Обычное дело

Феликс смешон до обидного, смешон в своей нарочитой серьезности, возвышенности и «Я очень благодарен, уверен, ты станешь замечательным человеком в обществе, когда выберешься отсюда.» Ахах, что блять? Дэвид не сдерживает слез от болящего смеха, господи, каким «замечательным человеком»? Какой, мать его, «выберешься»? Но это все мелочи. Обычно Дэвид изучает в тысячный раз землю под ногами, делает новые трещины подошвой ботинок, слушая чужой лепет и заботливый смех. Феликс — как попытка проявления доброты, как светлота и поддержка, такой весь спокойный и собранный, обалдеть, а парень здесь неделю от роду. Дэвид трёт лицо, нутром, наверное, чувствуя, всю гнилоту и ложь. Он чувствовал это в позе, в подрагивающих плечах, стоило хрустнуть чему-нибудь в лесу. Личина его сдавала в натянутой улыбке и — что скорее всего — мысли, что он просто обдолбан или нахуй в коме — или и то, и другое. Дэвид слушал с сожалением, но смотрел на загоревшихся других с осторожной улыбкой, что хоть что-то может ветеранов этой помойки порадовать. А вот самого Феликса было погано жалко, потому что он из молодых, из якобы уверенных, а значит — до пизды сломанных, если такими не рождённых. Дэвид ставил на второе. Но, возможно, самую малость возможно, Феликс о своей выкопанной могиле знает. Феликс своими ухоженными руками пытается выбраться: пачкается, вбивает грязь до самых кровавых мозолей, но наружу ползёт. Потому что чувствует, что он здесь надолго. Дэвид игнорирует эту патоку в его сторону, больше неловкую, будто сам Дэвид не в их компании, а какой-то бугай с улицы, которого позвали по приколу. Феликс обращается к нему редко, но смотрит часто, Дэвид слишком хорошо знает, когда кто-то жжется взглядом тебе в спину. Что-то между делом спрашивает, улыбается, но чаще просто смотрит. Будто знает, что слова его Дэвида не щипают и надеждой, и радостью не жгут — он слишком здесь долго и достаточно знает, что оптимизмом не поможешь, что на улыбку получишь сломанную челюсть и ещё, пожалуй, по грудине, даже когда уже висишь на крюке. Он запомнил это в своём мире и убедился — в этом. Дэвида больше смущает чужая сноровка. Феликс прилетает к крюкам, как под спидами. Кровь не успеет свернуться, как он трясущимися руками тебя заматывает, перебоями дышит и не смотрит в глаза. Руки обрастают синяками, уверенный и ласковый голос хрипнет, Феликс обрастает тишиной. Иногда кажется, что он наконец-то сдаётся. — Скоро снова будешь у костра, не парься, — шепчет Дэвид. Феликс вздрагивает, как очнулся, и смотрит так откровенно испуганно и забито, что слезятся глаза. — Скоро, говорю, снова будешь у костра, — Дэвид вздыхает, тянет ладонью сквозь его волосы — снова будешь лепетать свою успокаивающую народ чушь, — и улыбается. Иногда это все же его работа. И будто нажал на спусковой крючок, потому что Феликса начинает трясти так сильно, что приходится держать крепче, забить на умирающее время, каждую бесценную секунду. Потому что Феликс упирается ему в здоровое плечо и механизм его ломается. Он признаётся ему, так искренне и по-детски признаётся, без слов, в своей слабости; своей никчемности, страхе и боли, что Дэвиду слишком знакомо. В этом месте, в этой облезлой заднице всей вселенной, единственная вещь, что поможет тебе — это признание всего своего дерьма. Банальное принятие и честность, проклятая, только тебе нужная правда. Потому что, если ты не сознаешься себе и привлечёшь других, позволишь им доверить свои жизни — ты так убого облажаешься, прикончишь себя самого. Этот этап проходит каждый, кто ступал на пепел у костра. Даже улыбчивый, смехотворный Эйс показал, что рассчитывает только на удачу, что не стоит на него надеяться, кроме, разве что мольбы, что в этот раз повезёт. Это нормально, если он больше ничего не может, это признают все. Потому что ублюдка Эйса или одичалого Джейка знают и поддерживают, потому что они проклято честны. И пока ты не врешь, под тебя подстроятся — и всегда будут делать свою работу, знать и надеяться, потому что ты сделаешь свою. Дэвид поглаживает успокоившуюся, расслабленную спину и надеется, что тот не отрубился, потому что на счету ещё генератор или надежда на ключ. Он смотрит на нервно подлетевшего рядом ворона. — Ну все, вставай, малышня. Феликс вздыхает, медленно отстраняется, уводя взгляд. Дэвид снова треплет его по голове. — Урок ты усвоил.