Перепёлки подождут...

Дело близилось к ночи. Голова ужасно болела, мысли заполонили всё вокруг. Казалось, даже воздух пропитан ими. То ли какое-то неведомое чувство взяло в плен разум султанши, то ли плохое предчувствие… Кёсем Султан стояла в покоях падишаха. Она приходила к сыну и до этого, но не застала его. Неудивительно. Зная, насколько тот вспыльчив, трудно даже представить, каким образом даёт волю своему гневу сейчас. И снова Мурада нет. Султанша понимала, что он не оставит всё вот так. Произойдёт нечто ужасное, она знает. Чувствует. Всё же стоит попытаться объяснить ситуацию. Ночь тем временем медленно накрывала Стамбул, но даже она предвещала всем своим существом беду. Густые тёмные тучи заволокли небо, не давая ярким звёздам возможности оберегать жителей империи. Никто пока не знал, что будет дальше. Очевидно лишь одно: ни мать, ни сын не пойдут на уступки. Оба не отступят, чего бы то ни стоило. Впрочем, так было всегда. Будут жертвы, много жертв. Возможно, прольётся кровь. Тогда, может, стоит перешагнуть через свою гордыню и упрямство? В первый и последний раз… Прошло достаточно времени и женщина собралась уйти, но, как назло, столкнулась в дверях с разъяренным падишахом. Валиде Султан в то же мгновение отшатнулась от него, не смея поднимать взгляд. Подобного животного страха она давно не испытывала. Да и не думала вовсе, что причиной его станет собственный сын. Поэтому унять дрожь была не в силах, но всем видом своим старалась сохранять былое величие. Он, кажется, даже не сразу заметил её, а когда увидел столь ненавистный силуэт, стоящий с покорно опущенной головой перед ним, разозлился пуще прежнего. Тишина лишь усугубляла ситуацию, накаляя до предела. Немного выждав, тот решил начать наступление. — Годами ранее, когда мой покойный отец заболел оспой, все потеряли надежду. Боролись за трон, — его лицо вдруг стало каменным, а голос заставлял тревогу поселиться в каждой клеточке её тела. — И только ты никому не доверяла: чтобы спасти его, отказалась от себя, даже от своих любимых… А что сейчас? — он медленно подходил к ней, а та боязливо отступала. — Ты отказалась от собственного сына! Ты первая отказалась от меня, первая. Жаль.Настолько ты меня ценишь, Валиде? — Сынок, — дрожащий голос безжалостно выдавал страх, — я могу всё объяснить… — Что ты объяснишь, Валиде? Даже Юсуф Паша, которого ты называешь персидской змеёй, сделал всё, чтобы вылечить меня. А что сделала ты? О, я скажу: смирилась и сказала, что вместо меня править будет Касым, а после него Ибрагим… — Мурад, — она, пересиливая себя, попыталась дотронуться до плеча сына, но тот пресёк подобное поползновение, — это было ради будущего государства, его нельзя оставлять без падишаха. Как Валиде Султан я была обязана. Только Аллах и я знаем, насколько тяжело было принимать это решение… Тот, кажется, на мгновение почувствовал сострадание к этой женщине. Он давно перестал считать её своей матерью — на то была слишком весомая причина. То, что навсегда уйдёт в могилу вместе с ним, так и останется тайной. Валиде, Валиде Султан — просто титул. Титул, не более. Ему уже давно тяжело смотреть на эту женщину как на мать. Падишах вновь сделал шаг в её сторону, а она вновь отступила. И такое поведение её не входило в его планы. Он ожидал чего угодно: любой скандал, любые отговорки и даже оскорбления в свой адрес. Однако и подумать не мог о том, что одним взглядом наводит ужас на матушку. Вероятнее, к лучшему, осознание того, что Кёсем Султан родила его, никуда не делось. Кто знает, на что решился бы тот в противном случае. Он и сам боится себя порой. И снова шаг — снова Кёсем Султан отступает. Она не может допустить кровопролития. Будет покорной — так надо. Ради государства. Ради