Bury your friends underground

Паймон говорит, что Итэр — опасно обворожительный; "невинный" — смеётся она, высыхая после спасения из озера, и грызет яблоко, открыто подтрунивая над неосведомлённостью Путешественника. Он в Тейвате — случайно; он — ищет родную кровь, неприкаянный, несчастный и обходительный. — А что было в прошлом мире? Ну~у, там, где вы с сестрой были до Тейвата! — Компаньон любопытно вертится рядом, не упуская возможности помешать ровному повествованию. — Там было красиво, — Итэр жмёт плечами, не зная, что и добавить будто. Не рассказывать же феечке о тяготах иных миров, когда ей этого сполна хватает. — Паймон все равно считает, что в Тейвате лучше! — Субъективное мнение. — Сублекти— какое??? Она, эта Паймон, юморная. Мелкая, громкая, но, определенно, информацией располагающая такой, что пропасть от голода, холода и прочих неприятностей у Итэра не выйдет. ... Впрочем, он, конечно, и без нее умелец выживать. Не зря же с сестрой пред первым актом спектакля занимались плотным исследованием местности. Мир Архонтов интересен. В нем есть легендарная Селестия, красивые люди, замечательные города и страны; он наполнен магией и похож на новенькую игральную доску, какую можно получить на рождество под ёлку в качестве подарка. Интересно, кстати, здесь знают про такой праздник? С этой доской игра даётся интересно. Фишки глянцевые, сюжет с ответвлениями, игровое поле, расчерченное на тропинки и свободную территорию, настолько заманчиво смотрится, что хочется, пренебрегая всеми правилами, пройти его сверху донизу в хаотическом порядке клеточек. Но Итэр умный. Он знает, что для открытия всех территорий понадобится следовать плану; только после финального акта появится особая привилегия — абсолютная власть. Не скажешь, конечно, что за милым ликом обходительного юноши прячется такая чернота, но разве стоит доверять внешнему виду? Первому впечатлению? А люди доверяют. Даже те, кто выставляют себя максимально подозревающими, несоциальными, придирчивыми. Главное ведь — быть прекрасным! Следовать стеклянной морали "геройства", крутиться в обществе с видом потерянного щеночка — и тогда кто-нибудь сердобольный и угостит чем, и обогреет, и в дом впустит. Доверие людей — вообще интересная штука. Итэр мог бы с уверенностью сказать, что жители Мондштадта, со знакомства с которыми начался первый акт, были слишком открыты для него, простого путника. Эмбер, встретив его, попыталась ещё изобразить недоверие, но как можно не доверять человеку, который очарователен и на вид, и на характер? Тем более, зачастую все внимание на себя перенимала Паймон, главная болтушка компании. На фоне талисмана сам Путешественник смотрелся почти бедно и скованно, и эта картина, определенно, внушала... Да, доверие. По крайней мере, с Эмбер проблем не возникло, да и возникнуть в теории не могло — она оптимистка, верящая в то, что изначально плохих людей не бывает; она горазда заявлять о своем чутье на злодеев, покуда в то же время, сама того не ведая, с одним из таковых чуть ли не под ручку ходит. А Итэр позволяет; покорно ступает следом, принимает планер, проходит испытание за испытанием... Порядочный Путешественик, который очень хочет найти свою сестру. Красивая история с любопытной обложкой и сгоревшими страницами. Признаться, подспудно Итэр хотел, чтобы кто-нибудь да попытался за ворохом положительного бреда отыскать настоящий умысел. Была, в какой-то момент, надежда даже на капитана кавалерии Мондштадта — тот с первых минут появления на игровой доске постарался показать себя не только таинственным, но и подозревающим; но вот Эмбер трезвонит ему всю услышанную историю, вот удается выполнить парочку заданий... И, вау, ка~ак неожиданно, даже Альберих теперь готов быть честнее с Почетным Рыцарем, чем с многими другими. Механизм, запущенный в городе, набирал обороты. Мнения о горожанах составлялись мысленные; Итэр наблюдал, подходил ко всяким-всяким лицам сомнительной и не очень наружности, и зачастую завоёвывал только благое расположение. Он — герой. Он — прогнал Ужас Бури. А потом в историю вписался бард — влетел на клеточки игральной доски, не ведая о том, что всю его божественную подноготную радушный и кроткий Путешественник уже... Знает. В этом было даже какое-то особое удовольствие — наблюдать за окружающими, за их поведением, за их желаниями и