Эндшпиль Рубинштейна

Этот день не задался еще с самого начала. Сорванная крупная сделка трепала нервы всей семье, а самые приближенные судорожно подсчитывали свои убытки, и лишь Куроо – молодой глава банды, в чьи руки этот грязный бизнес упал слишком рано, - оставался внешне спокойным, лишь недобрая ухмылка и усталый взгляд из-под ресниц выдавали его тяжелые мысли. Для него эти несчастные несколько миллиардов иен почти не имели никакого смысла. Такие дела были не единственным доходом семьи, и беспокоиться об этом могли лишь те, кого за горло держит собственная жадность. Тетсуро гораздо больше завлекала игра, которую он вел с наследником семьи Фукуродани, выпущенным из клетки хищником, поражавший своими хладнокровными ходами. Акааши с переменным успехом, как и сам Кот, захлопывал ловушки, шел наперекор чужим планам, предугадывая следующий шаг противника. И совсем за небольшой срок это превратилось в дуэль двух хитрых умов, знавших всю подноготную теневого бизнеса с самого их рождения. Ближайшие советники – Бокуто и Кенма сравнивали это с партией в шахматы, где никто не желал сдаваться, с каждым ходом желая то восстановить, то закрепить свое превосходство над оппонентом. - У вас есть какие-нибудь идеи, босс? – В голосе Льва все еще слегка слышался русский акцент после нескольких месяцев пребывания заграницей в процессе крупной поставки оружия. Хайба никогда не скрывал своего раздражения или восхищения действиями главы, однако сейчас, глядя на сосредоточившегося Куроо, он поубавил свой пыл, с которым хотел начать разговор. Кенма, привычно уткнувшийся в телефон и оперативно впитывающий информацию о стремительно меняющейся обстановке, вскинул голову и недовольно шикнул на хафу, чей язык так и не доведет его до добра. Тетсуро, погруженный в свои мысли, лишь отдаленно слышал короткую перепалку между своими приближенными, и с той же вязкостью в движениях, что в и голове, щелкнул пальцами, привлекая внимание парней. Они почти синхронно обернулись, ожидая от друга, коим его нельзя было называть именно сейчас, продолжения. Молодой кот встал из-за лакированного дубового стола, выполненного в добрых традициях старой мафии, от которых у главы Некомы скрипели зубы, доставшегося ему еще от отца, отошедшего от дел, и двинулся прочь из своего кабинета, запахивая дорогой пиджак на одну пуговицу. - Я заставлю его опрокинуть ферзя самостоятельно. – В сердцах процедил Кот, скрываясь с глаз подчиненных за тяжелыми дверями. Недоуменные взгляды оставшихся вопросительно теперь были адресованы Козуме, призванного переводить странные мысли их босса в такие моменты. - Полагаю, нас ждет что-то интересное. – Коротко подвел итог блондин, чей почти всегда отсутствующий взгляд был крайне обеспокоен. Невзрачная квартира, утопающая в приятном полумраке, будто она всегда прятала свои небольшие полторы комнаты от чужих глаз под пеленой тяжелых занавесок, встречала Тетсуро гремящей тишиной, изредка прерывающейся стуком спускового механизма на двойных часах, означавшего начало хода другого игрока. Иногда истрепанное бархатное покрытие фигур неприятно скользило по доске, испещренной клетками, делящимися - как и все в этом мире- на черное и белое. Шестьдесят четыре квадратика будто вмещали в себя все, что было подвластно даже самому влиятельному человеку, и одновременно не значили ничего, стыдливо прикрываясь разнообразными силуэтами теней, падающих от короля, пешки или слона, лишь бы не ловить на себе тяжелые, задумчивые взгляды изумрудных глаз. - Вас настолько одолела досада, Куроо-сан, что вы не дотерпели до нашей привычной встречи, которая должна была быть… - Акааши лишь на секунду оторвался от шахматной доски, припоминая сегодняшний день недели, - через два дня? Усмехнувшись, глава Некомы преодолел расстояние, разделяющие их, в каких-то три стремительных шага. Кейджи, все это время сидящий на столе, перекинув ногу на ногу, и сосредоточенный на новом ходе, едва ли показывал своего интереса к проблемам Тетсуро, которые он ему и создал. Строгий воротник, отпущенный расслабленными пуговицами, и четкие стрелки на брюках противника притягивали, заставляя Кота, буквально закипающего от эмоций, скользить взглядом по телу парня, спрятанным за таким же строгим костюмом, что и у него. Вся напускная надменность в миг растворялась при близком рассмотрении: такие же усталые глаза, такой же груз ответственности на плечах, тоже самое желание легкой жизни, пустая, едва ли несбыточная блажь не быть затворниками своих же статусов. - С нашей последней неформальной встречи прошло уже… - Хрипло начал Куроо, но был на полуслове остановлен грустным взглядом Кейджи, на который был способен только он один: едва поднятые уголки губ, которые вот-вот должны расцвести в хоть каком-то подобие улыбки, и совершенно опечаленные глаза. - Неделю. Ровно. Даже ровно по часам. – Акааши нехотя перевел взгляд на часы, сверяясь с циферблатом и своими воспоминаниями. – И ты мог… - Не мог. – Так же бесцеремонно прервал его Тетсуро, в глубине души борясь с пожаром, назревающим из-за всего происходящего в его замкнутом обязательствами мире. – Я не мог подождать еще несколько дней, чтобы не вызвать подозрений. Ты это хотел сказать, Акааши? Горькая усмешка тронула теперь губы Кота, а весь разум зацепился за разворачивающееся сражение на шахматной доске. - Нельзя было так рисковать после того, что сегодня… - Спокойным голосом продолжил