детей. Ради самого Мурада. Скажет уехать во Дворец Слёз — она уедет. И прекрасно ведь понимает, какие будут последствия. Но раз так стремится править единолично, сам и будет расхлёбывать результат своих действий. Пусть это станет ему уроком, если решится на такое. В конце концов, кто-то должен отступить. Хотя бы раз. — Анастасия… — этот шёпот пробирал до костей, — гречанка, привезённая с острова Тинос. Рабыня, — грубо схватил мать за подбородок, вынуждая смотреть в глаза. — Вы только посмотрите, как возвысилась, — он снова сделал шаг, а та поняла, что теперь не сможет отступить назад. Валиде Султан обязательно указала бы место сыну, но нечто вязкое, тягучее остановило её. Нет, не здравый смысл. Не желание избежать более печального исхода, хотя куда уж печальнее… Страх. Сейчас в её глаза смотрит тиран, которого она породила. Эти глаза больше не смотрят с нежностью, их заслонила пелена властолюбия и жестокости. На мгновение султанша даже задумалась, не стала ли и она такой? Он на дух её не переносит, но только сейчас Кёсем поняла кое-что важное: его ненависть имеет не тот исток, о котором она думала. Более того, у него нет желания убить её, причинить боль и сделать что-то подобное. Эта ненависть берёт исток от безысходности, от отчаяния. Только что может послужить тому причиной? Внезапно прогремел гром, сверкнула молния. Она вздрогнула, а он наконец отпустил свою руку и, на сей раз, она легла на плечо. — Уходи, — прошептал он ей почти на ухо, вдыхая пьянящий жасминовый аромат, — уходи, пожалуйста. — Мурад? Что с тобой? — она, конечно же, заметила его состояние и не на шутку забеспокоилась. Голос сквозил скорбью и болью, а горящий взгляд потух. — Возвращайся к себе в покои, — снова прошептал он, невольно обдавая шею Валиде Султан горячим дыханием, — сейчас же. — Мур… — он перебил её. — Я всё сказал. Поговорим позже, — строго произнёс он, отходя от матери. И она в смятении вышла из султанских покоев, плохо понимая, что только что произошло.

***

Новый день во дворце в который раз начинался с мёртвенной тишины. В такой тишине сидели и они, прожигая друг друга отнюдь не любезными взглядами. Никто не отводил взгляда, будто играли в гляделки и не желали отдавать победу сопернику. Казалось, после такого невозможно смотреть друг другу в глаза, но они могли. После такого даже находиться в одном дворце было почти невозможно, ведь существовал некий риск, что с этого момента каждая их ссора может закончиться так… Самообладание падишаха давало большие надежды, но сильно уступал самообладанию его матушки. Вот уже почти неделю они избегали друг друга, но сегодня Мурад решился. Поэтому позвал свою Валиде на совместный завтрак, чтобы обсудить произошедшее. Хотя что-то подсказывало ему о том, что такой разговор лишь усугубит всё. Правда, хуже уже некуда. Напряжение в покоях не давало нормально дышать, а усиливающим фактором послужила недавно проведённая вместе ночь, воспоминания о которой терзали обоих. Оба были слишком упрямыми, но ничем хорошим это не закончилось. Кёсем Султан восседала на холодном мраморе, задумчиво выводя пальцами невидимые узоры на плитах. В сочетании с горячим воздухом хамама это прекрасно отрезвляло разум. Что-то сегодня заставило её отпустить служанок, обосновав тем, что ей нужно побыть одной. Этому, кстати, можно дать вполне логичное объяснение. Она всё ещё вспоминала события сегодняшнего дня: ничего не предвещало беды и та уже почти нарекла Касыма султаном, только внезапно появился Мурад. Последствия такой выходки известны. Да уж, это тяжело забыть. Но, несмотря на сорванный разговор с сыном, во время которого ничего особо страшного не произошло, плохое предчувствие так и не отпускало. Оно будто поселились в