Гибискус

Котоха сидела на коленях на дощатом полу, согнувшись так низко, будто на ней был непосильный груз. Она находилась в абсолютной темноте, которая услужливо прятала ее от всех ужасов, что находились за седзи, сжимала руки и шептала молитвы богам, которых так презирал он. На самом деле, груз, душивший ее душу, у девушки действительно был. Котоха всегда, в силу своей наивности, верила в то, что человек, приютивший ее, действительно святыня. Ангел, спустившийся с небес. Иначе почему у него такие необычные, прекрасные глаза и волосы? Странно, что жизнь до этого так ничему и не научила девчонку. Ее избивал муж, над ней издевалась свекровь, до нее домогались так называемые "друзья" супруга. Но Котоха так рьяно уповала на то, что хозяин храма безгрешен, что переубедить ее смогла только картина, увиденная ею вживую. Не был он никаким ангелом. Да он и человеком-то не был. Как раз наоборот. Он являлся злом во плоти. Может, она и не умная и не сообразительная. Нет, Котоха — невероятно проницательная. На роль ангела в этом гнилом месте притворства и лжи только она одна подходила идеально. И, может быть, ее малютка Иноске, потому что дети также считаются ангелами. Девушка с ребенком, светлые и чистые, сами того не зная, попали в ловушку куда страшнее, чем дом с тираном-мужем. Котоха в тот день хотела всего лишь найти своего покровителя, чтобы показать ему новый венок. Это был особенный венок — юной матери его помогла сплести ее новая подруга, девочка примерно ее лет, которая работала здесь садовницей. Котоха очень хотела поделиться этой новостью с радужноглазым, но он куда-то пропал, а все слуги лишь пожимали плечами, сами не зная, куда заблагорассудилось уйти хозяину. Хашибира была очень упорна и решила во что бы то ни стало найти и порадовать своего самого верного, доброго и понимающего друга. Она наконец-то нашла его. Из комнаты слышались странные звуки, похожие на чавканье. Котоха смогла различить знакомую фигуру по очертаниям плаща и шляпы. Она подходила ближе, ближе, все больше чувствуя нарастающее волнение. Вокруг так много красного. Боже, неужели он поранился?! Тогда ей нужно поспешить и… Лучше бы она этого не делала. Девушка подобралась к порогу и заглянула вперед, через плечо блондина. Это была не его кровь. Доума медленно повернулся. Кажется, он был раздражен, но лишь на пару мгновений, пока не осознал, что сзади него, приложив руки ко рту, стояла именно его милая, глупенькая Котоха. Сразу же после этого "милостивый основатель" вновь вернул на перепачканное алым лицо доброжелательную улыбку. — Постой, дорогая, я все объясню!.. Несмотря на то, что все сознание девицы занимали только виды изувеченных трупов, которых с аппетитом пожирал сейчас никто иной, как сам Доума-сама, Хашибира все же смогла прийти в себя и побежала со всех ног обратно. Она думала даже не о том, чтобы прокричать во всеуслышание о настоящей личности радужноглазого, а о том, как бы защитить ее ребеночка. Иноске спокойно спал в их с Котохой комнате, но им нельзя там оставаться. Сейчас Доума пойдет их искать. Не обращая внимание на удивленные взгляды рабочих и прихожан, Котоха залетела в свои покои, схватила сына и… остановилась. Куда же ей бежать? Храм окружает темный опасный лес, и если в тот день ее спасло чудо, и они с Иноске не потерялись там (хотя, можно ли назвать это чудом?), то теперь им может не повезти. Похоже, это был первый шаг к тому, чтобы стать, все же, немного взрослее. Котоха опустилась на колени, прижимая своего ребенка к груди, и заплакала, понимая, что у нее совсем нет выхода, она обречена и не сможет защитить ни себя, ни Иноске, а уж тем более их обоих. Почему Бог так жесток? Котоха думала, что попала в настоящий Рай, но, как оказалось, небесные силы лишь посмеялись над ней, над ее доверчивостью и легкомысленностью. Может, она сможет хотя бы как-то спрятать мальчика? Нет, он уже просыпается, и его плач трудно будет не услышать. В этот момент в комнате появилась новая персона.

