***
Провожу кончиками ногтей, что ровно подстрижены под корень и окрашены бесцветным лаком для твердости, по совсем новому корешку продаваемой книги. Легкое касание позволяет моему воображению представить, как стоящая передо мной в неясную погоду дама в солнцезащитных очках будет читать этот эротический роман, откинув на плечо россыпь рыжих волос. Мне нравится эта картина. Мисс Браун отдаёт наличный расчёт и слабым голосом благодарит. Ее визит, как и обычно, не для отдыха, а для спасения. Я знаю, что ее бойфренд — смазливый болван по имени Джордан Мэнс — с завидной регулярностью поднимает на нее руку. Один раз я помогала составлять на него заявление в полицию, сидя в холле поздним дождливым вечером, но вскоре мисс Браун забрала обвинения, и дело закрыли, а я не стала наседать на бедную женщину своими расспросами и лучшими намерениями, что всегда ведут к фатальному исходу. Меня сжигает изнутри чувство несправедливости, но одергиваю себя, вспоминая, что после всех приложенных усилий мне останется лишь поменяться с ней местами. Я рада, что Джордан не знает о моем существовании, иначе, уверена, как минимум, мог бы ограбить меня. Вероятно. Должно быть, к счастью, что я всего библиотекарь, и украсть можно лишь книги (или после этой смены, масло для массажа, продаваемое втридорога), причём, новые издания. Где хранятся первые, честно, не имею даже малейшего представления. Если гости желают их приобрести, они обсуждают сделку в тетушкином кабинете с чаем или дорогим коньяком, поднятым из погреба — для особенных клиентов особенный сервис. — У вас красивые глаза, Агата, — замирая, когда тянется к позолоченной ручке, произносит женщина, украдкой поднимая голову. Я не ожидаю комплимента, поэтому теряюсь, но быстро нахожусь, вспоминая, что игнорировать — некрасиво. — А мне очень нравятся ваши волосы, мисс Браун, — отвечаю ей вежливостью, надеясь поддержать ее ненавязчивой улыбкой. Но она не может сделать того же и просто кивает перед тем, как оставить меня наедине с бесконечным количеством шелестящих страниц. Тяжело и одновременно облегченно выдыхаю, когда слышу плотное прилегание двери к деревянному косяку — последнее оповещение о том, что я могу расслабиться и перестать думать о цвете скрываемого синяка. Наверное, сейчас он зелено-желтый. Мне хочется верить, что спустя две недели мисс Браун не вернется ко мне в солнцезащитных очках во время дождя, но, облизнув пересохшие губы, осознаю, что все повторится. Ей не нужна моя помощь. Ей нужно полюбить себя. Качаю головой, ожидая, что неприятный образ забудется. Иногда это помогает. В сегодняшнее утро — нет. Осмотревшись по сторонам, в страхе, что не заметила появления Аннет, протягиваю руку к нижнему ящику стола и тяну на себя холодную медную ручку, что несколько раз уже отклеивалась от дерева из-за излишней резкости. Работникам запрещено брать мобильные телефоны на свой пост. Но никто (особенно тетя) не отнимет моей хитрости и сноровки — вторая модель намного дешевле моего основного устройства, но выход в интернет от чужого имени (быть точной, заимствованного у главной героини одного подросткового романа) все равно есть. Откладываю влажную уборку помещения на более позднее время, чтобы поздравить Элизу с первым днем ее работы на должности невролога в местной больнице. Она отвечает несколькими нарисованными сердцами и спрашивает о моей увлекательной жизни, искренне интересуясь делами отеля и моим состоянием. Не знаю, стоит ли радоваться, что работаю в настолько спокойной обстановке или завидовать сестре из-за того, что в отличие от меня, она занимается любимым делом? Решаю коротко пожелать удачи, а после пролистать ленту twitter‘а, в надежде отвлечься от мрачных мыслей, касаемых криптографии. Нервно