сердце Валиде Султан, напоминая о том, что опасности подстерегают на каждом шагу. Приятное тепло накрыло её, и султанша слегка задремала. Она пробудилась от ужасного сна, который привиделся ей. Конечно, если уснуть в хамаме, и не такое приснится… Тяжело дыша, она неспеша подошла к столику и залпом осушила стакан с виноградным щербетом. В голове возникла неприятная ассоциация с этой ягодой, и та подумала о том, что сын сейчас, скорее всего, хлещет вино. Ещё много времени прошло, прежде чем Кёсем Султан успокоилась. Только спокойствие это длилось недолго… Столь приятную обстановку нарушил скрип дубовых дверей, а позже и до боли знакомый мужской силуэт. Лицо султанши исказилось в недоумении сразу же, когда та узнала в нём своего сына. Зачем он только сюда пришёл? Да и как вообще посмел? Что такое с ним? Буквально час назад выгнал из своих покоев, а сейчас сам пришёл к ней. И куда же? В хамам! Совсем совести нет… — Мурад? Что ты здесь делаешь? — отчего-то голос стал тише. — Валиде… Каждый вздох давался ему с трудом. Он увидел, кажется, то, чего не должен был видеть: влажные, немного спутанные тёмные волосы; не тронутая временем фигура, необъяснимый блеск в зелёных глазах и на редкость румяные щёки… Падишах, конечно же, всегда замечал, насколько прекрасна его матушка. Нет же в этом ничего такого? Просто восхищался, но отныне, видимо, обманывать себя смысла нет. Он давно поймал себя на мысли, что его чувства к ней особенные: вряд ли такое позволительно испытывать к матери, но тот старательно убеждал себя в том, что это временно. Наваждение. «Пройдёт, совсем скоро пройдёт…» — думал каждый раз, просыпаясь в холодном поту от искушающих сновидений. Однако даже подумать не мог, что однажды увидит то, о чём грезят некоторые особо наглые паши, буквально раздевая Валиде Султан взглядом. А она то ли не замечает, то ли совсем не против… Благо, эти негодники уже на дне Босфора. Чего стоило действительно бояться, так это ревности падишаха. Сложность раз за разом возникала лишь одна — после казни очередного пса Кёсем Султан приходилось вновь придумывать отговорки. — Мурад, выйди. Выйди, с глаз моих долой! — раздражённый возглас вырвал его из бездны мыслей. — Валиде, — с долей раздражения воскликнул он, — перестань! — Не понимаю, — не отводя, взгляда Кёсем медленно отпила щербет, — о чём ты, Мурад? — Валиде, — падишах действительно пытался быть мягче, но это давалось ему с трудом, — почему ты молчишь? — А что я должна сказать? Думаю, если мой сын, — сделала акцент на последнем слове, — проявил желание позавтракать со мной, значит, ему есть, что сказать. — Действительно, думаю, нам есть, что обсудить, — он решил не ходить вокруг да около. — Кто сказал, что я собираюсь обсуждать что-то с тобой? — усмехнулась она. — Уж извини за прямоту, но ты слишком раздражительная в последнее время. — Я… — на мгновение султанша замялась, а позже, закатив глаза, продолжила в привычном тоне: — Подумай, что и кому говоришь! Их снова пленина гнетущая тишина, а взгляды по-прежнему сжигали. Да уж, этот завтрак запомнится обоим надолго. Сосредоточиться на вкусе пищи никак не получится — слишком очевидно. Она вдруг нервно усмехнулась своим мыслям, а на его лице просияла едва заметная улыбка. Всё до дрожи напоминало о «недоразумении», случившемся в том злополучном хамаме. — Мурад, выйди. Выйди, с глаз моих долой! — Нам нужно поговорить, — он сглотнул отчего-то в ставший в горле ком, завороженно наблюдая за капельками воды, что медленно скатывались с бархатной кожи. — Что случилось, раз ты так бессовестно врываешься ко мне в хамам? Что-то срочное? — она, стоит признаться, поймала на себе этот взгляд, но решила не надумывать лишнего. В конце концов, будь на его месте, она, к