возможностями; люди не боялись открываться перед Итэром, а он "открывался" им в ответ — рассказывал, сглатывая ком, о потерянной сестричке и пройденных мирах. Слышала бы сестричка эти толки — хохотала б, не щадя сил своих; но не слышит — и Путешественик повествует дальше, потом, вдруг, затихая от возникшей в воздухе печальной неловкости. И, кто бы ни был в компании на очередные посиделки у костерка, тот всенепременно находил что-то своё в Итэре, что-то общее с ним, родное. Люди любят видеть себя в других — они нуждаются в этом, чтобы ощутить себя нужными. И Почетный Рыцарь награждает каждого этим эфемерным ощущением, словно заковывает в незримые кандалы — однажды попробовав обходительность, увидев приятие юноши, прочие не могли устоять перед соблазном поговорить ещё. Даже Кэйа, не особо любящий пространные разговоры, в иной миг даже мог поведать о своем детстве, и это ли не плод действий Итэра? К Путешественику привязывались быстро и крепко, это факт. И никто не замечал в подобном проблемы, пока мистер всеобщий любимчик умудрялся быть на вид невинным и невероятно приятным человеком. Даже сестра Розария, та самая солидная дама из Собора Барбатоса, по миллиметру оттаивала к присутствию вечно снующего туда-сюда, трудящегося Почетного Рыцаря. Он стал частицей Мондштадта, этот Рыцарь; вошёл в жизнь местную уместной шестеренкой, завоевал доверие и внимание горожан. И это было выгодно. Ему нравилась эта игральная доска и каждая фишка с ее поверхности, будь то мудрый магистр Джинн, бомбочка Кли или опасная красавица Лиза; хотелось внеочередной делать ход, но нельзя, ни в коем случае нельзя — с сестрой ведь условились обговоренного не преступать, да? — У~у, опять о чем-то думаешь! — Эмбер, подсевшая поближе, любезно протянула шпажку с рыбным филе, щедро обжаренным на костре, и Путешественник, обрывая стройную ленту мыслей, кротко улыбнулся. Ему не трудно делать из себя того самого рыцаря-скромнягу, который в красивых историях обычно выручает принцесс и побеждает драконов; в начальном акте такое было позволительно — лучиться позитивной энергией, но что будет дальше? Ха-ха, лучше окружающим не знать. — О сестре, что ли? — скаут бессовестно разгоняет мыслей тучу и заглядывает почти в самое лицо искренними своими глазами; Итэр — взгляд отводит, давая понять, что лучница, определенно, угадала. Эмбер почти неловко хлопает глазами, дует щеки, прикусив губу, и легко толкает локтем в бок. — Не беспокойся так... Найдем, вот увидишь! И Рыцарь кивает, конечно кивает — такая светлая его, рыцарская простота заставляет скаута расхихикаться. Смешная. Глупая немножко. Но не обвинять же ее в том, что она в десяток раз младше, а оттого и ведает решительно меньше? Итэр не обвиняет. Итэр условно наслаждается компанией, прекрасно понимая финал этой истории; Итэр — сверкает, он неповторимо притягателен и до восхищения добр; Итэр — герой. Героям полагается слава и почести — вместо лавровых венков пред ногами люди; вместо фанфар и фейерверков — поцелуи в щеки украдкой. Это максимально веселое превращение людей из закрытых раковин в распахнутые цветы подле Путешественника очаровывало своей непосредственностью — и капитан кавалерии, и владелец винной индустрии, и бард, и, в дальнейшем, адепт с "погибшим" божеством да одиннадцатый предвестник — все они, единым скопом, видели в Итэре херувима, несущего свет; всем им было приятно находиться подле — они крали время друг у друга, словно разбирая путника на части с нотой нездорового собственничества, и по-своему пользовались его свободным временем. Это было почти представление — пешки на игровой доске самостоятельно торили дороги, не нуждаясь в подталкивании путешественническими пальцами, а владельцам игрушки оставалось только наблюдать. И Итэр наблюдал. Сидел рядом с сестрой среди обломков логова ужаса бури, смеялся, рассказывал дорогой и единственной о том, что у него уже горят щеки от поцелуев; сиял — и сияние его никому не показалось бы опасным. — ...пора переходить к следующему акту, брат, — Люмин перебивает его с хихиканьем — о отношениях близнеца будет ещё возможность пошутить. — А? Ну, да! — собеседник понятливо кивает — у собеседника нет сомнений в успешности выполнения миссии. Игральная доска раскрывается вновь — Итэр впитывает чужие привязанности и знаменует закат эпохи правления архонтов. Итак! Следующий акт...