поправляю одежду, одергивая подол вниз. Пусть с ним все было в полном порядке (ни намека на порочность — как бы я сказала Аннет), мне некуда деть руки, и лучше поправлю одежду, чем вновь вернусь к царапанию кутикулы или покусыванию ногтей, что после данной негигиеничной процедуры выглядят совершенно безобразным образом, не вписывающимся в общепринятые рамки отеля. Закусываю щеку и провожу наконец по экрану, смотря на загрузочный экран приложения. Пропускаю все блоги успешных людей, что так старательно пытаются изменить мою фигуру и улучшить финансовое положение, не только, потому что ведусь на их красивые слова, но и потому что хочу прочитать про кого-то менее удачливого. Может, мне тоже стоит перейти со стороны наблюдателей на сторону писателей? Могла бы сообщать о странных гостях, персонале и о вещах, что доводят меня до желания записаться к психотерапевту? Отбрасываю эту идею — так я погрязну в бесконечной жалости к себе и непрекращающейся раздражительности. Наверное, выпей я кофе, чувствовала бы себя порхающей и занятой феей, а не Гринчем перед самым Рождеством… Когда Александр успел съездить в город? На этой фотографии он словно смеется над нашим несовместимым графиком работы. Перевожу взгляд в верхний угол телефона, вглядываясь в цифры и проклиная время за столь медленное течение. Становится дурно от желания встретиться прямо сейчас. Но даже до обеда еще так долго, что говорить о свободном времени после работы. Хотя с другой стороны, через пять часов убивающей потенциал работы, у нас с Алексом будет целых шестьдесят минут на тайную почти семейную сексуальную связь за запертой библиотечной дверью… Не открывая несколько новых посланий от Элизы в мессенджере, перехожу сразу к нужному диалогу, помеченному красным сердцем перед именем:Не хочешь помочь мне в обед?
от Александра: Помогу. Но в таком случае ты будешь моей правой рукой?
***
На долю секунды у меня перехватывает дыхание, а в груди, за ребрами, с неумолимой скоростью возгорается и угасает волна холода, что сопровождает появление до пугающего пунктуального Алекса, который без лишних движений быстро проворачивает в заедающем замке ключ, оставляя его висеть на специальном крючке около первых стеллажей с глянцевыми журналами. Было бы неловко, если посетитель, затаившийся где-то в глубинах комнаты, вдруг показался перед нами, недоуменно наблюдая сей секретный процесс, служащий началом чему-то интересному. Неосмотрительно и опасно со стороны Александра. Но сейчас мне совершенно не хочется начинать очередную речь о важности конфиденциальности — задранные к локтям рукава его униформы в купе со всем образом выглядят сегодня излишне сексуально. Ко вселенскому (в первую очередь — к моему) счастью, второго забредшего в эту часть отеля гостя я уведомила о закрытии на обед еще четверть часа назад, а значит… Недолгое прикосновение четырех подушечек пальцев к тыльной стороне моей расслабленной ладони вырывает из реальности, собирая все внимание на одном человеке, с лукавой ухмылкой по-свойски осматривающемуся в неизменном интерьере, пропитанном пылью и запахом печати. — Так я тебе был нужен? — горячий воздух, тронувший затылок, шаром прокатывается по коже вниз. И зачем из раза в раз издеваться надо мной? Тяжесть, странное томление. Будто все мышцы в теле ноют резкой болью. Дыхание учащается с каждой секундой. Ладони и спина покрываются испариной. По низу живота проходятся мурашки. Возможно, если я перестану напрягаться для рассматривания каждой еле уловимой черточки в лице стоящего передо мной, кажется, скучающего Александра, станет легче. По крайней мере, перестанет кружиться голова. Наверное. До этого такой прием не работал, но вдруг… От его губ пахнет корицей и кокосовым