прискорбию, позволила бы себе такое… — Не делай вид, будто ничего не делала. Как объяснишь мне сундук с акче, который был только что доставлен в корпус янычар? Думала, будешь проворачивать свои делишки под покровом ночи, и я ничего не узнаю? Тебе было мало сегодняшнего случая с Касымом? Что за глупые интриги? Зачем и его вмешивать в них? — Это, по-твоему, срочно? Только тебе вздумается тревожить меня в подобный момент! Что за дерзость такая? Мне уже и вздохнуть спокойно нельзя?! — Я не маленький мальчик, не отчитывай меня! Захожу куда хочу, когда хочу. Никто не смеет мне указывать! Ты опять вмешиваешься в дела государства! Ничему тебя жизнь не учит, — он тяжело вздохнул, почувствовав какой-то ненормальный прилив жара, — тебе заняться нечем? Занимайся гаремом, там накопилось достаточно дел. — Да как ты смеешь? Похоже, прав был Ахмед, — она горького усмехнулась, — мне стоило быть строже. Отнюдь, не с тобой. Со всеми вами! Не слушаете меня, грубите, унижаете, покой мой нарушаете. И это всё — лишь часть ваших поступков. Отправляйся, как ты сказал? «Куда хочешь» — вот. Уйди, только уйди! Видеть тебя не желаю! — Я не уйду, пока не услышу ответ на вопрос, который был задан мной ранее, — он попытался обуздать свой гнев. — Раз так, — отчаянно усмехнулась она, поднимаясь с мраморного сидения, — тогда я покину хамам раньше, чем ты. Кёсем грациозно встала, откинув влажные кудри назад. Султанша медленно надвигалась на него, не теряя горделивой походки. Падишах же стоял в оцепенении, заворожённо наблюдая за малейшим её движением — соблазнительная женская фигура, прикрытая мокрой тканью слишком притягивала. Нельзя. Внутри что-то неприятно кольнуло, наверное, от осознания того, что она никогда не будет принадлежать ему. Воспоминания трусливо вылетели из головы падишаха, когда султанша начала говорить. — Что-то перепёлок захотелось… Может, скажешь? Приготовят нам. Он сначала удивлённо хлопал глазами, а потом, потупив взгляд в пол, тихо засмеялся. Если это то, о чём он думает… Абсурд, какой абсурд. Такое не проходит бесследно. Конечно, у всего бывают последствия. О чём только они тогда думали? — Что смешного я сказала, а? — в её взгляде было одно лишь недоумение, и где-то на дне зелёных глаз плескалось недовольство. — Нет-нет, ничего. Приготовят. — Не понимаю. Отчего тебе вдруг стало весело? — Стража, — в покоях тут же появились аги, — передайте, пусть приготовят для Валиде Султан перепёлок. — Мурад? — спросила она, как только слуги удалились. — Я не очень понимаю… — Валиде, — специально выделил он, — я тут вспомнил… А ведь, покойная Хюррем Султан тоже любила на досуге поедать ни в чём неповинных перепёлок, когда… Кёсем Султан не сразу, но всё же поняла, к чему он клонит, и остановила сына жестом, ведь услышать это было страшнее всего. Она действительно в последнее время плохо чувствала себя, но наивно списывала всё на диабет. Естественно, ей и мысль об этом не приходила в голову. Хотя, учитывая случившееся, вполне ожидаемо. Только признавать подобное желания не возникло. — Что ты такое говоришь, Мурад? Этого не может быть… — паника медленно, но верно охватывала её с головой. — Моли Аллаха, чтобы это оставалось лишь твоим домыслом! — И всё же? — его, кажется, эта ситуация забавляла. Действительно, всё, что он мог сделать сейчас, так это подавить нервный смешок. — Замолчи, — прошипела она и, прокашлявшись, добавила: — Она, вроде бы, всегда их любила… — Вроде бы, — хитрая улыбка озарила лицо падишаха. — Перестань, мне неприятно слышать это от тебя! — скривилась та. — От Кеманкеша Аги приятнее, ведь так? — в его голосе чётко прослеживалась ревность, что не скрылось от Валиде Султан. — Чем он тебе не угодил? — Извини, конечно, но то, как он смотрит