебе кусок асфальта спизжу? — Арсений кивнул в сторону небольшой горки из частей бордюра, рядом с раздолбанной дорогой.
— Господи, как это романтично…
"Когда ты ночами плачешь во сне
И пальцем рисуешь на пыльном окне
Думаешь ли ты обо мне
Думаешь ли ты обо мне"
— Радиопомехи — «Клякса
