Мацури Харуми раздражает. Как репейник, липучка, скотч, Вечно ей докучает, Прямо пиявка — точь в точь. У той же нет подозрения Что можно подругу спасти. «Глупые предположения» — Своё место ей не найти. Ведь под влиянием сестры живя С самого раннего детства, Почти совсем потеряла себя, Не понимала: какова её истина? Мацури же вечно одна, И будучи ещё ребёнком, Она искала любви и тепла, Жаль не было от этого толку. Но в жизни их ворвалась Юдзу — Настоящий солнышка луч,
Который своим светом и смехом
Сумел подругам помочь.
Зелёные омуты глаз,
Сверкающая улыбка,
Это та, в ком нуждались они.
Не может тут быть ошибки!
Прогулки, веселье, поддержка,
Забота, благодарность, любовь —
Всем этим наполнила Юдзу
Сердца дражайших подруг.
Но собственное звонко разбилось,
Как хрупкий хрусталь о столешницу,
Искрящийся взгляд померк
С уходом сестры-наследницы.
Полгода надежд и страдания,
Сопровождённые горькой тоской,
Шесть месяцев ожидания —
«Всё это до встречи с тобой».
Мэй плакала сильно и громко —
Юдзу так любила её,
Сквозь тернии к звёздам прошла
«Чтоб сердце склеить своё твоё».
Юдзу молвила несознательно,
Однажды с Мэй, чувств не тая:
«Ты справишься обязательно —
Помогут семья и друзья».
Но Мацури была ранима,
Ненавидела свои слабости,
Всё стеснение, страхи и боль
Списывала на те ещё гадости.
Доставучесть, наглость, разврат,
Мерзкие манипуляции,
«Мацури, ты — сущий ад!» —
Вопила Харуми в махинации
Доставучие, наглые, пошлые —
Они смешивались в крепкий фарфор
Гладкой маски с жуткой ухмылкой,
Для чужих глаз — высокий забор,
Скрывающий все уязвимости:
Те стеснения, страхи и боль —
Томящиеся в сердце бесценности —
Проблемы, жажда и воль.
Защита трещала по швам,
Контроль временами терялся,
Слабость никак не прошла,
Потому что жар чувств нагнетался.
Ведь фарфор стал прозрачен для Хару —
Мацури боялась и злилась,
Но подруга была очень добра —
И душа частично открылась.
Отрицание, бег от него —
Искреннего желания,
Ненадолго отсрочить смог
Необходимый миг понимания.
Ей нужно принять себя —
Свою слабую скрытую версию,
Кусая губы, тихо шипя,
Не вгоняться дальше в депрессию.
Харуми же честней быть должна,
Страх "обжечься" преодолеть,
Чтоб достать до тех чувств, что она
Лишь недавно смогла разуметь.
С тем вечерним поцелуем-игрой
Первого дня второго месяца,
Когда прильнули к ней под луной,
Летом, заставляя немедленно врезаться
Ногтями в кожу ладоней,
А глаза широко распахнуться,
И по прошествии нескольких дней
В океан чувств окунуться.
Признаться себе, что нуждается в ней —
Любви, и с этой девчонкою,
Что до тряски боясь, бежит от проблем,
С упавшей на глаза чёлкою.
Переборов все страхи внутри,
Сорвав и сломав свои маски,
Шепчут они: «Ты только не ври.
Не давай моим чувствам огласки».
И так медленно, кивок за кивком,
Честно-трепетно, слово за слово,
Повествуют в ночи, от всех тайком,
И уже скоро — так счастливо.
«Ты мне нравишься» — долгожданное,
Кровь к щекам, крупная дрожь,
Дыхание редкое-рваное,
Разрушена пугливая ложь.
Руки на плечи ложатся,
Сминают отчаянно ткань,
Шоколад с небесами встречается,
Сердце вскачь, словно лань.
Губы сухие, горячие,
С опаской, будто во сне,
Чужих губ напротив касаются
И снова при полной луне.