на тебя, тяжело не заметить, — он впервые так открыто говорил об этом ей, поэтому временами запинался, подбирая подходящие слова. Хотя то смущение казалось очень нелепым, если брать в счёт… — а ты и не против. Это наталкивает на мыс… — она резко его перебила. — Хватит! Хватит уже, Мурад. Я закрыла глаза, в своё время, на твою необоснованную ревность, и вот во что это перешло! — она демонстративно сложила руки на уровне живота, хоть сама молилась о том, чтобы никаких последствий их близости не было. — Валиде… — он осознал, что его оружие использовали против него самого. — Перестань. Ты совсем не задумывался о том, что будет дальше? И после этого тебе хватает наглости смотреть мне в глаза? Называть своей Валиде? — Хватает, Валиде, — съязвил он, — прямо как вам. Совершенно не краснея, обсуждаете прошедший хальвет с сыном, — усмехнулся. — Мурад! — она вскинула руку в останавливающем жесте и, наклонившись чуть ближе к сыну, зашептала, — ты кричишь на весь дворец! Что будет с нами, если кто-то узнает? Хоть сейчас думай о том, что делаешь… Падишах медленно придвинулся к матушке, боясь спугнуть. Кёсем дернулась, увидев его хищную улыбку. Мужская ладонь легла на плечо, и он прошептал ей на ухо: «Ты была совсем не против, Валиде». Соблазнительная женская фигура, прикрытая мокрой тканью слишком притягивала. Нельзя. Внутри что-то неприятно кольнуло, наверное, от осознания, что она никогда не будет принадлежать ему. — Мурад, мои глаза выше, — холодно заметила та, вставая подбоченившись, напротив сына. — Я знаю, Валиде, — сладко пропел он. — Не испытывай моё терпение — уходи, — почему-то голос дрогнул, а нарастающая тревога заставляла отступать назад. — Мне кажется, — он решительно сократил расстояние, — мы уладим этот конфликт. — Чего ты ждёшь от меня? — в хамаме с каждым мгновением становилось жарче, и султанша внезапно с ужасом осознала, почему именно. — Это ты послала золото янычарам? — ответ был очевиден, но ему не хотелось уходить отсюда вот так быстро. — И ты сразу подумал на меня? — сердце бешено колотилось и, кажется, не у неё одной. — Это сделала ты? — он немного повысил голос. — Какой догадливый у меня сын! — нервно усмехнулась она и развела руки в сторону, чтобы хлопнуть в ладоши, но что-то пошло не так… Ткань, до этого послушно скрывающая наготу султанши, заскользила. Она с каждым мгновением открывала для взора Мурада новые участки оголённой кожи. Пока сама Кёсем Султан, ничего не подозревая, сетовала на сына, тот не придумал ничего лучше, чем прижать ткань к её телу, не давая окончательно упасть. И, о Аллах, лучше бы он этого не делал… Она вздрогнула всем телом, когда через мокрую ткань почувствовала горячую ладонь на груди. Боязливо взглянув на данное зрелище, она судорожно выдохнула. Их взгляды встретились. Неясная, до ужаса знакомая волна накрыла обоих. Осознание возможного исхода заставило её ещё раз вздрогнуть. Он понял, что сама судьба смеётся над ними, ведь неизбежное сейчас произойдёт — никто из них не сможет устоять. То очевидно, как и исход подобного. Султанша тяжело сглотнула, понимая, что от одного его взгляда внутри разжигается такой огонь, который уже невозможно потушить. Она до последнего надеялась, что это не взаимно, но стоило ей сделать ещё один шаг назад, Мурад плотно прижал её к себе, придерживая за талию. — Ты не оставил мне выбора… — схватившись за голову, растерянно прошептала Кёсем Султан. Она до последнего надеялась, что это не взаимно, но стоило ей сделать ещё один шаг назад, Мурад плотно прижал её к себе, придерживая за талию. — Мурад… — сорвался непрошенный стон с её уст. — Что такое, Валиде? — прошептал он ей почти в губы. — Отпусти меня! Что ты себе позволяешь? — так же тихо возмущалась, чтобы