молоком. Расслабляюсь, шагая навстречу, ловя проскальзывающую между нами ласку, чтобы сохранить ее как можно дольше. Ненормальная привязанность к Алексу сейчас кажется абсолютной истиной — разве, когда так приятно, что сердце болит, обжигаясь, могут быть хоть какие-то запреты? Могут. Но им здесь не место. Руки ложатся вокруг моей шеи и погружаются в мягкость шелковистых волос (учтиво распущенных почти за секунду до его прихода), грубо сжимая их на затылке, вырывая из меня сдавленный стон в свои губы. Я скучала. Я скучала. Я скучаю. Сердце Александра так волшебно бьется в такт с моим. Протягиваю руку, оглаживая ширинку, сжимая место, где, по ощущениям, должна находиться головка члена. Алекс дергается. Толкается тазом вперед. Он зависим от меня. Так же, как и я от него. Эта мысль пронзает все существо. Испытываю нечто большее, чем властное вожделение; большее, чем стремление к обладанию. В голове набатом отдаётся осознание того, что мы родственники, хоть и не по крови. Извращённый разум ехидно улыбается, облизывая длинным розовым языком губы. Касания чужих рук вводят в транс. Перед глазами стоит лёгкая дымка, делая образ Александра ещё более притягательным. Хотя казалось бы, куда ещё сильнее? — Скучала? — задаёт вопрос, на который заранее знает ответ. Как обычно. — Всегда. На губы обрушивается жаркий поцелуй, не такой как обычно. В этом поцелуе столько страсти, вожделения и желания обладать, что срывает крышу. Обхватываю крепкие мужские предплечья с синей росписью выпуклых вен, которые так приятно гладить подушечками пальцев или орошать нежнейшими, как кожа на запястье, поцелуями. Чуть сжимаю кожу Александра, ощущая, как его язык проникает в мой рот, исследуя его полностью: зубной ряд и даже нёбо. Переплетая с ним собственный язык, чмокаю губами с характерным звуком. Ощутив ладони Александра на своей талии, обхватываю кончик его языка кольцом своих губ, втягивая в свой рот, легко посасывая. С губ Александра срывается приглушённый стон. Музыка для моих ушей. — А ты скучал? И не дожидаясь ответа, спускаюсь губами чуть ниже, представляя, что мои губы — кисточка, а его тело — холст. Я — художник, рисующий на его теле известные лишь мне узоры. Тело Александра податливое, отвечает на ласки моих рук с охотой. Спускаюсь влажными губами к пульсирующему кровеносному сосуду на шее. Чуть прикусываю зубами, после чего сразу же зализываю кончиком языка, а после оставляю лёгкий, еле ощутимый поцелуй. Чувствую, как ладони Александра оглаживают мои плечи, лопатки, талию. Оставив поцелуй в яремной вырезке, спускаюсь ещё ниже, постепенно опускаясь на колени. — Скучал, — и закатил глаза, ощутив, как я потёрлась закрытым ртом о заметно выпирающий член сквозь брюки его формы. — Встань с колен, — хриплый от желания голос приятной патокой проникает в моё сознание, лаская рецепторы. Решив не спорить, поднимаюсь, задевая тонкими пальцами область паха. Затем обвиваю шею руками, вперив взгляд своих глаз в его два ртутных ледника. Выгнув спину, словно кошка, льну к нему податливым телом, изнывающим от недостатка ласк. Вжимаюсь в твёрдый поджарый торс Александра, мысленно благодаря его за то, что он такой чертовски красивый. Аккуратно убрав от себя мои руки, он касается моего виска, затем щеки и подбородка пересохшими от желания губами. Длинные пальцы чуть дрожат, развязывая такой ненужный в данный момент передник. Чувствую, как тяжело ему управлять собственными руками, будучи под влиянием желания, от которого судорогой сводит всё тело. Отбросив передник, Александр приступил к расстёгиванию пуговиц моего платья, больше похожего на элемент гардероба чьей-то умершей бабушки. Соблазнительно, ничего не скажешь. Горячие губы накрывают мочку уха, заставляя меня испустить