Кейджи, не поддаваясь на знакомые провокации оппонента. - Рубинштейн. - Что, прости? - Используй здесь эндшпиль Рубинштейна. – Коротко выразился Куроо, чьи пальцы мягко передвинули черного короля на несколько клеток вперед, ставя под угрозу белого. Эту же неподдельную опасность почувствовал и сам игрок, на секунду проникнувшись холодной сосредоточенностью главы Некомы. Для Акааши каждый раз было пыткой признавать, каким может быть его противник соблазнительным за продумыванием молниеносных стратегий. В отличии от него самого, у которого ходы были обдуманы десятки раз, что внушало настоящую уверенность и спокойствие, но никак не быструю реакцию на стремительно меняющиеся события. Пожалуй, этих черт друг друга им как раз и не хватало, чтобы быть по истине отличными боссами в своих семьях. - Да, да, конечно. – На секунду Кейджи растерял всю собранность, спохватившись отвечать на ход белыми фигурами, но рука, дрогнув, зависла над пешкой. – Нет, Куроо, у нас и без того много проблем, чтобы поступать так опрометчиво. – Отрезал парень, собираясь встать со стола и покинуть место их коротких, украденных у жизни встреч. - А с каких пор, Кейджи, ты в этой игре пешка, а не король или ферзь, уж на худой конец? – Язвительно заметил Кот, надавливая на больную мозоль парня – его неполную состоятельность, как главы семьи, все еще из тени управляющегося волей отца. Стрелки часов, в своем неспешном ритме отсчитывающие секунды ускользающего мгновения, уже встретились с десятой минутой на белоснежном циферблате. Десять минут, как Акааши терпел наступление оппонента и не мог ответить ничем стоящим, ведь тот самый ход только-только начинал зарождаться в его мыслях, но и этот поток прерывался колкостями со стороны. – У «нас» действительно много проблем. - Тетсуро. – Сын Фукуродани попытался достучаться до разума Кота, но это звучало совсем не так убедительно, как он бы того хотел, а скорее томно, вызывающе, не скрывая своей тоски по возможности так его называть. Сильные руки уперлись в скромную столешницу, не позволяя Кейджи сдвинуться с места, а их близость уже практически не оставляла между ними воздуха. Зеленоглазый мазнул взглядом по таким привычным чертам, будто улавливая каждое небольшое изменение в лице, и его пальцы скользнули по едва заметному свежему шраму на щеке – последствия сегодняшней потасовки. Куроо в этот момент довольно прикрыл глаза, полностью оправдывая свое прозвище и едва ли не мурлыкая в прохладную ладонь парня в ожидании ласки. - Пора уже прекратить эту вражду. – Тихо прошептал Тетсуро, оставляя на руке тайного возлюбленного короткий поцелуй, который всегда будоражил Акааши до глубины души своей простотой и глубиной, с которой это мог делать только он. – Прошу тебя, позволь мне сделать все так, как должно быть. Секунду назад расслабленный, Кейджи, полностью погруженный в ощущение тепла двух тел, весь напрягся, отрывая влюбленный взгляд, и, будто ошпаренный кипятком, попытался отпрянуть от рук любимого человека, вновь натягивая маску двух враждующих семей. - Ты имеешь ввиду?.. – Недосказанный вопрос, читающийся в глазах обоих, но язык никогда не поворачивался произнести это вслух. Акааши отчетливо понимал, что его периодические удачные дебюты никогда не станут угрозой для влияния Куроо, для которого доска выглядела как одно большое поле, предназначенное только для него одного. - Навести порядок. Перестать жить украденным днем. Сделать уже хоть что-нибудь. – Присущая пылкость в каждой фразе чеканилась на губах Тетсуро, заставляя возлюбленного болезненно морщиться, словно каждое слово было для него уколом в самое сердце, но несмотря на это, Кот не останавливался, рассказывая в сердцах о каждом моменте, когда буквально вся его жизнь, отраженная в этих изумрудных глазах, стоит на одной чаше весов, а семья – на другой. – У меня больше влияния, Кейджи… - Тетсуро, посмотри на меня. – Тихо, так же незыблемо спокойно отозвался Акааши, как будто только что Куроо не буквально взорвался из-за эмоций перед ним. Желтые глаза блеснули и уставились на возлюбленного, а бегло вздымающаяся грудная клетка замерла. Тонкие пальцы сына Фукуродани ловко скользнули на запястья, освобождая его от фамильных запонок, позволяя манжетам больше не стискивать его руки, и серебряные безделушки громко ударились о поверхность стола, но каждый из них слышал, как с рук парня падают тяжелые оковы его семьи. Затем он пробежался до доски, наблюдая за не менее внимательным взглядом Тетсуро, будто спрашивая его: «Ты точно смотришь?», а получив немой ответ, накренил белого ферзя, позволяя тому глухо опуститься одной из тысячи граней на доску, рассыпая перед его основанием долго державшую их обоих черно-белую клетку обязательств и придуманных невесть кем законов. Следом, за широким жестом Куроо, на пол полетели и доска, и все тридцать две замысловатые фигуры, и часы, пробившие ровно полтора отмеренных на партию часа. Им бы оставалось лишь гадать, кто на самом деле проиграл сейчас, но каждая клетка их мозгов, уставшая от бесконечных рокировок, дебютов и каверзных ходов, была занята другим вопросом: «Выиграют ли они ту жизнь, о которой мечтают?». Впрочем, и это не имело сейчас столько значения, сколько их тела, сливающиеся в страстном мгновении свободы, за которое им еще придется бороться буквально со всем приступным миром, но сейчас они могли утверждать одну истину: «Они не опрокинут ферзя».