слуги не услышали этого позора. — Только не кричи, нам не нужны свидетели, — тоже ответил шёпотом, наклонившись к её уху. — Мурад! Ты же не собира… — он перебил её ровно в тот момент, когда женщина почувствовала спиной холод мрамора. — Собираюсь, — медленно, почти с блаженной улыбкой проговорил он. — Опомнись! Ты не в себе! — будто в бреду нашёптывала султанша. Падишах схватил свою Валиде за подбородок, заставляя смотреть в глаза. Что-то было в этом взгляде… То, что заставило Кёсем буквально растаять, и та обязательно бы упала, если не крепкая хватка сына. Его ладонь нежно накрыла её щёку. — Вот так, успокойся. — Мурад, не надо… — теперь она наконец поняла, что за предчувствие её преследовало. — Ты напрасно боишься меня, — его рука скользнула по ключицам, спускаясь ниже. — Пожалуйста, остановись… — она, пожалуй, только сейчас осознала, что накрывшая её с некоторого момента волна являлась ни чем иным, как нарастающим возбуждением. Поэтому и была противна самой себе, но до последнего пыталась сохранять неприступность. — Ты тоже чувствуешь это, я знаю, — хищно прошептал падишах перед тем, как впиться желанные губы. — Действительно, я позволил себе слишком много той ночью, — задумчиво потирая бороду, согласился он. — Непростительно много, Мурад, — печально усмехнулась она. — Не говори только, что жалеешь. О, а как ты извивалась подо мной, как сладко стонала… — на мгновение в его глазах вспыхнул озорной огонёк. — В жизни не поверю, что это не взаимно. Лицо женщины сразу изменилось. В голове снова вырисовывались картины их злополучной близости: Мурад нависает над ней, пресекая любые попытки сопротивляться; она едва сдерживает стоны удовольствия, кусая губы, как окажется потом, в кровь; а он шепчет непристойности ей на ушко, вновь и вновь разжигая огонь; они не могут остановиться, хоть сил почти нет. Слишком долго оба ждали этого момента. Слишком долго питали тайную страсть друг к другу. — Замолчи, — испуганно прошептала она, чувствуя приятный жар, разливающийся по телу. — Что такое? — он усмехнулся, — Неужели тебя так легко завести, Валиде? — Мурад, замолчи… — еле связала, пытаясь привести в норму дыхание. — С тобой всё в порядке? — наигранно забеспокоился он и, издеваясь, обнял матушку за талию, прижимая к себе. — Не смей! — тихо прошептала, догадываясь о том, что произойдёт дальше. — А что ты мне сделаешь, Кёсем Султан? — усмехнулся он. — Разве сможешь ты пойти против своих желаний? Ну, и где же твоё хвалёное самообладание? Султанша окинула сына взглядом, полным неприязни, и дрожащими ладонями расцепила его руки. Только всё напрасно: не успела та выбраться из его объятий, как Мурад резко притянул её к себе, заломив руки матушки за спину, чтобы та не сопротивлялась. Их губы соприкоснулись, и как не противилась Валиде Султан, он вынудил её ответить на поцелуй. Она что-то невнятно промычала сыну в губы, пока тот бесстыдно блуждал рукой по спине султанши, теряясь в попытках расстегнуть мешающее платье, но не забывая при этом удерживать её руки — чтобы не получить звонкую пощёчину. Кто знал, что было бы дальше, если не внезапный стук в дверь. Они отстранились друг от друга, тяжело дыша. Оба судорожно приводили себя в порядок, параллельно успокаивая дыхание. Только после этого падишах наконец сказал: «Войди». В покоях появился Хаджи Ага. — Повелитель, — обратился ага к Мураду, — перепёлки готовы, прикажете нести? Они переглянулись. Кёсем Султан прожигала его взглядом, гневно потирая запястья, а падишах самодовольно ухмыльнулся. Едва видимая искра пробежала между матерью и сыном. — Перепёлки подождут, Хаджи. Нам с Валиде Султан нужно закончить одно дело государственной важности. Пусть принесут чуть позже, — с лёгкой улыбкой произнёс он.