***

Котоха рыдала навзрыд, но все же Доуме удалось каким-то образом внушить ей, что она и ее сынок в безопасности. Сначала девушка боялась, жалась в угол, не давая приблизиться к ней и на метр, но постепенно, слушая убаюкивающие бдительность речи демона, она оттаяла и затихла. Тогда блондин сумел подойти к ней и легонько обнял за плечи. Он не отрицал возможности того, что однажды Котоха узнает об его маленьком секрете, но не хотел, чтобы это случилось так быстро. Увы, глупость девушки заставила ее теперь плакать, и Доума одновременно и злился, и жалел ее. Как же все-таки жалка ее жизнь. Но ведь он дал обещание, и в первую очередь себе, что отныне Котоха не будет знать ни забот, ни печалей. Пожалуй, в первый раз в жизни она не сглупила — не попыталась сбежать. А ведь Доуме и впрямь сначала показалось, что обезумевшая от страха девчонка бросится наутек. Бросит его, забыв о всех тех доброте и великодушии, которые он проявил к ней и к ее детенышу. За это, конечно, стоит ее похвалить. Однако она все же прервала его завтрак и заставила его — ну, совсем чуть-чуть, но все же, — беспокоиться, так что от наказания ей тоже не отделаться. Что ж, однако она все такая же дуреха, раз так легко повелась на его слова. С тех пор они продолжали жить так, будто ничего и не произошло, но Доума видел, что Котоха теперь постоянно находится в каком-то напряжении. Старается садиться подальше от него. Перестала плести венки. Вместо этого она стала чаще держать Иноске на руках и, если вдруг взгляд демона попадал на них, она отворачивалась и закрывала малыша собой. Сначала блондин усмехался, но со временем это стало ему порядком надоедать. Да что с этой неразумной пташкой? Неужели он хоть как-то навредил ей? Ничего такого вовсе не было. Но теперь, похоже, стоит всерьез заняться воспитанием полудикого зверька.

