на войне холодно и одиноко

— Как там, наверху? — Тихо… холодно. и… одиноко

1917 год На войне мы пытаемся найти кого-то живого, горячего, чтобы он зажег и наш внутренний огонь… ну, или не дал погаснуть тому, что уже горит внутри нас. Каким бы огромным не был этот пожар — его надо поддерживать, иначе останется только выжженная земля. Томас Блейк видел слишком много выжженной земли, на войне без нее никуда. И эта ассоциация очень не нравилась ему. Остаться пепелищем очень не хотелось, а такой огонь, почти пожарище, не может оставить что-то после себя. Пожрет все и всех. Уилл Скофилд был маленькой свечой, которая горела медленно, но долго, и согревала всех вокруг своим теплом. Стать пеплом ему не грозило, но погаснуть и остыть может даже он. Для этого и надо бы искать другого человека, который бы зажигал ещё сотни раз, даже если сам потихоньку угасает на этой бесконечной войне. Судьба удивительно свела младших капралов Блейка и Скофилда. Кажется, в их первую встречу в голове Уилла промелькнула мысль, что на него свалили маленького ребенка, которого теперь придется опекать и смотреть, чтобы этот мальчишка не лез на передовую, под пули. Уилл не знал, но именно эта мысль определила его дальнейшую судьбу: стать другом, возможно, единственным для Блейка. А, может, даже больше, чем другом. Первой мыслью Блейка было что-то среднее между: вспылить и поссориться с Скофилдом и остаться спокойным, благоразумным. Что-то среднее и получилось… сначала. Ну, а потом, буквально через несколько дней, после первого (в жизни Томаса) обстрела, Блейк понял, что Скофилд — именно тот, за кого надо держаться. На войне каждый боится смерти. Уилл, кажется, тоже, но это не мешало ему прикрывать более неопытных мальчишек, которые едва поступили на службу. По стечению обстоятельств, среди них оказался и Блейк. И после тихого рыка: «дурак что ли совсем, под пули лезть?», он понимает, что пропал. Окончательно и бесповоротно. И теперь Блейк, как влюбленный мальчишка, всюду таскается за Уиллом, дарит улыбки, шутит не очень смешные шутки, просто пытается быть рядом. И, кажется, Скофилд даже не против этого внимания, ведь дружба — это хорошо. Человеку обязательно нужен человек, с которым можно поговорить, пошутить, который просто будет рядом, когда наступит последний обстрел. Они оба упустили момент, когда «дружба» начала перерастать во что-то большее. Это случилось тогда, когда были первые дружеские посиделки? Это было тогда, когда прозвучала первая неприличная шутка? Или когда Скофилд показал фото жены и дочки? На фронте Блейк был первым человеком, который об этом узнал, который вообще очень близко подобрался к Скофилду. Почти в сердце забрался, если можно так сказать. Но капралы могли сказать точно — дружба начала перерастать во что-то большее именно тогда, когда они всю ночь напролет резались в карты. Такая возможность выпала мальчикам тогда, когда их назначили дежурными. Ночь была звездной и, на удивление, тихой. Блейк тасовал карты, как-то невзначай, будто бы просто не было чем заняться, и он развлекал себя так, как мог. А потом, где-то ближе к полуночи, когда Уилл начал засыпать, а Блейк — наоборот, только входил во вкус. — Ну, давай, ну чего тебе стоит?.. — Блейку было откровенно скучно, — Ну всего несколько партий, ну, Скооооф! Томас определенно обладал даром убеждения, он мог даже мертвого убедить поговорить с ним, а что уже говорить о спокойном, несколько флегматичном Скофилде? К слову, командир ни разу не прогадал, когда поставил их в пару — тихого контролера и почти неуправляемый сгусток чистой энергии. Один тормозил и всегда взвешивал любую затею, второй же — подавал идеи для затей, горел и спешил их воплощать тут же. Идеальное сочетание! Но так вот, возвращаясь к играм карточным — Уилл пробормотал что-то невнятное, вроде «зачем тебе карты те, заняться нечем?», но по итогу согласился, все равно ночь долгая, а делать и, правда, нечего. Да и отказать Томасу — почти невозможно, тем более, Блейк сразу же просиял, как услышал заветное «да». Ну, мальчишка же, совсем ещё ребенок, чистый и невинный, разве ему место на войне? Играть же ещё хочет, веселиться и должен радоваться жизни. Скофилд даже на секунду залюбовался сиянием глаз Блейка: это обязательно стоит запомнить, хранить, как и фотографию жены — у сердца. А Томас тем временем раскладывал карты прямо на влажную от росы землю. Козырь — черва. — Дурак классический, прошу, — и поклонился, шутливо, лучезарно улыбаясь. — Только играть просто так — скучно. — А смысл играть на что-то? — Скоф устало выдохнул и взял карты в руки. Ни одного козыря, бывает. — У нас и так ничего нет. — Сыграем на мечту? — ухмыляется Томас. — Шут, — беззлобно улыбается Уилл. — Играй уже, раз взял карты в руки. И началась спокойная игра, сопровождающаяся разве что тихими смешками, когда Блейк мог отбиться, и таким же тихим матом, когда Блейку не удавалось найти выход из сложной ситуации. Скофилд же обходился спокойным, сдержанным проявлением эмоций, которое можно было принять за безразличие. Но карта упорно не шла — и в итоге Уилл остался в дураках. Блейк ухмыляется и потирает руки. — Ваша мечта, капрал? — снова шутливый тон, снова полуулыбка. На войне учишься ценить красоту мгновения, чужие улыбки и спокойное время. — Давайте, прошу. Скофилд не может сдержать