сладострастный стон, чуть прикусывая слизистую нижней губы. Ловкие руки парня быстро справляются с платьем, и оно летит на пол. Выглядит, как отличная тряпка для уборки. Развернув меня к себе спиной, Александр с силой вжимается своим пахом в мои ягодицы. Откидываю голову ему на плечо, стараясь не потерять сознания от резко настигнувшей духоты, находясь в довольно прохладном помещении. Низ живота сводит судорогой, аж пальцы поджимаются. — А-алекс… — не могу ждать. Отодвинув бельё в сторону, те самые ловкие мужские пальцы оказываются во мне. Двигаясь размеренными толчками, Александр параллельно покрывает поцелуями мои обнажённые плечи, острые позвонки и шею. Сцепив зубы, впиваюсь короткими ногтями в гладкую поверхность стола. Хоть бы не испортить и без того никакой маникюр ещё сильнее. Горячие влажные стенки крепко сжимают умелые пальцы Александра, которые тут же выходят с характерным хлюпающим звуком. В ушах стучит собственная кровь, а ноги подкашиваются. Желанная разрядка так далеко, хоть и так близко. Помутневший рассудок отказывается здраво мыслить, а стоны Александра слышатся, будто из-под воды. Расстегнув себе брюки, Нильсен толкает меня между лопатками, и я падаю на стол, ударяясь грудью. Боль, к счастью, не чувствуется. Чувствую, как он сильнее вжимает меня грудной клеткой в стол, будто желая пробить в нём дыру. Пряжка ремня падает на пол, тяжело ударяясь. От этого звука по коже бегут табуны мурашек. Наотмашь ударив меня по ягодице, Александр открывает фольгированный пакетик, после чего надевает презерватив на эрегированный член и резко, во всю длину, входит. Раскинув руки в стороны, стараюсь ухватиться буквально за воздух, лишь бы не закричать. Вероятность, что нас услышат, довольно мала, но тем не менее. Поднимаю голову, уткнувшись взглядом в стену напротив. Нос щекочет запах книг, похоти и тела Александра. Запах, по которому я постоянно скучаю. Руки сжимают мою поясницу, а мужские бёдра с охотой ударяются о мои. Шлепки двух обнаженных тел сводят с ума. Чувство наполненности приятно отзывается в каждом миллиметре разгорячённого тела. Чувствую, как стол подо мной начинается шататься. Хорошо, что на нём, кроме меня, ничего нет — не будет грохота. — Как же я обожаю твоё податливое тело, — хрипит Алекс, путешествуя своими руками по всем поверхностям и уголкам моего тела. Исследует, изучает вдоль и поперёк уже в сотый раз точно. — Меньше слов — больше дела. После этих моих слов, Алекс наматывает себе на кулак мои чуть вспотевшие волосы и тянет на себя. Чувствую, как шейные позвонки хрустят, а кожа на шее натягивается. Глотать становится невозможным, а дышать тяжеловато. От дефицита кислорода в лёгких ощущения обостряются, накрывая меня новой волной. Александр всё двигается во мне, и я чувствую, как собственные стенки начинают сжиматься, обхватывая его член. Осталось совсем немного. — Алекс… я… Отпустив мои волосы, он одной рукой шлёпает по бедру, а второй надавливает на клитор. Этого оказывается достаточно для того, чтобы всё внутри меня запульсировало, а ноги начали трястись и подкашиваться. Под тяжелыми веками мерцали тысячи фейерверков различных цветов. Сердце бешено стучало, с силой ударяясь о грудную клетку. Через несколько толчков Александр кончил, находясь во мне, оставляя несколько лёгких укусов на пояснице. Прислонившись щекой к моей спине, он находится в таком положении какое-то время, переводя дыхание. А я мечтаю провести так ещё хотя бы немного времени. Встав, он приводит себя в порядок, после чего этим занимаюсь и я. — Тебе нужна помощь после смены? — краснота постепенно отливает от его щек, но удовлетворенность и злое веселье в глазах только набирают обороты. — Да… кровать как-то… — Не скрипит. Разберемся.