Запах моря и неприятностей

      Гарри ждал её на углу Тринадцатой и Тридцать Восьмой. Надвинул отвисшие полы мокрой шляпы на глаза – толстяк из газетного напротив слишком усердно тёр стекло витрины, то и дело оборачиваясь. Все знают, что дождь – самое время мыть витрину. Или подсматривать. Гарри выпустил клуб дыма, и тот завис в мокром воздухе перед лицом. Надо менять место, стоять тут каждый раз сычом слишком опасно, его начали узнавать. Особенно крупная дождевая капля ударила по горящему кончику сигареты, на пальцы брызнул отмокший пепел. Гарри выругался, щелчком отбросил сигарету, и она поплыла в мутном пузырящемся потоке, заливавшем асфальт. Он провожал бычок взглядом, пока тот не зацепился за мусор, и изящная лакированная туфелька не раздавила его. Конечно же, на Луизе были лодочки стоимостью в его месячное жалование, которые смотрелись в лужах этого района, как яхты мажоров с Верхнего Вест-Сайда среди утлых рыбацких плоскодонок.       Она приближалась, пряча лицо в глубоком капюшоне чёрного мешковатого плаща. Как будто это могло скрыть походку, тонкие лодыжки и выбившийся белый локон, которые кричали, что в задрипанный район заглянуло божество. Рука толстяка с зажатой тряпкой прилипла к витрине, а шее грозил перелом.       Они пошли рядом молча, как чужие. От Луизы, словно морским бризом, пахло мокрыми свежими духами. «И большими неприятностями», – как сказал Бен. И он был прав. «Никогда не спи с клиентками. Никогда не западай на цыпочек из манхеттенских пентхаусов. Сожрут и выплюнут». Гарри был с ним согласен.       В комнате дерьмового отеля пахло сыростью. Луиза откинула с волос капюшон и, не глядя на Гарри, передала ему плащ. Подошла к окну – стройная, платье с коротким, не по погоде рукавом схватывал на талии тонкий ремешок. Голые руки загорелые, с белым выгоревшим пушком, будто сейчас на дворе не промозглая весна, а жаркое лето. Гарри обнял её, припал губами к нежной ямке за ухом, чувствуя, как её волосы начинают пахнуть табаком от его дыхания. – У нас есть час, – сказала она. Он крепче сжал её. – Гарри… – выдохнула она.       Он целовал шею, такую тонкую, какие делают, вероятно, по особому божественному заказу, шершавыми ладонями гладил плечи. Она щёлкнула застежкой пояса, повела руками и легкий шёлк платья заскользил по телу, упал на колючий, в пятнах ковер. Повернулась к нему, совершенно не стесняясь обнаженного тела, от которого по гнусной комнате, казалось, расходилось тёплое летнее свечение. Сошла с каблуков своих лодочек. Легонько подтолкнула Гарри в грудь в сторону постели. Он чувствовал себя слишком одетым, пальцы ног мёрзли от промокших носков. Сел на край кровати, и Луиза забралась на него, уселась верхом, широко развела ноги. И это тоже было естественно и грациозно, будто она была гибкой дикой кошкой. Гарри попытался извернуться, чтобы стянуть-таки осточертевшие носки, а она сжимала его бёдрами и целовала, запустив пальцы в его коротко стриженные волосы. Мягкий язык требовательно проникал в рот и убегал при попытке поймать его губами, а ловкие пальцы уже расстёгивали рубашку. – Лу…       Она приложила палец к губам, толкнула его в грудь, и он упал на спину, увлек её за собой, не переставая целовать. – Лу! – Гарри вывернулся из рубашки, торопливо стянул штаны. Наконец-то они сравнялись – если ты гол, без одежды, по которой тебя можно считать, как облупленного, ты становишься просто мужчиной, занимающимся любовью со своей женщиной на белых простынях.       Тело Луизы скользило, извивалось. О нет, она не просто занималась любовью, она получала своё. Она всегда знала, чего хочет, и теперь она хотела его, Гарри. Вшивого частного детектива, который копал под её мужа. Как долго ей не надоест новая игрушка и не найдется в запасе тренер по теннису или перекачанный массажист, он не знал. Несколько месяцев, два раза в неделю Гарри ждал её на углах, в подворотнях, в фойе занюханных отелей, но как только она появлялась – всегда с опозданием, он не помнил ничего, кроме зелёных глаз, тонких губ и длинных, обвивающихся вокруг него ног. – Трахни меня, как… – жарко зашептала Луиза на ухо. – Портовую шлюху? – он поймал губами её губы. Это было в прошлый раз. – Нет, как ты трахаешь свою секретаршу, пока никто не видит.       Трахать миссис Докинс Гарри не пришло бы в голову, даже если бы она осталась последней женщиной на Земле. Он представил, как её длинное вогнутое лицо стало бы ещё длиннее и вогнутей, и как сурово она поправила бы очки, услышав из его уст подобное предложение.       Он грубо скинул с себя Луизу, перевернул на живот, как куклу, и рванул за бёдра к себе. Она довольно рассмеялась.       Гарри надавил рукой на шею Луизы, впечатав её лицо в подушку. Другой рукой сжал тонкую косточку на бедре. Он взял её грубо, как не брал ни одну женщину своего круга, и она стонала и извивалась под ним. Гарри хрипло задышал, вызвал в памяти миссис Докинс, её впалую грудь под цветочными рюшами, толстые отёчные щиколотки. Помогло, он мог продолжать, чувствуя в этот момент, что вместе с Луизой он трахает всех элитных мажоров с вялыми членами и стальными челюстями, которые смотрят на залив из панорамных окон своих кабинетов.       Она закричала тоненько, с подвываниями, задрожала под ним, и Гарри не выдержал, и миссис Докинс уже не спасла. Он лег поверх Луизы, придавил её. Он целовал ей спину. Нежно. Едва касаясь. Как самое драгоценное. – Я пришлю тебе место встречи, – сказала она, одевшись. – Холландер начал подозревать. – Лу… – Гарри сидел на краю кровати голый, в стороне валялись мокрые носки. – Мне пора.       За Луизой закрылась дверь. В комнате витал аромат морского бриза, пахло сыростью и большими неприятностями.