улыбки — Томас такой… живой — лучше слова и не подобрать, полностью описывает Блейка. Кажется, что он может зарядить своим оптимизмом всех вокруг. Даже на войне, даже если он отягощен своими проблемами. — Моя мечта? — тихо, обдумывая каждое возможное слово, проговорил Уилл — Чтобы война закончилась. Улыбка слетает с уст Томаса. Сильная мечта, шутить не стоит. Наверное, потому что сам Том разделяет эту мечту, потому что война — беспощадная. И снова убедиться в беспощадности войны он сможет утром, когда узнает новость о том, что Джо — брату Блейка — буквально подписали приговор, приказывая выступать с рассветом прямо в логово врага. И только Том может это предотвратить. Только он. А, ещё и Скофилд, если будет готов отправиться следом за Блейком, рискуя получить пулю. Девять грамм — цена жизни одного капрала. Блейк громко и неприлично шутит, спешит, почти бежит. Гансы ушли, брат в опасности — надо спешить, не слушать Скофа, который просит, который рассказывает о прошлом отступлении. Да, Том не видел прошлого наступления, да, он слишком юн, да, он импульсивен. Но там его брат — эти слова, эти мысли полностью отключают ум. «Проклятье!» — думает Скофилд. — «Проклятье». Блейк не будет его слушать, не остановится. Сначала найдет Йоркширский полк, а потом, если надо будет — и через линию фронта пройдет, и костьми ляжет ради брата. Он уверен, что может, что должен, что спасет. Мысли о том, что если получится, то он будет героем — посещают голову Тома в последний миг. «Ну, ничего, дадут медальку. Посмертно. Ничто не утешит вдову так, как кусок железа» Только на кону намного больше, чем просто кусок железа — на кону жизни людей, больше тысячи жизней. А все медали, привязанности — потом. Главное, успеть спасти брата. И Блейк спешит, ищет пути через линию фронта, бежит на встречу со своей смертью. Он пока не знает, что его ждет, но на вопрос «уверен?» без промедления отвечает «да». Они проходят путь в тишине. Думать — нельзя, иначе попадешь под обстрел, иначе оступишься, иначе — пропадешь. Тихое «ты в порядке?» ещё очень долго звучит эхом, заставляя задуматься — а правда ли в порядке, не надломилось ли чего в душе? Том понимает, что не в порядке, что нельзя было бежать сломя голову, что Уилл был прав. Уилл всегда прав, он точно знал, что эта затея не окажется хорошей, он предупреждал Блейка. И стоило бы слушаться, стоило бы. Но сейчас уже — поздно что-то менять. И Блейк рвется вперед, пытаясь заглушить одну мысль: «а самых важных слов ты так и не сказал». В висках стучит кровь, адреналин бурлит в крови. Немцы и правда отступили, можно немного свободней выдохнуть. До неприличия глупая шутка Блейка звучит так, как нужно — чтобы замаскировать заботу и дрогнувший голос. Окопы немцев производят впечатление — неплохо устроились, намного лучше, чем их противники. И проход быстро отыскался — а затем взрыв. И Блейк судорожно разбирает завалы, дрогнувшим голосом зовет товарища, пока в голове бьется одно: «Я не могу тебя потерять. Я не могу тебя потерять. Я не могу тебя потерять». До бесконечности, по кругу. Только бы спасти Скофа, вытащить его из этих завалов на свет. А потом уже Том будет громко материться, не боясь немцев, поможет промыть глаза Скофа. Он выжил, значит, все не настолько плохо. Скофилд срывается, тихо и спокойно говорит, что не хотел идти, что Блейк должен был найти другого идиота. Как острым ножом по сердцу Блейка. Том понимает, что это глупость, но отступать уже нельзя. Только вперед, быстрее вперед. Рассказывать какую-то историю, только чтобы не думать, только чтобы чем-то заполнить тишину. «Младший капрал Блейк должен получить медаль». Том пока не знает, не понимает, что это просто кусок железа, он совершенно ничего не понимает. А вишня, пусть и срубленная — очередное воспоминание о доме, тепло и нежность. Вишня, кажется, уже пропала, ничего больше не будет, но Том точно знает, что из косточек появятся ростки и когда-то, может, лет через десять-двадцать — сад будет ещё красивей. А дальше — пустые дома, что были когда-то, совсем недавно, жилыми. Вон — даже кукла на полу, а это значит, что некоторое время назад здесь кто-то играл, кто-то был. Больно смотреть на это. «Мне здесь не нравится» — Скоф как будто бы чувствует, что скоро случится что-то неладное, что нужно бежать отсюда, что скоро конец. Воздушный бой, немец и рана Блейка — все происходит слишком быстро, Уилл даже не успевает понять. Он не готов. Блейку больно, Блейк понимает, что это — конец, что дальше пути нет. Не для него. А перед глазами одни белые лепестки вишни. И приговор: «Да. Ты умираешь». Он ничего не понимает, не помнит. Просит Скофа написать маме, отыскать брата, успеть сделать все, что не смог сам Том. — Говори со мной, — Томас плачет, Томас решается сказать все. Конечно, Скоф знает дорогу. Конечно, Скоф сделает все, что нужно. Конечно. — Я полюбил те… Ни дыхания, ни слов не хватает. Блейк больше не дышит. А Скофилду нужно научиться дышать самостоятельно. И забыть последнюю фразу Тома, чтобы ещё больше не ранить себя. А сейчас — можно остаться с другом, совершенно забыв о времени. Кажется, что рана у Блейка, а умирает Скоф. Блейк больше не дышит, а Скофилд престал что-либо чувствовать. Единственное, что он сейчас может — это отменить наступление. До рассвета осталось так мало времени…