***

Котоха дрожала, каждый раз слыша шумы за дверью. Любой из них может оказаться шагами Доумы. И тогда ей придется вновь столкнуться с изощренной пыткой, которую он считал "воспитанием". Иноске лежал в углу на каких-то тряпках, которые она здесь нашла. Девушка боялась даже вдохнуть. Она каждый раз прячется, но Доума каждый раз ее находит. Это уже словно их своеобразная традиция. И, кажется, что это стало настоящим порочным кругом. Возможно, перетерпи она парочку раз, и демон перестал бы это делать. Но Котоха упряма, и вот она уже в сотый раз прячется и молится, зная, что это никак ее не спасет. Младенец вдруг зашевелился. Издал пару всхлипов. — Нет-нет-нет, пожалуйста, радость моя, — умоляюще приговаривала Котоха, подползая к нему и пытаясь предотвратить начинающуюся детскую истерику. Может, мамин голос его успокоит. Это не сработало, и малыш начал плакать так громко, что у измученной юной матери заложило уши. Она любила своего сына больше себя самой, больше кого-либо на этом свете, но сейчас она с ужасом и стыдом поймала себя на мысли, что ей хочется, чтобы его просто не было. Для его же блага. Ведь Котоха начала взрослеть, она поняла, что Доума недолюбливает ее мальчика. Все недовольные взгляды радужноглазого доставались именно ему, невинному Иноске. Демон просто терпит его до поры до времени. А когда это самое терпение кончится? Что случится тогда? Он убьет его или съест, зная, что даже в этом случае Котоха никуда от него не денется? О нет, это ужасные мысли! Но Иноске все же правда подвел ее в этот раз, потому что дверные петли скрипнули, а лампы зажглись, и сзади послышалось пугающе-нежное: — Туки-туки… Котоха обернулась, но Доума, как и всегда, не пылал от ярости — в этом было его отличие от ее мужа. Он был весел и улыбчив, и если бы она не знала так хорошо, что он собирается делать дальше, то подумала бы, что он хочет как-то приласкать ее. Но разве можно назвать садизм лаской? — Усыпи ребенка. Мы же не хотим, чтобы нас отвлекали? Вот и еще одно доказательство того, что Иноске здесь всего лишь ненужное дополнение к полюбившейся демону Котохе. Мужчина никогда не называл его по имени. Лишь в нейтрально-безразличном ключе: "ребенок", "мальчик". Котоха послушно принялась качать младенца, тихо напевая ему колыбельную. Она может немного потянуть время. Вот теперь ей было просто необходимо, что Иноске капризничал подольше. Может, демон даже сжалится над ней. Но нет, он сидел и терпеливо ждал, а сам мальчик довольно быстро заснул. По щеке Хашибиры потекла слеза. Ей никогда не везет. — Отлично. Ты замечательная мать, Котоха. Это был намек на то, что пора заканчивать оттягивать заветный момент. Девушка не смела противиться. Снова уложив Иноске на кипу тряпок, она повернулась к Доуме и опустила голову. На несколько секунд повисло молчание. — С момента нашего знакомства ты стала намного красивее. Неужели? Сегодня он в настроении осыпать ее комплиментами? Раньше Котоха по-детски радовалась подобным высказываниям, ей нравилось, когда ее хвалили. Но сейчас это было показателем того, что ей лишь причинят боль немного меньшую, чем обычно. Доума подобрался еще ближе. Сегодня в его глазах отражалось нечто особенное, чего Котоха раньше не видела. Хоть бы это было хорошим знаком, хоть бы он отпустил ее… Но демон лишь подцепил кончиками пальцев ворот юкаты и оголил девушкино предплечье. После он слегка поводил по нему пальцем и оставил там легкий поцелуй. Даже этот, казалось бы, нежный жест не внушал никакой надежды, скорее наоборот — заставил ее угасать все стремительнее. Поцелуем он обычно обозначал место, куда придется укус. — Ну что ж, не будем медлить. Котоха глубоко вздохнула, а потом со всей силы сжала зубы. Острые клыки Доумы впились в ее нежную кожу, еще чуть-чуть, и они бы достигли ее костей. Кровь полилась рекой, и блондин начал жадно глотать ее. Когда Доума пришел к ней с этой идеей в первый раз, она ничего не подозревала, а потому во время их ежевечернего ритуала закричала так, что в комнату прибежали слуги. Радужноглазому пришлось делать вид, будто он обрабатывал ее непонятно откуда взявшуюся рану, и все, конечно же, охотно ему поверили. После этого он крепко закрыл ее рот своей рукой, продолжив свой урок. Теперь же Котоха уже немного привыкла. Но Доума все равно кусал ее слишком больно. Каждый раз ей казалось, что он вот-вот откусит ей руку. У девушки была сладкая, пряная кровь. Каждый раз демон буквально не мог оторваться. И это сказывалось позже на самой Хашибире. Она стала бледнее, похудела, постоянно чувствовала слабость. Но Доума уверял ее и себя, что он выпивает совсем немного, буквально "пару капелек" ее багряной амброзии. В этот раз он все же остановился довольно быстро. Примерно через две минуты после начала своего кровавого торжества. Обычно это занимало около пяти минут. Блондин достал из кармана бинты и бережно перевязал ими все еще кровоточащую рану. Котоха выдохнула. На сегодня все. Она выдержала это. Теперь она может быть свободна. Внезапно Доума схватил ее и крепко прижал к себе. Котоха чувствовала, как бьется его сердце, и билось оно очень быстро. — Я так счастлив, что ты со мной. Никто не посмеет тронуть тебя, моя милая. Никто, кроме него самого. — Если бы ты бросила меня тогда… Я бы, наверное, умер от горя. Или достал бы ее из-под земли и убил бы собственноручно. Чтобы она не досталась больше никому. — Пожалуйста, побудь завтра рядом. Мы так давно не плели венки… А, и Иноске тоже не забудь. А вот это уже что-то новенькое. — Я не хочу причинять тебе боль. Но ты так расстраиваешь меня. Поверь мне, я не монстр. Я монстр, лишь пока ты хочешь в это верить. Мне хочется видеть тебя счастливой. Но ты такая непослушная, Котоха. Да, верно, она стала непослушной. Но лишь потому, что и Доума изменился. — Давай вернем все назад. Я ведь забочусь о тебе, потому и наказываю. Если ты, наконец, усвоила урок, то больше не будет никакой боли. Ты веришь мне? Котоха молчала. Демон взял ее за подбородок и посмотрел в зеленые глаза, которые разучились улыбаться. — Ну что с тобой делать? Где моя милая, всегда радостная Котоха? Должно быть, ты привыкла к моим урокам. Они делают тебя счастливой? Девушка совершила роковую ошибку — на ее лице мелькнула нервная улыбка. И Доума заметил это. — Ох, неужели я прав? А я-то думал, что ты боишься меня, оттого-то каждый раз и прячешься. Но, видимо, ты просто так играешь. Как мило! В таком случае я рад за тебя, дорогуша. Мы смогли прийти к взаимопониманию, не так ли? Значит, продолжим наше обучение завтра… Он улыбнулся, оставив на щеке Хашибиры еще один поцелуй, затем поднялся и ушел, оставив ее одну. Котоха долго смотрела ему вслед, не смея встать и пойти за ним. Она все еще в ловушке. Ей не хватает сил, чтобы выбраться из этого проклятого храма, но она достаточно сильна, чтобы находиться тут и продолжать улыбаться, пусть и сквозь муки. Как бы ей хотелось, чтобы Иноске однажды смог уйти отсюда и жить нормально, вдали от опасного змеиного гнезда. Но вот сама Котоха уже не покинет это место. Даже если у нее будет тысяча возможностей сделать это. Она — гибискус. Жалкий цветок, который внезапно рождается и внезапно умирает. Так зачем пытаться что-то изменить в своей жизни, если все пути все равно приведут к одному и тому же концу? Может, завтра ей уже не прятаться?..